– Вот ведь болван! – неожиданно рявкнула Ванька. – Госпожа, он же ничего не понял!
Саша Кириллов открыл глаза.
– А что это было? – спросил он, кое-как поднимаясь и оправляя мундир дрожащими руками.
Изольда со стуком уронила голову Автандила на зелёное сукно и подобрала с пола окровавленный клинок.
– Это был нечистый, лейтенант, – сказала она сухо.
Опохмелидзе рванул рубашку, галстук, майку, обнажил волосатую грудь – и посерел лицом в тон костюму.
Глава пятая
– Какой-такой нечистый? И в мыслях не было, мамой клянусь…
Просто сидел ночью дома. Просто не спалось. Просто вдруг отчётливо понял, что денег много, жизнь проходит, и в пятьдесят пять пора брать любимую женщину в охапку, чтобы везти в Ниццу. Ну, или в Майями… не всё ли равно, куда? Главное, что любимую, и непременно в охапку… Потом уже будет поздно. Только вот женщина ведёт себя непредсказуемо, капризно, неправильно…
И тут невесть откуда взялся пиджак. Влетел в раскрытое по случаю летней жары окно и приветливо помахал рукавом. При этом сигнализация не завыла и охрана не проснулась. «Э-э, ты откуда?» – еле выговорил Опохмелидзе. «От Версаче», – сообщил пиджак. Сев рядом с обалдевшим Автандилом и оправив лацканы, он завёл беседу на интимные темы. Конечно, в полночь такие беседы непривычны, однако Перепетуев – город хоть и маленький, но сложный. Тут много чего происходит.
Итак, Изольда… «Трудный случай», – авторитетно говорил пиджак. – Сама не придёт, и не жди. Но если сумеешь заманить к себе… встанешь на колени… пообещаешь весь мир в подарок… Словом, шанс есть. Всё решим. Но – не бесплатно.
Автандил не торговался. Пустить заведение в распыл? Да запросто. Заведений у него много, а Изольды ни одной. Это неправильно.
Вместе с пиджаком они составили сценарий. Смысл заключался в том, чтобы предстать жертвой паранормальной ситуации и обратиться к Изольде как должностному лицу. Под этим соусом, наконец, завлечь в свой дом. Потом – колени, цветы, мир в придачу, билет в Ниццу, и вообще… «Изольда будет наша», – веско сказал пиджак, вылетая в окно с первым криком петухов.
План был реализован до запятой. Пиджак исправно порхал в казино, делал беспроигрышные ставки и распугивал клиентуру. Опохмелидзе притворялся, что его это страшит.
И когда по всему городу поползли тёмные слухи, что в казино Автандила творится неладное, пиджак сказал: пора. Вперёд, напарник! Иди к Изольде, официально требуй оккультно-силовой защиты, и как только Малюткина переступит порог заведения, штурмуй эту неприступную крепость. Автандил был, словно в тумане. Он устремился на штурм…
А дальше пошло не сценарию. Во-первых, вместо понимания получил от любимой женщины по морде. Во-вторых, его чуть не убил ещё с утра совершенно дружелюбный пиджак. Почему? Что он, Опохмелидзе, не так сделал? И откуда в старом добром Перепетуеве взялся нечистый? Хотя кто бы ещё сумел сотворить эдакое… Матерого Автандила обвели вокруг пальца, как пацана. Заведение разорено, деловая репутация подорвана, а главное – Изабелла по-прежнему неприступна. Так зачем всё это?
Конец монолога отмечался скупыми мужскими рыданиями и биением лысой головы об игорный стол.
Ванька слушала тираду Автандила, по-бабьи пригорюнившись, подперев головку правой лапкой. Левой она вытирала непрошенную слезу. Да и у Изольды глаза предательски блестели ореховой влагой. Женщина – она и в Африке женщина, расслабилась. Всё-таки что-то у них с Опохмелидзе было… Но у меня-то с ним ничего не было! Поэтому я намеревался продолжать расследование. История далеко не закончилась, и воздух разорённого заведения пропах невыветренной серой. В общем, я взял игру на себя.
– Изольда Скуратовна, надо бы поговорить, – сказал я, косясь на полуобморочного Автандила, иссиня-бледного Сашу и задумчивую Ваньку. – Давайте выйдем.
Начальница словно очнулась:
– Поговорить? О чем? Ах, об этом… Ну, давайте выйдем.
– Не уходи! – рыдающе вскрикнул Автандил, поднимая ушибленную голову от зелёного сукна.
– Молчи уж, – негромко сказала Малюткина. – Ты уже дел наделал. Можно сказать, душу продал…
– Да если бы продал! За так отдал…
Оставив Опохмелидзе мучиться за дверью, мы удалились на лестницу. Изольда села на ступеньку, достала из декольте пачку тонкого синего «Винстона» и зажигалку.
