На «Высокой Террасе» провожаю цензора Ли Синя
Провожать тебя всхожуНа «Высокую Террасу» и слежу,Как безмерно далекаПротянулась и долина и река.Солнце село; и назадПтицы, возвращаяся, летят.Ты же продолжаешь путьИ не остановишься передохнуть.
В девятый день девятой луны вспомнил о братьях в горах
Живу одиноко в чужой стороне,Как причудливый странник. И вот,Лишь радостный праздник Чун-яна{10} придет,О родных я тоскую вдвойне.Все братья теперь с волшебной травой,(Вспоминается мне вдали)Чтоб стебли воткнуть, на горы взошли…Но кого-то там нет одного.
Фрейлина Бань Цзеюй{11}
Странно всем, что двери я закрылаВ терем, где храню белила.Царь спустился из приемной залы,Но его я не встречала.Без конца смотрю, смотрю весь день яВ этот царский сад весенний.Там, я слышу, говор раздается:Кто-то{12} меж кустов смеется.
Прохожу мимо храма «Собравшихся благовоний»
Не знаю, где стоит в горахСянцзиский храм{13}. Но на утесЯ восхожу, и путь мой косМеж круч в туманных облаках.Деревья древние вокруг…Здесь нет тропинок. Между скалДалекий колокола звукВ глуши откуда-то восстал.За страшным камнем скрыт, ручейСвое журчанье проглотил.За темною сосною пылОстужен солнечных лучей.Пуста излучина прудка,Где дымка сумерек легка;И созерцаньем укрощенТочивший яд былой дракон.
Поднялся во храм «Исполненного прозрения»
Здесь, по «Земле Начальной»{14} вьетсяКверху тропинка в бамбуках.Пик ненюфаров выдаетсяНад «градом-чудом»{15} в облаках.Чуские три страны на склонеВсе здесь видны в окне моем.Девять стремнин как на ладониВон там сравнялись за леском.Вместо монашеских сиденийТравы здесь мягкие нежны.Звуки индийских песнопений{16}Под хвоей длинною сосны.В этих пустотах обитаюВне «облаков закона» я.Мир созерцая, постигаю,Что «нет у Будды бытия»{17}.
Изнываю от жары
Землю наполнивши и небо,Солнце багровое сгорает.На горизонте, словно кручи,Огнем сверкающие тучи.Свернулись-ссохлись листья, где быОни ни выросли. Без краяВокруг иссохшие луга.Иссякла, высохла река.Я замечаю тяжесть платьяИ в самой легкой, редкой ткани.Даже в густой листве растенийСтрадаю: слишком мало тени…У занавеса близко встать яТеперь совсем не в состояньи.Одежду из сырца сейчасМою второй и третий раз.Весь мир, пылая жаром, светел.За грань вселенной вышли мысли.Стремятся, как долина в горы,Они в воздушные просторы.Издалека примчался ветер.Откуда он — и не исчислить.Река и море от волныИ беспокойны и мутны.Но эта вечная заботаОт тела только. Мне понятно,Лишь на себя я оглянулся…Еще я сердцем не проснулся —И вдруг вступаю я в «ВоротаРосы Сладчайшей, Ароматной»{18},Где в чистом мире холодкаДля сердца радость велика.
Сижу одиноко ночью
Один грущу о волосах,Что побелели на висках.В пустынной комнате вот-вотВторая стража{19} пропоет.Пошли дожди. Полно воды.Опали горные плоды.Под фонарем в траве звучатНапевы звонкие цикад…Конечно, пряди сединыМы изменить уж не вольны;И в золото другой металлНикто из нас не превращал.Хочу я знанье получить,Чтоб боль и старость излечить.Но в книгах то лишь вижу я,Что «нет у Будды бытия»{20}.
ВАН ВЭЙ В ПЕРЕВОДАХ АКАД. В. М. АЛЕКСЕЕВА
На прощанье{21}
Слезаю с коня, вином тебя угощаю.Вопросы к тебе: куда ты теперь идешь?Ты мне говоришь: во всем мне здесь неудача{22} —уйду я лежать там, где-то в Южных горах{23}.Так, брат, уходи; к тебе нет больше вопросовв то время, когда белых здесь туч без конца{24}.
