– Она вам тут передала, сказала, вы мясом питались. И вот, зерна немного.
– Спасибо, – с благодарностью сказала Аяна. – Спасибо вам большое.
Они с Верделлом сняли свои сумки и заплечные мешки с телеги и поставили на землю. Санеш развернул лошадь и вскоре скрылся за холмами.
5. Ташта
Деревня эта была чуть побольше. Из ближайших дворов лаяли собаки, а ещё на них сразу сбежалась поглазеть ребятня, и Аяна улыбалась чумазым малышам.
– Пойдём искать лошадей, – предложил Верделл.
– Они, наверное, на выпасе, – прикинула Аяна. – Давай найдём кого-то взрослого.
Пожилой, но крепкий мужчина, которого они нашли в одном из дворов, нахмурил брови.
– Откуда вы, говорите?
– С востока. Мы хотим купить лошадей, – сказал Верделл. Нам нужны две лошади, выносливые и спокойные.
Мужчина внимательно и недоверчиво оглядел их с головы до ног.
– А деньги-то у вас есть?
– Да.
– Пошли. Нам вот за тот холм. Мешки можете оставить здесь.
Он вывел их к табуну.
– Вот та рыжая и тот сивый мерин. Их могу продать. Спокойные.
– Хорошо, – сказал Верделл. – и упряжь. Сколько?
– Подожди, – сказала Аяна, прищуривая глаза и вглядываясь. – А вон тот продаётся? Гнедой, во-он там.
– Он необъезженный.
Аяна смотрела на молоденького ладного гнедого конька, который пасся в отдалении, и ей казалось, что он чем-то похож на её Пачу. Внешне он, конечно, совершенно не походил на её серого гиганта, но что-то в его повадке было такое, что зацепило её взгляд.
– Необъезженный? А сколько ему? – с изумлением спросила она.
– Три. Я думаю пустить его на мясо. Вообще не подпускает к себе. Хоть на что-то сгодится, – скривился мужчина. – Пока рука не поднялась, но надо. Никакого толку, только зерно перевожу. Надо было мериновать, но, боюсь, убьёт.
– А можно посмотреть?
Верделл нахмурил брови.
– Кирья, не надо. Это плохая лошадь, как ты поедешь на нём? Давай возьмём мерина.
– Я хочу его.
– Кирья, не надо.
– Верделл, Ты слышал? Его хотят пустить на мясо.
– Ладно. Ладно! Уважаемый, если мы купим у вас мерина и кобылу, сколько вы с нас возьмёте за него?
– По две серебряных за тех двух и этого берите даром.
Верделл удивленно распахнул глаза.
– Берём, – сказал он. – Кирья, я не знаю, зачем он тебе, но раз его дают даром, то давай возьмём. Тут очень, очень дёшево. Я таких цен ещё не видел!
Мужчина ухмыльнулся.
– Ладно, я за верёвкой.
Он вернулся с двумя уздечками и верёвкой, вывел Верделлу двух лошадей и отправился за жеребчиком. Аяна ожидала, что тот шарахнется от человека, но гнедой прижал уши, присел на задние ноги и прыгнул, чтобы укусить его.
Аяна ахнула. Мужчина сжал руку в кулак и стукнул жеребчика по морде, потом взял за верёвку на шее и потащил к Верделлу, уворачиваясь от его зубов.
– На. Сам возись с этой скотиной. Сёдла в конюшне, за них ещё половина серебряного.
– Двадцать. Двадцать меди, – твёрдо сказал Верделл.
– Двадцать четыре, – сказал мужчина.
– Ладно. Двадцать три и по рукам.
Мужчина крякнул, мотнув головой, плюнул на ладонь и протянул Верделлу. Тот сделал то же самое, они пожал руки, и мужчина удалился.
– Это и называется торговаться, – сказал Верделл на удивлённый взгляд Аяны.
– Я знаю. У нас ведь тоже договариваются при мене. Но зачем ты плюнул на руку?
– А у вас так не делают? Мне кажется, так делают везде. Во всех портах, куда мы заходили, сделка подтверждается так.
– Арем Дэн говорит, что руки должны быть чистые. Невидимая грязь, которая может попасть внутрь тела... Помнишь, потная лихорадка? Она разносится чиханием. Лучше помой руки, Верделл. Я видела колодец во дворе. Не хватало нам ещё какой-нибудь напасти.
– Да у нас и так тут напасть, – пробормотал Верделл, глядя на жеребчика, который беспокойно ходил на другом конце верёвки, натягивая её всё больше. – Я уже жалею, что пошёл на поводу у своей жадности.
