не допускались в юнкерские училища, не назначались на должность армейских фармацевтов. Евреи-новобранцы не получали назначения во флот, в интендантство, в писарские классы, в карантинную и пограничную службу. Нижних чинов из евреев не назначали на должности канцелярских писарей и санитаров Красного Креста.
Наряду с этим, с 1870-х годов начались мероприятия, имевшие целью борьбу с предполагаемым массовым уклонением евреев от воинской повинности. Высочайше утвержденным в 1876 г. мнением Государственного Совета «О мерах к ограждению правильного исполнения евреями воинской повинности» для евреев в этой области была введена «круговая порука»: не явившиеся к призыву и даже неспособные к службе новобранцы-евреи должны были заменяться евреями же, хотя бы — в случае недобора — из числа пользующихся льготами по семейному положению. В 1886 году воскресили еще один давно схороненный принцип — ответственность семьи за каждого провинившегося члена. По закону 12 апреля 1886 г., семейство еврея, уклонившегося от воинской повинности, подвергалось денежному взысканию в 300 руб. Разъяснению «истинного смысла» и детальным толкованиям этой статьи закона посвящено множество решений департаментов и общих собраний Сената.
III
В первые дни мировой войны, в июле и августе 1914 года, русское еврейство, вместе со всем населением России, переживало патриотический подъем. Естественно, что в это время легко рождались слухи о будто бы предстоящей отмене существующих правоограничений. Но, как я помню, уже тогда передавали изречение одного скептика: «да, те евреи, которые будут убиты на войне, получат все права...»
Эта злая шутка оказалась до некоторой степени пророческой. В годы войны русские евреи действительно получили некоторые права — но какой ценой! После того как сотни тысяч евреев были варварским образом выселены из прифронтовой полосы во внутренние губернии и их было физически невозможно водворять обратно в черту оседлости, евреям разрешили жить вне пределов черты. Уволенные из армии вследствие ран и болезней евреи-солдаты принимались в учебные заведения вне процентной нормы. Но еще в начале 1917 года столько раз обещанный «общий пересмотр законодательства о евреях» казался таким же далеким и нереальным, как и раньше.
В первые месяцы войны, пока дела на фронте шли сравнительно хорошо, правительственные органы следовали в еврейском вопросе принципу «Business as usual». В это время я заведовал отделом юридической помощи в Обществе защиты женщин и, помнится, почти каждый день составлял для жен призванных запасных, терявших с уходом мужей право жительства в Киеве, прошения на имя «Его Высокопревосходительства Господина Киевского Генерал-губернатора» о том, чтобы полиция их не выселяла. Из выпуска журнала «Рассвет» от 5 января 1915 г. читатели могли узнать, что «по распоряжению Петроградского градоначальника были произведены облавы в некоторых районах столицы с целью удаления беспаспортных евреев... Обнаружено 18 лиц... Все эти лица за самовольное прибытие в столицу подвергнуты аресту на один месяц». В номере того же журнала от 8 февраля сообщалось, что меблированные комнаты Петровой на Екатерининском проспекте закрыты за допущение евреев, не имеющих права проживания. А в марте корреспондент из Киева сообщал, что «губернское правление отклонило ходатайство евреев-беженцев из Царства Польского о разрешении проживать» в этом городе...
Положение приняло трагический оборот, когда боевые неудачи заставили перенести военные действия на русскую территорию — в густо заселенные евреями губернии Западного края. В армии началась истерическая шпиономания и все еврейское население прифронтовой полосы было заподозрено в предательстве. В армейских кругах стали распространяться самые нелепые сказки и небылицы о евреях-шпионах и немецких агентах, и высшее военное командование, — которое либо также поверило в них, либо делало вид, что верит, — реагировало на этот бред массовым преследованием всего находившегося под его неограниченной властью еврейского населения края.
* * *
В апреле 1915 года мне пришлось побывать в оккупированной русскими войсками Галиции. Я ездил туда по поручению одной еврейской общественной организации и в Львове, Ярославе, Ржешове и Перемышле имел совещания с местными раввинами и общественными деятелями о помощи пострадавшему от военных действий еврейскому населению. По существовавшей тогда официальной версии, Галиция была не завоевана, а «освобождена» русскими войсками и ее предполагалось воссоединить с Российской Империей, как временно утраченную часть. В соответствии с этим полагалось считать, что местное население приветствует приход русских, как освободителей от австрийского ига. Исключение делалось только для местных евреев. В приказе, расклеенном в январе 1915 г. на улицах гор. Львова, говорилось о «явно враждебном отношении евреев Польши, Галиции и Буковины» и объявлялось, что в каждом населенном пункте будут взяты евреи-заложники, отвечающие жизнью за враждебные акты, совершенные их соплеменниками.
Вскоре после моего отъезда из Галиции началось наступление армии немецкого генерала Макензена и спешная эвакуация русских войск и администрации из всей оккупированной австрийской территории. При этом, по каким то непонятным соображениям, все еврейское население галицийских городов подверглось спешной эвакуации на Восток. В июне 1915 года мы видели проходившие по улицам Киева толпы галицийских евреев, которых, как арестантов, вели под воинской охраной по мостовой. А при посещении бараков, где их разместили перед отправкой в Сибирь, я, к ужасу своему, встретил некоторых из моих знакомых, с которыми я еще недавно вел беседы в их уютных квартирах в Львове и других городах...
Приказ о взятии евреев-заложников был вскоре после Львова развешен и в польской крепости Новогеоргиевск, а при последовавшем затем отступлении русской армии из Царства Польского начались массовые выселения евреев, по приказу командиров разных рангов, вплоть до героя галицийской кампании ген. Рузского. Евреев выселили из Жирардова, Вискидок, Прушкова, из всей Плоцкой губернии и т. д. Наконец, в апреле 1915 года, по приказу самого Верховного Главнокомандующего, были выселены 40000 евреев из Курляндской губернии и в мае 120000 евреев из Ковенской губернии.
Как реагировали гражданские власти на эти, неслыханные по тем временам, меры военного командования? Местные власти были парализованы, так как военное начальство имело неограниченные полномочия на всей обширной территории «театра военных действий». Но бессильно было и центральное правительство в Петербурге. Сохранился документ, дающий красочное описание реакции, вызванной мерами Главного командования у членов тогдашнего Совета министров. Помощник управляющего делами Совета А. Н. Яхонтов вывез за границу протоколы заседаний Совета министров за июль и август 1915 г., в которых он с почти стенографической полнотой записал происходившие в этих заседаниях прения. Из этих протоколов, напечатанных в Берлине в «Архиве русской революции», мы можем узнать много поучительного.
Главным вдохновителем гонений был начальник штаба Верховного Главнокомандующего ген. Янушкевич. В официальной бумаге он сообщил Совету министров, что считает все меры, принятые в отношении евреев, еще
