Разумеется, зачатки солидарности и коллективизма можно обнаружить у большинства видов животных. Известный русский ученый, революционер, теоретик анархизма князь П. А. Кропоткин (1842–1921) писал о своих многочисленных наблюдениях проявления солидарности среди животных. «Помимо закона Взаимной Борьбы, – утверждал П. А. Кропоткин, – в природе существует еще закон “Взаимной Помощи”, который для успешности борьбы за жизнь, и в особенности для прогрессивной эволюции видов, играет гораздо более важную роль, чем закон Взаимной Борьбы… Едва только мы начинаем изучать животных… как тотчас же мы замечаем, что хотя между различными видами, и в особенности между различными классами животных, ведется в чрезвычайно обширных размерах борьба и истребление, – в то же самое время, в таких же, или даже в еще больших размерах, наблюдается взаимная поддержка, взаимная помощь и взаимная защита среди животных, принадлежащих к одному и тому же виду, или, по крайней мере, к тому же сообществу. Общественность является таким же законом природы, как и взаимная борьба»23. При этом «привычки взаимной поддержки дают животным лучшую охрану против их врагов, они облегчают им добывание пищи (зимние запасы, переселения, кормление под охраной сторожей и т. п.), увеличивают продолжительность жизни, и, вследствие этого, – облегчают развитие»24.
Однако солидарность животных ограничивается масштабами стаи, в лучшем случае – вида, и имеет поверхностный, обусловленный в основном мотивами удовлетворения физиологических потребностей характер. У людей же объединение происходило параллельно с осуществлением трудовой деятельности и интеллектуальным развитием в процессе реализации такой деятельности. Это обусловило более глубокий, постоянный, активный и всесторонний характер их взаимодействия, объединения и, как следствие, солидарности.
Впоследствии эгоистические соображения как мотивы человеческой солидарности во многом сохранились в рамках возникшей социальной окружающей среды. «Индивиды кооперируются в организации только потому, что им это выгодно», – справедливо полагает известный современный американский философ Ф. Фукуяма25. Люди объединяются с целью ее приспособления к своим интересам и отражения существующей в ней угроз, для повышения эффективности своей деятельности на основе специализации и использования результатов деятельности других людей. Человек, осознав многогранность и даже безграничность своих потребностей, а также то обстоятельство, что он не всесилен и самостоятельно не в состоянии их удовлетворить, стал стремиться использовать других людей в своих целях. Люди постепенно стали осознавать «ту силу, которую они приобретают, практикуя взаимную помощь и поддержку, а также сознавать удовольствия, которые можно найти в общественной жизни, – писал П. А. Кропоткин. – Общество… зиждется вовсе не на любви и даже не на симпатии. Оно зиждется на сознании – хотя бы инстинктивном, – человеческой солидарности, взаимной зависимости людей. Оно зиждется на бессознательном или полуосознанном признании силы, заимствуемой каждым человеком из общей практики взаимопомощи»26.
С одними людьми человек стал для достижения своих собственных интересов объединяться, сотрудничать и обмениваться результатами своих усилий, других – стремиться подчинить: по учению выдающегося немецкого философа, автора идеи социального государства Л. фон Штайна (1815–1890) начало общественной организации кроется в ограниченности сил индивида, в невозможности удовлетворения его потребностей одними личными силами; отсюда стремление подчинить себе других лиц и приспособить их для своих эгоистических целей27.
В свою очередь, люди, являющиеся объектами таких притязаний, тоже стали объединяться – для того, чтобы им противостоять или осуществить встречные притязания. Именно с целью приспособления к окружающей природной и социальной среде, а также ее преобразования в своих интересах появились роды, племена, а затем и государства. Для того чтобы защитить, отстоять свои собственные, конкретные, и непосредственные общие интересы во взаимоотношениях с другими людьми, в рамках защиты от природных и техногенных факторов – с тем, чтобы им эффективнее противостоять – в настоящее время тоже существует множество социальных организаций. Это государства и государствоподобные образования, профессиональные, национальные, религиозные, экологические и т. п. объединения.