– Ты видел, как он бьёт его? Лошадь бить нельзя. Он же совсем молодой, и он просто напуган. Я думаю, что он умный.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Ты знаешь толк в лошадях?
– Не особо, – пожала плечами Аяна.– Просто так кажется.
– Эх, кирья, – сказал Верделл, покачал головой и увёл лошадей во двор.
– Милый мой, хороший, – сказала Аяна, медленно подходя к жеребчику. – Я не обижу тебя. Стой спокойно. Как же тебя зовут?
Он стоял напряжённо и всматривался в неё, но страха в глазах не было. В них был какой-то вызов. Аяна протянула ему руку ладонью кверху, но он не потянулся обнюхать её, а сделал спокойный шаг в сторону. Он был не очень высокий, но крепкий и ладный, а шкура блестела. Аяна залюбовалась на цвет его шерсти.
– Ты как орешек колючий, – сказала она, вспоминая цвет глаз Конды. – Как ташта. Теперь ты Ташта. Пойдём, мой хороший.
Аяна легонько за верёвку, ожидая, что он снова отойдёт или вообще шарахнется, но он спокойно пошёл за ней.
6. Слишком долго
Верделл отдал деньги мужчине, и тот помог оседлать лошадей. Сёдла были не самые новые, и Аяна удивилась столь странной цене.
- Верделл, почему седло стоит как четверть коня? - спросила она, осматривая покупку. - Они не выглядят как то, что стоит четверть коня!
– Видимо, тут работа кожевенника ценится больше, – сказал Верделл, отряхивая руки, которые сунул в бочку с водой у стены. – Как у вас – стекло. Кирья, я отдал всё серебро и медь, что у меня были. Осталось только золото и четыре гроша. Нам нужно будет разменять золотой в городе. Уважаемый, – окликнул он мужчину. – Сколько ехать до города?
– До большого торга? В Хасэ-Даг? Ну вы и замахнулись. Так-то дней десять, ежели не мешкать, но с этой скотиной – не знаю. Хорошо если за две недели доедете.
Аяна никогда ещё не ездила в седле, и ей было непривычно управлять поводьями.
– Ты слишком слабо тянешь, – сказал Верделл, когда они выезжали из деревни, и за ними на верёвке трусил Ташта. – Он не чувствует поводьев. У него рот жёсткий.
Аяна натянула крепче, и мерин послушался.
– Это жестоко, – жалобно сморщилась она. – Я рву ему рот. У наших уздечек нет этой железной штуки.
– Я не видел ещё ни разу, чтоб на лошадях ездили так, как у вас в долине. У вас как будто никуда не торопятся.
Это было правдой. У них никуда не торопились. Да и некуда было торопиться. Она вспомнила, как мерно Пачу шагал по дороге между полей с тыквами и подсолнухами, пока они ехали на общие работы, и грустно вздохнула.
По дороге им попались две большие деревни и несколько маленьких. Верделл опять рубил дрова за еду, а Аяна помогла с сенокосом, когда их пустили ночевать на сеновал.
– Зачем ты это делаешь? – спросил Верделл, когда она опять водила жеребчика кругами на одном из привалов, потом пыталась касаться его ног и спины, и так раз за разом. – Он всё равно необучаемый.
– Не знаю. Мне кажется, он очень умный. Он уже совсем не боится меня. Вчера он обнюхал мои волосы, а я гладила его шею.
– Да он и не боялся, кирья. Это я его боюсь. Ты видела, как он прыгал на того мужчину?
Аяна улыбалась ему и продолжала водить Ташту на верёвке вокруг себя, гладить его, чесать, похлопывать по шее и бокам. Уже через пару дней она положила ему на спину попону, и он не скинул её. Ещё через день она нагрузила на него их заплечные мешки и одеяла, и они пошли быстрее.
– Ну надо же, пригодился, – сказал Верделл. – А может, и будет от него какой-то толк.
Когда они добрались до большого торга, Аяна чувствовала себя полностью разбитой. Каждая косточка её тела ныла, и она отдала бы многое за то, чтобы посидеть дома в тёплой купальне, но дом был ещё дальше, чем раньше. Она считала дни, и выходило, что только к середине июля они дойдут до края степи – если, конечно, сведения Санеша были верными.
Она помнила карту Конды. Но он сам сказал, что доверять ей полностью можно только в части побережий. По карте выходило, что после двух месяцев в степи им предстоит ещё примерно столько же идти по Фадо.
