При этом органическая солидарность с неизбежностью предполагает плюрализм и конкуренцию, поскольку не допускает уничтожения противников. То есть конкуренция, соответствующая солидарности, подобна спортивному соревнованиям, а не войне. Она предполагает не уничтожение противника, а поражение с вероятностью его победы (опять же временной) в будущем.
Современный польский социолог С. Зoледовский предлагает иную типологию социальной солидарности. Он заявляет, что солидарность не может быть основана на различиях. Она вытекает только из осознания единства. Различается же она по степени интенсивности, масштабам и формам проявления в зависимости от того, насколько тесно интегрирован человек в ту или иную социальную группу. Так, если представить различные социальные группы и общности в виде колец, расположенных вокруг человека, что самыми близкими к нему окажутся неформальные малые группы – семья, родственники, дружеская компания и т. п. Далее следуют профессиональные группы, группы по увлечениям, государство. Самым же большим кольцом выступает человечество в целом. В рамках малых неформальных групп солидарность их членов имеет наиболее ярко выраженный, индивидуальный, личный (непосредственный) характер и охватывает самые разнообразные и многочисленные сферы жизни. Чем дальше кольца от человека и чем они соответственно больше, тем более слабой, опосредованной и менее масштабной выступает солидарность членов соответствующих социальных групп. При этом высокая степень солидарности малых и средних групп может создавать опасность для солидарности общностей более крупных: объединение и активная солидарность членов одной группы может преследовать эгоистические (причем как подлинные, так и мнимые) интересы, порождать ксенофобию и быть использована для борьбы против иных ценностей и интересов и их приверженцев68.
Представляется, что классификации типов социальной солидарности, предложенные Э. Дюркгеймом и С. Зoледовским, противоречат друг другу лишь на первый взгляд. При более же внимательном их сопоставлении можно сделать вывод о том, что различаются они во многом лишь терминологически. Действительно, с одной стороны, классификация С. Золедовского кажется более убедительной потому, что в конечном счете все люди принадлежат к одной биосоциальной общности – человечеству, в рамках которого образуются менее масштабные социальные группы, и именно это обстоятельство, а не их различия побуждают людей к солидарности. Но с другой стороны, чем более обширна общность, тем больше различий имеется между ее членами – в самых же крупных общностях различия над чертами сходства, пожалуй, доминируют. Видимо, именно это подчеркивал Э. Дюркгейм, разграничивая типы социальной солидарности. Так что его терминология представляется вполне логичной и уместной и будет использована в тексте настоящего монографического исследования.
Наконец, в зависимости от механизмов и социальных технологий обеспечения социальной солидарности ее можно подразделить на три типа: естественный (либеральный, свободный) – реализуемый в рамках институтов гражданского общества (фонды и иные гуманитарные НКО, акции солидарности, спонсорство, донорство, волонтерство, благотворительность, усыновление и т. п.), государственно-организованный (государственный) – олицетворяемый социальным государством и иными публично-правовыми объединениями, и, наконец, занимающий между первыми двумя промежуточное положение побуждаемый государством тип социальной солидарности – осуществляемый институтами гражданского общества, обязываемыми к тому государством (отчисления работодателей в пенсионные фонды, прием на работу и учебу по квотам представителей социально уязвимых слоев населения, предоставление обязательных оплачиваемых и неоплачиваемых отпусков работникам и т. п.).
