Игнатьевский лес
Последних листьев жар сплошным самосожженьемВосходит на небо, и на пути твоемВесь этот лес живет таким же раздраженьем,Каким последний год и мы с тобой живем.
В заплаканных глазах отражена дорога,Как в пойме сумрачной кусты отражены.Не привередничай, не угрожай, не трогай,Не задевай лесной наволгшей тишины.
Ты можешь услыхать дыханье старой жизни:Осклизлые грибы в сырой траве растут,До самых сердцевин их проточили слизни,А кожу все-таки щекочет влажный зуд.
Все наше прошлое похоже на угрозу —Смотри, сейчас вернусь, гляди, убью сейчас!А небо ежится и держит клен, как розу, —Пусть жжет еще сильней! — почти у самых глаз.
1935–1938
* * *
Если б, как прежде, я был горделив,Я бы оставил тебя навсегда;Все, с чем расстаться нельзя ни за что,Все, с чем возиться не стоит труда, —Надвое царство мое разделив.
Я бы сказал:— Ты уносишь с собойСто обещаний, сто праздников, стоСлов. Это можешь с собой унести.
Мне остается холодный рассвет,Сто запоздалых трамваев и стоКапель дождя на трамвайном пути,Сто переулков, сто улиц и стоКапель дождя, побежавших вослед.
1934
Ночной дождь
То были капли дождевые,Летящие из света в тень.По воле случая впервыеМы встретились в ненастный день,
И только радуги в туманеВокруг неярких фонарейПоведали тебе заранеО близости любви моей,
О том, что лето миновало,Что жизнь тревожна и светла,И как ты ни жила, но мало,Так мало на земле жила.
Как слезы, капли дождевыеСветились на лице твоем,А я еще не знал, какиеБезумства мы переживем.
Я голос твой далекий слышу,Друг другу нам нельзя помочь,И дождь всю ночь стучит о крышу,Как и тогда стучал всю ночь.
1943
* * *
Т.О.-Т.
Я боюсь, что слишком поздноСтало сниться счастье мне.Я боюсь, что слишком поздноПотянулся я к беззвезднойИ чужой твоей стране.
Мне-то ведомо, какою —Ночью темной, без огня,Мне-то ведомо, какоюНеспокойной, молодоюТы бываешь без меня.
Я-то знаю, как другие,В поздний час моей тоски,Я-то знаю, как другиеСмотрят в эти роковые,Слишком темные зрачки.
И в моей ночи ревнивойКаблучки твои стучат,И в моей ночи ревнивойНад тобою дышит диво —Первых оттепелей чад.
Был и я когда-то молод.Ты пришла из тех ночей.Был и я когда-то молод,Мне понятен душный холод,Вешний лед в крови твоей.
1947
Перед листопадом
Все разошлись. На прощанье осталасьОторопь желтой листвы за окном,Вот и осталась мне самая малостьШороха осени в доме моем.
Выпало лето холодной иголкойИз онемелой руки тишиныИ запропало в потемках за полкой,За штукатуркой мышиной стены.
Если считаться начнем, я не вправеДаже на этот пожар за окном.Верно, еще рассыпается гравийПод осторожным ее каблуком.
Там, в заоконном тревожном покое,Вне моего бытия и жилья,В желтом, и синем, и красном — на что ейПамять моя? Что ей память моя?
1929
* * *
Мне в черный день приснитсяВысокая звезда,Глубокая криница,Студеная водаИ крестики сирениВ росе у самых глаз.Но больше нет ступени —И тени спрячут нас.
И если вышли двоеНа волю из тюрьмы,То это мы с тобою,Одни на свете мы,И мы уже не дети,И разве я не прав,Когда всего на светеСветлее твой рукав.
Что с нами ни случится,В мой самый черный день,Мне в черный день приснитсяКриница и сирень,И тонкое колечко,И твой простой наряд,И на мосту за речкойКолеса простучат.
На свете все проходит,И даже эта ночьПроходит и уводитТебя из сада прочь.И разве в нашей властиВернуть свою зарю?На собственное счастьеЯ как слепой смотрю.
Стучат. Кто там? — Мария.Отворишь дверь. — Кто там?Ответа нет. ЖивыеНе так приходят к нам,Их поступь тяжелее,И руки у живыхГрубее и теплееНезримых рук твоих.
— Где ты была? — ОтветаНе слышу на вопрос.Быть может, сон мой — этоНевнятный стук колесТам, на мосту, за речкой,Где светится звезда,И кануло колечкоВ криницу навсегда.
1952
* * *
Сирени вы, сирени,И как вам не тяжелЗастывший в трудном кренеАльтовый гомон пчел?
Осталось нетерпеньеОт юности моейВ горячей вашей пенеИ в глубине теней.
А как дохнет по пчеламИ прибежит грозаИ ситцевым подоломУдарит мне в глаза —
Пройдет прохлада низомТраву в коленах гнуть,И дождь по гроздьям сизымПогкатится, как ртуть.
Под вечер — вёдро снова,И, верно, в том и суть,Чтоб хоть силком смычковыйЛиловый гуд вернуть.
1958
* * *
Т.О.-Т.
Вечерний, сизокрылый,Благословенный свет!Я словно из могилыСмотрю тебе вослед.
Благодарю за каждыйГлоток воды живой,В часы последней жаждыПодаренный тобой,
За каждое движеньеТвоих прохладных рук,За то, что утешеньяНе нахожу вокруг,
За то, что ты надеждыУводишь, уходя,И ткань твоей одеждыИз ветра и дождя.
1958
* * *
Снова я на чужом языкеПересуды какие-то слышу, —То ли это плоты на реке,То ли падают листья на крышу.
Осень, видно, и впрямь хороша.То ли это она колобродит,То ли злая живая душаРазговоры с собою заводит,
То ли сам я к себе не првык…Плыть бы мне до чужих понизовий,Петь бы мне, как поет плотовщик, —Побольней, потемней, победовей,
На плоту натянуть дождевик,Петь бы, шапку надвинув на брови,Как поет на реке плотовщикО своей невозвратной любови.
1946
Темнеет
Какое счастье у меня украли!Когда бы пришла в тот страшный год,В орлянку бы тебя не проиграли,Души бы не пустили в оборот.
Мне девочка с венгерскою шарманкойПоет с надсадной хрипотой о том,Как вывернуло время вверх изнанкойТвою судьбу под проливным дождем,
И старческой рукою моет стеклаСентябрьский ветер и уходит прочь,И челка у шарманщицы намокла,И вот уже у нас в предместье — ночь.
1958
Ночь под первое июня
Пока еще последние коленаПоследних соловьев не отгремелиИ смутно брезжит у твоей постелиБоярышника розовая пена,
Пока ложится железнодорожныйМост, как самоубийца, под колеса,И жизнь моя над черной рябью плесаЛетит стремглав дорогой непреложной,
Спи, как на сцене, на своей поляне,Спи, — эта ночь твоей любви короче, —Спи в сказке для детей, в ячейке ночи,Без имени в лесу воспоминаний.
Так вот когда я стал самим собою,И что ни день — мне новый день дороже,Но что ни ночь — пристрастнее и строжеМой суд нетерпеливый над судьбою…
1965
Первые свидания
