– Тогда зачем об этом так часто напоминать? – хватил сплеча Колл.
Отец Ярви поднял глаза. Озадачен. Даже немного задет. Достаточно, чтоб Колла застигло знакомое чувство вины.
– Потому, что я дал Сафрит обещание. Вырастить тебя настоящим мужчиной. Сделать человеком, которым она бы гордилась.
Того, кто творит добро. Того, кто пребывает в свете. Колл повесил нос.
– Я все думаю о поступках, которые мог совершить иначе. Думаю о… предложении, сделанном матерью Адуин.
Зрачки Ярви расширились.
– Отвечай! Неужели ты рассказал о нем моей матери?
– Никому я не рассказал. Только… если б мы ей сказали, может, она сумела бы найти способ помириться…
Плечи отца Ярви заметно поникли.
– Слишком высока цена, – тихо пророкотал он. – Ведь ты это знаешь.
– Знаю.
– Нельзя идти на риск надломить наш альянс. Превыше всего – единство. Это ты тоже знаешь.
– Знаю.
– В речах праматери Вексен правда и не валялась. Ты знаешь и это.
– Знаю, но…
– Но, может, Бранд остался бы жив. – Внезапно отец Ярви постарел на много-много лет. Старый, больной, согбенный непосильным бременем вины. – Ты считаешь, ко мне не приходит изо дня в день тысяча подобных мыслей? Долг служителя во всем сомневаться, но всегда выражать уверенность. Нельзя допустить, чтобы тебя парализовало бездействие от того, что что-то может случиться. Тем паче от того, что могло случиться когда-то.
Он свел усохшую кисть в кулак, будто собрался себя стукнуть.
– Ты обязан старательно выбирать наибольшее благо. Ты обязан на совесть искать наименьшее зло. А после обязан отряхнуться от сожалений и дальше смотреть только вперед.
– Я понимаю. – Колл понимал, что проиграл. Понял это заранее, не успев начать разговор. Ведь в конечном счете на проигрыш он и надеялся.
– Я еду, – сказал он.
Ей не надо было ничего говорить, что ж – тем лучше. Сомнительно, что ему достало бы смелости.
Рин посмотрела на него – и больше ничего не потребовалось. Сведя скулы, она вновь принялась за работу.
– Ясно, ты сделал свой выбор.
– Будь моя воля, никакого выбора б не было, – как жалкий воришка пролепетал он.
– Но он был – и ты выбрал.
Лучше бы она ударилась в слезы, или в бешенстве набросилась на него, или умоляла бы передумать. Он разработал трусливенький планчик, как вывернуть нападки против нее самой. Но холодному равнодушию возражать было нечем.
Слюнявое:
– Мне так жаль, – стало верхом бессилия, на какое он только способен. Интересно, а этим достижением гордилась бы мать? Впрочем, какая разница?
– Не жалей. И так мы убили друг на друга уйму времени. Мне, кроме себя, винить некого. Бранд предупреждал, что так выйдет. Он вечно долбил, мол, ты под завязку набит собственными устремлениями, так что надеждам других просто некуда поместиться.
Боженьки, вот это удар, как кулаком по яйцам. Он открыл рот, дабы ляпнуть, мол, нечестно, но против приговора умершего чем оправдаться? Особенно когда сам сбился с ног, доказывая его правоту.
– А я – нет, что ты! Я же своим умом живу! – цыкнула Рин сквозь сжатые зубы. – Пожалуй, последним посмеялся Бранд, да?
Колл, шаркнув, придвинулся к ней. Пускай он не мог дать ей то, что она хотела, не мог дать то, в чем она нуждалась, но хотя бы мог избавить ее от опасности. Хоть этим с ней расплатиться. Расплатиться с Брандом.
– Яркий Йиллинг будет здесь через несколько дней, – бормотнул он. – А с ним – тысячи воинов Верховного короля.
Рин фыркнула:
– Твой постоянный треп об очевидном помогает тебе казаться проницательным? Мне, надо сказать, он давно приелся.
– Ты должна вернуться в Торлбю.
– Для чего? Мой брат погиб, от дома – обгорелая скорлупа.
– Здесь опасно…
– Если мы проиграем здесь, как думаешь, в Торлбю окажется безопасно? Я скорее останусь тут и буду делать все, что смогу. Так поступил бы Бранд. Именно так он и поступал. – О, боги, храбрости у нее не отнять. В отличие от него. И это в ней он тоже любил.
Того не ведая, он потянулся к ее плечу:
– Рин…
Она отбросила его руку, сжала кулак, будто собиралась ударить. Само собой, за дело. Однако не в том она настроении, чтоб облегчать ему расставание. Не скрывая брезгливость, девушка отвернулась:
– Уйди. Ты свой выбор сделал, брат Колл. Успехов тебе – живи дальше.