Представляется, что каждый из перечисленных в рамках последней классификации типов социальной солидарности имеет достоинства и недостатки. Так, естественный плох своей бессистемностью и отсутствием гарантий: как справедливо отметил профессор О. В. Мартышин, «не все состоятельные люди склонны к благотворительности и далеко не все нуждающиеся могут ею воспользоваться»69. Однако естественным путем идеи солидарности и альтруизма укореняются глубже в сознание благополучных людей, побуждая их к совершению искренних, осознанных положительных действий, проявления солидарности имеют адресный и персонифицированный характер. Организуемая же государством социальная солидарность делает ее проявления гарантированными и системными, но способствует разбуханию государственного аппарата и усилению государства (что ставит под сомнение сохранение принципа ограниченного правления как главной идеи конституционализма), усредняет социальную помощь, культивирует иждивенчество («эффект паразитирующей личности») и иные проявления социального эгоизма и инфантилизма, превращает проявления солидарности в «обязаловку» для «доноров» и само собой разумеющееся явление для «реципиентов», социальная ценность которых не осознается ни теми, ни другими. Иждивенчество проявляется в нередких случаях продолжительного существования на достойные социальные пособия. Эгоистическими подчас выступают требования бастующих и митингующих, предъявляемые к работодателям и государству: о повышении зарплаты, улучшении условий труда и т. п. При этом имеются случаи, когда государство, а по сути – политическая элита, предоставляет преимущества тем, кто громче и активнее себя ведет, кто опаснее или полезнее для нее, а не тем, кто в этом больше нуждается. В связи с этим, как ни парадоксально, социальное государство подчас обвиняют в том, что оно подрывает чувство социальной солидарности в обществе70.
Полемика о соотношении достоинств и недостатков солидарного общества и социального государства началась в ХIХ в., продолжаясь поныне.
Так, из трех великих социалистов-утопистов ХIХ в. двое – Оуэн и Фурье – связывали преобразование общества на началах справедливости с просвещением и деятельностью энтузиастов – частных лиц по созданию трудовых коммун, которые примером блестящих результатов совместного труда увлекут общество. Сен-Симон же строил планы движения общества к справедливости и солидарности, возлагая важнейшую роль в их осуществлении на государство, которое должно централизованно регулировать производство в целях общего блага.
Сторонниками социального государства (расходившимися в видении способов его утверждения и масштабов его деятельности) были коммунисты (К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин), социал-реформисты (Л. Блан, Ф. Лассаль, фабианцы), солидаристы (О. Конт, Э. Дюркгейм, Л. Дюги). Весьма интересной иллюстрацией данной полемики являются рассуждения выдающегося французского юриста, разработчика теории юридического солидаризма Л. Дюги (1859–1928) о том, должно ли государство содержать бесполезных для общества людей, прежде всего – безнадежно и тяжело больных. Сам Дюги склонялся к мысли, что должно, и вел дискуссию с теми, кто полагал, что это сфера частной благотворительности, как и социальное вспомоществование вообще71.
Развитие солидарности естественным путем, т. е. в рамках гражданского общества, считали возможным и предпочтительным французский экономист-либерал Ф. Бастиа (1801–1850), близкий к либеральным воззрениям один из основоположников социологии англичанин Г. Спенсер (1820–1903), русский консерватор и гегельянец Б. Н. Чичерин (1828–1904). Так, Ф. Бастиа писал: «Мы не отрицаем естественного единства человечества под рукою Провидения». «Но мы отказываемся признавать принудительную организацию. <…> Мы отвергаем те формы объединения, которые созданы принудительно, а не свободно. Мы отвергаем принудительное братство, а не подлинное. Мы отвергаем искусственное единство, избавляющее людей от индивидуальной ответственности». Свободные люди отнюдь не тянутся без присмотра государства к фатальному саморазрушению: «к невежеству вместо знания, к бедности, а не к производству и обмену». Лишь на первых порах «свобода всегда сопровождается злом, проистекающим от неопытности распоряжения ею». Но с опытом свободные люди учатся считаться и уживаться друг с другом. Данному обстоятельству особенно способствует накопление капитала, наиболее успешно осуществляемое в свободном обществе, где жива предприимчивость. Именно благодаря ему материальные, культурные и психологические основания солидарности укрепляются естественным путем. Поэтому «решение проблемы человеческих взаимоотношений следует искать в свободном обществе», – уверен Ф. Бастиа72.
Г. Спенсер полагал, что существующий в обществе естественный отбор по мере социальной эволюции становится менее жестоким ввиду неизбежного возрастания в обществе солидарности и гуманизма, однако их искусственное форсирование государством приведет к снижению физиологического, материального, морального и интеллектуального уровня человечества. Б. Н. Чичерин считал, что государство должно безусловно заботиться только о малолетних, которые за себя постоять не могут. Помощь же прочим слоям населения должна быть в основном делом частной благотворительности73.