Введение. Бегство неудачника от мира и карьеры — одна из доминирующих тем китайской классической поэзии, навеянных даосскими мотивами поэзии и философии. Поэт, обнаруживающий в себе, после конфуцианского образования, хоть частицу дао, этим самым навсегда отклоняется от мира. В чем же искать спасения? В природе — там, где бесконечные гряды облаков навевают ту же идею бесконечности.
Автор. Один из самых знаменитых поэтов танской эпохи и китайских поэтов вообще, выдающийся художник-пейзажист, о котором его почитатель и тоже один из крупнейших поэтов Китая, Су Ши (Дун-по), сказал бессмертное: «Ван Вэй — это стих в картине и в стихе картина» (шичжун ю хуа, хуачжун ю ши), и, конечно, каллиграф высоких достижений. Его жизнь (701–761), начавшаяся блистательной придворною карьерой, сменившейся позорной службой у презираемого им бунтовщика Ань Лушаня, закончилась поэтическим одиночеством и монашеством в буддийстве, которое отразилось в его поэзии и даже в его имени (Мо-цзе). Его колоссальная продукция в большей своей части (тысяча стихотворений) погибла в смуте, но и то, что сохранилось, достойно восхищения.
Заглавие. Прощанье с другом — любимая тема китайских друзей-поэтов, и к ней придется возвращаться неоднократно. Вино на прощанье — обычай, создавший особый иероглиф (цзянь).
От составителя
Лирический шедевр Ван Вэя, впервые блестяще переведенный и прокомментированный акад. В. М. Алексеевым, не мог не привлечь внимания позднейших переводчиков: в настоящем издании нами представлены переводы А. И. Гитовича («На прощанье»), А. А. Штейнберга («Проводы»), В. В. Мазепуса («Прощание») и А. В. Матвеева («На прощание»).
Когда работа над данной книгой близилась к завершению, М. В.
Баньковская, дочь и публикатор наследия акад. В. М. Алексеева, уведомила составителя о существовании еще одного перевода! Он был совсем недавно выполнен Е. В. Середкиной, молодой аспиранткой из Перми, исследующей жизнь и творчество акад. В. М. Алексеева. С разрешения М. В. Баньковской мы далее приводим этот перевод:
С коня соскочил, прощальные чарки полны,Украдкой вздохнул, куда направляетесь Вы?Печалится друг, с карьерой, увы, не в ладу!На Южной горе себя самого я найду.Излишни вопросы и слез расставанья не стыдно,Плывут облака, прозрачность их так очевидна.
ВАН ВЭЙ В ПЕРЕВОДАХ В. Н. МАРКОВОЙ
Равнина после дождя{25}
Вновь стало ясно — и открытыПередо мной полей просторы.
Вся грязь и пыль дождями смытыВезде, куда ни кинешь взоры.
Ворота дома Го далекоВидны у самой переправы,
А там селенья у потока,Вон луга зеленеют травы.
Сверкают белыми огнямиСреди полей реки узоры,
И показались за холмамиТемно-лазоревые горы.
Здесь в пору страдную в деревнеНе встретишь праздных и ленивых:
И юноша и старец древний —Все дружно трудятся на нивах.
Прибываю послом на пограничную заставу
Я еду один к пограничной заставе,За озеро Цзюйянь{26},
В страны, подвластные нашей державе,Нам приносящие дань.
И вот уже за родным пределомМой походный шатер.
Счастливец дикий гусь! Улетел онВ нашу страну озер{27}.
В Великой степи{28} мой дымок сиротливыйОдин к небесам идет.
Я вижу лишь Длинной реки{29} переливы,Лишь солнца пустынный заход.
Но только солдат нашел я безвестныхУ заставы Сяогуань{30}.
Они говорят, что не здесь наместник,А дальше, у гор Яньжань{31}.
Песня в горах Луншань{32}