На данное обстоятельство – объединение людей с целью расширения возможностей для удовлетворения своих потребностей – обращал внимание и один из основоположников классической политэкономии шотландский философ и экономист А. Смит (1723–1790). Он утверждал, что потребность в солидарности заложена Богом в природу человека. Сравнивая людей с животными, А. Смит подчеркивал, что животные обладают мало различающимися способностями, обеспечивают свои потребности самостоятельно и поэтому редко вступают в какую-либо кооперацию. Люди же весьма отличаются друг от друга по своим способностям и склонностям. Это обусловливает специализацию человеческой деятельности, которая, в свою очередь, создает у людей склонность к обмену и потребность объединяться с пользой для себя, поскольку только среди людей «самые несходные дарования полезны одно другому: различные их продукты благодаря склонности к торгу и обмену собираются как бы в одну общую массу, из которой каждый человек может купить себе любое количество произведений других людей, в которых он нуждается»28.
На страх перед повторением или угрозой социальных катаклизмов и инстинкт самосохранения как на важные эгоистические факторы социальной солидарности обращает внимание современный венгерский конституционалист А. Шайо, весьма убедительно доказывая, что на определенном этапе развития общество приходит к идее объединения на основе конституционных ценностей, предполагающих охрану прав «маленького» человека и слабозащищенных слоев населения и ограничение с этой целью государственной власти. Конституция – это «инструмент обеспечения минимального спокойствия, гарантия защиты меньшинств, без которой и большинство чувствовало бы угрозу в свой адрес», – справедливо полагает А. Шайо29. Российский профессор М. А. Краснов утверждает, что тот же страх обусловил движение конституционализма по пути социализации на втором этапе его развития: «не этические представления, а нейтрализация опасности социальных потрясений явились основным мотивом стремления к институциализации классового мира». Важнейшим из таких институтов стало социальное государство30, явившееся новым закономерным шагом в развитии не только конституционализма, но и социальной солидарности.
Разумеется, эгоизм в значительной степени продолжает воспроизводить коллективизм до настоящего времени. Это имело место и происходит потому, что коллективность способна повысить эффективность усилий человека по реализации своих интересов, одновременно, правда, заставляя человека поступаться менее значимыми для него интересами и порождая его некоторую зависимость от общества. Однако человек соглашается на такую зависимость, если он полагает, что ее издержки меньше, чем выигрыш от сотрудничества.
С развитием образованности и интеллекта человека эгоизм отчасти обусловил появление солидарности принципиально иного характера: как деятельности, осуществляемой не в рамках противостояния одних групп другим с целью подавить или защититься, а в виде уступок и компромиссов между отдельными людьми и социальными группами и даже в виде деятельности в пользу других, в том числе – в пользу противников. На это людей сподвигли как стремление сделать свою жизнь комфортнее благодаря расширению начал кооперации, так и страх перед жестокостью и завистью конкурентов, оппонентов, а также тех членов общества, которым преуспеть в жизни не удалось, т. е. вполне рациональное осознание того, что жить благополучно в неблагополучном окружении невозможно. Как видно, повышение интеллектуального потенциала человечества гуманизировало его, породив, в частности, благотворительность, меценатство, просветительскую деятельность, волонтерство и появление соответствующих организаций, а в политике – к ограничению элитой своей власти. Тем самым в обществе появилась социальная солидарность принципиально иного качества: ее масштабы существенно расширились, а содержание заметно обогатилось – солидарность стала использоваться не только как средство противостояния различных социальных общностей, но и как механизм налаживания их мирного сосуществования.
В результате помимо эгоизма как вполне рационального мотива коллективизма и солидарности возник другой фактор ее формирования – альтруизм. «Общество не смогло бы существовать долго, если бы единственным мотивом человеческих поступков был эгоистический интерес», – справедливо утверждал А. Смит31. Действительно, привычка к постоянному взаимодействию друг с другом и осознание пользы, которую приносит такое взаимодействие, приводит к возникновению между людьми симпатии. Ее исходный мотив постепенно вытесняется из сознания, подсознания и исторической памяти, и она приобретает самостоятельное значение, порождая принципиально иной, противоположный эгоизму мотив во взаимоотношениях людей – альтруизм. По словам Л. И. Петражицкого, при постоянной конкуренции любви и эгоизма с течением времени спорная область постепенно сокращается за счет второй силы в пользу любви, мотивация деятельности людей постепенно облагораживается32. Крупный российский специалист по римскому праву профессор И. А. Покровский, отмечая данное направление исторической эволюции общественного сознания и социальной действительности, писал, что в развитом обществе его культура и атмосфера «является продолжением солидарной работы всех»33.