Что оставалось на это ответить? Не было нужды переживать, что Рин расплачется. Это он всмаркивал слезы, улизнув из подвальной мастерской. Ни разу в жизни он не был столь далек от того настоящего мужчины, которым стремился стать.
На эльфийский причал Мыса Бейла падали редкие капли. Дождь волочил по миру завесу хмури, как раз под стать Коллову настрою. Плевки с небес, как шарики росы, собирались на плечах меховой накидки стоящего на рулевой надстройке Ральфа, клеили волосы к твердоскулым лицам загружающих трюм гребцов. Был бы с ними Фрор или Доздувой… но команду, с которой Колл ходил по широкой Священной, развеяло по свету. Этих же соратников он, почитай, и не знал.
– Что за мордашка как на поминках, голубок? – не преминула расспросить Скифр. Длинный палец ужом выполз из рукава и основательно ковырнул в носу. – Ты ж в одно время все приставал, чтоб я показала тебе колдовство!
– Верно, а вы тогда сказали мне, что я молод и безрассуден, что, когда сильно рискуешь, платишь страшную цену и чтоб я молился сразу всем богам, каких знаю, чтобы не увидеть колдовства.
– Хе. – Она сдвинула брови на результат обследования ноздрей, потом щелбаном отправила его туда, где суда Горма, суда Атиля и захваченные суда Йиллинга Яркого покачивались на приливной волне. – Это я переборщила со строгостью. Но ты-то молился?
– Видимо, недостаточно искренне. – Он покосился на старуху. – Вы говорили, что колдовством можете причинить много вреда и гораздо меньше пользы.
– Идет война. Я здесь, чтобы причинять вред.
– Не слишком обнадеживающе звучит.
– Ага.
– Где вы научились колдовать?
– Не отвечу.
– Не ответите или не хотите отвечать?
– Не хочу и не отвечу.
Колл вздохнул. С каждым ее ответом его знания лишь уменьшались.
– Вы и впрямь в сохранности доставите нас в Строком?
– Доставлю в Строком? Конечно. В сохранности? – Она пожала плечами.
– Тоже не слишком обнадеживающе.
– Ага.
– А мы найдем там оружие?
– Столько, что самой Матери Войне девать некуда.
– А если мы найдем, куда его деть… второго Сокрушения Божия не сотворится?
– Если при этом сломаем хребет праматери Вексен, то пусть творится что угодно.
– А вот это совсем уж не обнадеживает.
Скифр уставилась в седое море.
– Если, по-твоему, я здесь, чтобы тебя обнадежить, то ты явно не прав.
– Почему хоть раз – и то не по-людски? – Отец Ярви супился на длинный скат пористого эльфьего камня, что вел в крепостной двор. По нему приближалась тонкая человечья фигура. Высокая, обритая человечья фигура, руки в наколках, унизаны эльфийскими запястьями. – Мать Скейр, вот так нежданность! Вы ж не хотели участвовать в этом безумии?
Служительница Ванстерланда отвернулась и харкнула.
– Я бы хотела, чтобы в этом безумии никто не участвовал, но мой король избрал свою стезю. Моя задача – следить, чтобы он двигался по ней к победе. Поэтому я еду с вами.
– Ваше общество – сплошное удовольствие. – Ярви подошел к ней. – Пока вы рады мне помогать. Встанете у меня на пути – пожалеете.
– Стало быть, мы друг друга поняли, – проговорила мать Скейр, закусывая губу.
– Всегда понимали, чего уж.
Колл потихоньку вздохнул. На чем еще века стоять союзу, коль не на обоюдных подозрениях и ненависти?
– Давай, по веслам! – раздался зов Ральфа. – Я тут со временем не молодею!
29. По примеру Гудрун
Позднее лето, прекрасное утро. По воле Матери Солнца капли ночного дождя заиграли в траве, как драгоценные опалы.
– Это наш самый слабый участок, – произнес Рэйт.
Ясно даже не великому воителю. Северо-восточный угол крепости был как ножом великана снят во время Сокрушения Божия, и короли далеких дней, чтобы заткнуть брешь, выстроили башню. Худо сложена была она и покинута, крыша провалилась, птицы кишмя усиживали загаженные пометом балки. Людская примыкавшая к ней стена накренилась наружу, вперед выдавались обшарпанные бастионы.
– Башня Гудрун, – прошелестела Скара.
– Как она получила это имя? – заинтересовалась мать Ауд.
Скару донимало до отвращения, когда мать Кире наставляла ее в этом предании, но теперь оказалось, что, как и большинство уроков служительницы, она хорошо его помнила.
– Гудрун была внучкой короля Тровенланда.
– Незавидное начало, – с хрипотцой заметила мать Ауд. По утрам служительница бывала сварливой. – Однако есть сказки, где потом дело оборачивалось на лад.
