— Как, по-твоему, это было? — шепчет Сиенна во время одной из самых нудных сцен фильма.
Я смотрю на неё, сомневаясь, про что именно она спрашивает.
— Ну, в те времена. Как, тебе кажется, выглядело это место? До всех этих казино, кинотеатров и… прочих радостей.
— То есть как это было до Пасифики и остальных провинций?
Она кивает, слегка постукивая подушечкой пальцев по своим губам.
— Ну как бы… Я думаю, что здесь было неплохо. Но мне интересно, мыслили ли те люди так же, как мы. Поступали ли как мы. Надеялись ли на лучшее, как мы.
— Да наверняка. Люди всегда хотят большего. Так было с начала времён. Это то, что помогает нашему обществу расти и меняться, развиваться и совершенствоваться, двигаться дальше.
— Слова истинного выходца «Хромо 120», — говорит она с кривой улыбкой.
Я полагаю, что она видит себя иначе, потому что не была генетически модифицирована, но надеюсь, что она не придаёт этому слишком много значения. Я никогда не встречал такую, как она, ни среди генетически модифицированных, ни среди других.
В конце концов, я устаю бороться с самим собой — искушение слишком велико — и беру её ладонь в свою, тепло её кожи распространяется по всему моему телу.
— Послушай, генетическая модификация — это просто бонус, а не суть. Это не то, кто я есть, — я разворачиваю её руку, изучая светло-коричневые пятнышки на её коже, похожие на те, что рассыпаны по её носу и щекам. — Взять, к примеру, эти коричневые точки.
Она морщит нос.
— Мои родинки?
— Да, родинки, — я слышал о них, разумеется, но мало у кого в моём окружении они были. Ещё одна черта, которую я обожаю в Сиенне — то, что делает её непохожей на других. Я глажу большим пальцем по её руке, свет от экрана создаёт причудливые танцующие тени. — Ты родилась с ними, но они тебя не определяют.
Она пытается забрать руку, но я не отпускаю.
— Ненавижу свои родинки и веснушки, — говорит она. — Они уродливые.
Чтобы доказать ей обратное, я поднимаю её руку и целую одну родинку, затем другую.
— А мне нравятся. Они уникальны. Они прекрасны, — я поднимаю на неё глаза. Свет от экрана освещает её скулы и поджатые губы. — Как и ты сама.
Даже тени не могут спрятать румянец, разлившийся по её щекам и шее. И на этот раз, когда она тянет руку обратно, я не держу.
Мы оба молчим весь остаток фильма, и я мысленно себя корю за то, что поставил её в неловкое положение. Она ясно дала понять, что любит Трея, а значит я должен держать дистанцию. Но когда дело касается Сиенны, я не могу оставаться в стороне.
К тому же, нельзя забывать про Ариан. Я понимаю, что это неправильно, но когда я с Сиенной, я выкидываю из головы тот факт, что я помолвлен с другой — моей идеальной половинкой. Девушкой без единого недостатка, красивой и равной мне во всех отношениях. И всё же, несмотря на всю её безупречность, меня не тянет к ней так, как к Сиенне. Не знаю, что такого есть в Сиенне, что не отпускает меня. Она как заноза, которую никак не достать. Приз, который никогда не выиграть. И от этого мне только сильней её хочется.
Когда фильм заканчивается, мы забираем все свои вещи из киноаппаратной и возвращаемся к машине. Сиенна ловит меня за руку.
— Спасибо, — говорит она. — Это именно то, что мне было нужно.
Её прикосновение прожигает меня насквозь.
— Удалось отвлечься?
Она улыбается.
— Ещё как.
Я открываю вверх дверь машины, и она садится в салон.
— День ещё не окончен.
— У тебя ещё что-то в планах?
Я закрываю её дверь и обхожу машину, садясь на водительское место.
— Может быть.
Одним нажатием кнопки верх мерседеса-арии отъезжает, превращая автомобиль в спортивный кабриолет.
— Любишь кататься с ветерком? — спрашиваю я, ухмыляясь.
Она закатывает глаза.
— А ты как думаешь? У меня же мотоцикл.
Я многозначительно смотрю на ремень безопасности.
— Тогда тебе лучше пристегнуться.