– Собственно, говорить не о чем, Костя, – сказала она, глубоко затягиваясь и пуская дым из точёных ноздрей. Лицо у неё было усталое, мраморно-белое и такое красивое, что невольно защемило сердце. До чего же щедро обошлась с ней пять веков назад непрошенная молния! Но сейчас не об этом…
– Вы серьёзно? – изумился я. – А то, что произошло? А разобраться с Автандилом?.
Изольда махнула изящной рукой.
– Автандил здесь ни при чём, – сухо произнесла она, гася окурок. – Дело во мне. И вообще – на ближайшие сто лет можете выкинуть эту историю из головы.
Впервые она схлестнулась с дьяволом в 1613 году.
В ту пору готовилась коронация Михаила Романова. Русь изнемогала от польской интервенции, смуты, семибоярщины, – и законный царь нужен был, как воздух. А вот польским шляхтичам он стал бы поперёк горла. Российское безвластие оставляло надежду на захват тучных земель и богатых городов. Новая власть эти надежды перечёркивала.
Уже не узнать, кто из польских панов – Потоцкий, Вишневецкий или Заболоцкий – дал команду отцам-иезуитам творить черные мессы и вызывать лукавого. Да это и неважно. Важно, что мессы были сотворены, и сговор с нечистым состоялся. Шляхтичи получили его гарантии (кроваво-красную подпись, печать копытом и коренной зуб), что Михаил Романов на престол не взойдёт.
Изольда, совсем ещё юная, состояла тогда в девушках при матери будущего царя. И надо ж ей было за день до коронации усмотреть над маковкой Михаила Фёдоровича угольно-чёрный ореол. Ну, то есть, беспросветный и безнадёжный. Не оставляющий иллюзий по поводу дальнейшей судьбы повелителя государства Российского, да и самого государства.
Усмотрела – и обмерла.
Самое печальное, что никто, кроме неё, ничего не узрел. Все были заполошно заняты приготовлениями к завтрашней коронации. Мыли церковь, били животину, ревизовали винные подвалы… Ни дворовые люди, ни ближние бояре, ни сам патриарх – ничего не видели.
Идти со своим страшным знанием к власть имущим было делом зряшным. А просто выбежать на площадь, крикнуть: «Люди, беда!.» – и прослыть безумной хотелось менее всего. Правда, можно упасть в ноги к будущему царю и предупредить о смертельной угрозе. И что бы изменилось? Михаил Фёдорович, несмотря на крайнюю молодость, был рыхл, недобр и суеверен. Прибил бы за дурную весть – всего и делов.
На месте Изольды любая другая от бессилия сошла бы с ума или махнула рукой: гори оно всё огнём… Авось, как-нибудь образуется… Но Изольда была дочерью своего отца. А отец у Изольды был непростым человеком.
Служа при Иване Васильевиче, царе Грозном, сотворил Скурат Малюткин столько жестокостей, что дьявол зачислил его в ближайший резерв, и по-свойски не раз предлагал занять место в своей свите. Однако набожный Скурат эту черту всё-таки не перешёл. Напротив, научился отбиваться от нечистого с его предложениями, за что заслужил ненависть лукавого. Собственно, молния в терем, где родилась малышка Изольда, была не чем иным, как местью непреклонному опричнику. Другое дело, что и нечистый порой ошибается. Не пострадала Изольда – в каком-то смысле совсем наоборот.
Методы борьбы с дьяволом и его соблазнами Скурат собственноручно изложил в специальной книге, а книгу запечатал в резном сундуке, и оставил дочери, чьё незаурядное будущее смутно предчувствовал. Вместе с заговорённым клинком запечатал.
До поры до времени Изольда боялась даже притронуться к сундуку, потому что перед смертью отец рассказал о его содержимом. Однако в ночь накануне коронации печать всё-таки сняла. И до рассвета, страшась и плача, читала пожелтевшую за прошедшие десятилетия рукопись…
Назавтра – оставался лишь час до торжеств – над Успенским собором Московского Кремля грянул гром. Небо затянуло злыми тучами. Коротко, но люто пролился дождь.
«Не к добру, православные», – шептались мужики и бабы, подтянувшиеся из окрестных деревень ради халявного угощения, кое традиционно полагалось в честь очередного помазанника. И никто, никто не видел, что творилось в этот миг в небе.
А в небе парил девичий образ в белоснежном платье. В одной руке девушка держала меч, в другой – крест. И то и другое противостояло чёрному силуэту, нависшему над светловолосой головой отрока Михаила, идущего к царскому венцу. Торчащая между тучами огромная, в полнеба, рогатая голова, уродливое лицо, мерзопакостная ухмылка и протянутые к молодому Романову корявые длани… Только из дланей тех стремительно уходила нечистая мощь. Потому что ладонь Изольды сжимала завещанный раскаявшимся отцом клинок, а губы шептали слова молитвы.