Она следует совету, и я завожу машину. Мы едем вдоль Гейтвея по длинной прямой трассе, идеальной для высокоскоростной езды. Сиенна взвизгивает и откидывает голову назад. На мгновение я вижу в ней ту беспечную девчонку, какой она, вероятно, была раньше. До того, как погиб её отец и начался весь этот кошмар с Рэдклиффом. До того, как она встретила Трея.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я не боюсь, что нас остановят за превышение скорости. В основном потому, что днём здесь обычно никого нет. Вся трасса в нашем распоряжении. Мы проезжаем мимо возвышающихся зданий казино и крошечных церквушек. Её короткие волосы развеваются на ветру. Чем быстрее я еду, тем шире моя улыбка и тем радостнее её смех.
Здесь только мы вдвоём. И автомобиль, несущийся на такой скорости, которая позволяет ей забыться. И в пути я только надеюсь, что если она захочет что-либо вспомнить, она вспомнит этот момент. Меня. Нас.
Когда мы доезжаем до конца Гейтвея, она поворачивается ко мне и говорит с улыбкой до ушей:
— А давай повторим!
И мы повторяем.
3. СИЕННА
Когда мы проезжаем вдоль Гейтвея несколько раз и я перестаю смеяться, потому что мне уже не хватает дыхания, я знаю, куда я хочу поехать дальше. К одному-единственному человеку, который всегда весел и лёгок на подъём. К Чезу.
Зейн сразу же соглашается отвезти меня в квартиру Чеза — к зданию, неподалёку от этой тёмной стороны города. Уже несколько недель я не видела вживую своего лучшего друга и успела безумно соскучиться по его дразнящей улыбке и остроумию.
Когда мы оказываемся у квартиры Чеза, я колеблюсь. Было бы вежливо пригласить Зейна со мной, но сегодня я эгоистка. Я хочу Чеза целиком и полностью только себе.
Зейн, должно быть, догадывается о моих сомнениях, потому как внезапно говорит:
— Я оставлю тебя здесь, если ты не против. Мне нужно съездить в штаб «Мэтч 360» в Легасе.
Чтобы он не чувствовал себя отверженным, я расплывчато предлагаю:
— Уверен, что не хочешь зайти?
— В любой другой раз — с удовольствием. Но, по правде говоря, я думаю, что тебе стоит немного передохнуть от меня, моего дома, от Трея… от всего этого.
Улыбаюсь ему, потому что он прав.
— Тебя забрать через пару часов?
— Давай, — я выхожу из машины и смотрю, как мерседес набирает скорость и скрывается из виду.
Пока я поднимаюсь по старым бетонным ступеням к квартире Чеза, у меня возникает ощущение, что я оставляю всё остальное позади. Может, хоть ненадолго я смогу притвориться, что я вернулась в АГИО — Академию генетически и интеллектуально одарённых, где мы с Чезом познакомились много лет назад. Может, всего на несколько минут моя жизнь станет проще, без беготни, пистолетов, бомб и без парней, которые меня не помнят.
Когда Чез открывает дверь, я бросаюсь ему на шею. Он мягкий, тёплый и такой родной. Он отступает назад от удивления.
— В честь чего это? — спрашивает он.
— Я скучала по тебе, — отвечаю я. — Разве нужны другие причины?
Чез широко улыбается, и его пухлые щёки заслоняют глаза.
— Наверное, нет, — но так же быстро, как появилась, его улыбка исчезает. — Так, стоп, тебе что-то нужно от меня?
Смеясь, я беру его за руку и тяну к потрёпанному дивану в гостиной. На низком столике валяются конфетные фантики и пустые пакеты из-под чипсов наряду с грязными тарелками.
— Нет, Чез. Никакого тайного умысла. Не в этот раз.
— Ты же знаешь, что я шутя, да?
— Да конечно. Без меня тебе было бы слишком скучно.
Чез усмехается, теребя плетёное покрытие дивана.
— Как там дела у Трея?
У меня в груди всё сжимается при упоминании его имени. Я рассказываю Чезу всё о том, как Трей считает, что он работает в столице и что у него есть невеста.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Чез смотрит на меня с округлившимися глазами. Когда я заканчиваю, он произносит:
— Ого, а они хороши.
— Кто?
— Те, кто стоит за всем этим. Пока Трей живёт в своей параллельной реальности, думая, что он бизнесмен из Рубекса с элитной машиной и толстым кошельком, у «Грани» нет лидера. Они намереваются развалить «Грань», получив доступ ко всему, что знает Трей.