вас ноги болят? — пошёл напрямую я. Несколько недель назад мне удалось узнать специалиста, загнавшего тёти Светин варикоз на исходные позиции, избавив тем самым «резусную» маму Чернеги от операции и кое-чего похуже. В благодарность Валик, очень худой, весь беленький и светлоглазый отличник, подвязался писать за меня контрольные по физике.
— Засранец, — просипела мадам Чернега. — Вот точно мне говорили — карий глаз бесстыжий.
— У меня есть ещё один, — утешил её я, — совершенно другого цвета.
— Оформлю тебе «Пепси», — буркнула тётя Света, — всё равно отрава, а так хоть спирт… Шо ты хочешь ещё? Говори быстренько… — И она открыла бутылочку пепси. Под «шинквасом» раздалось шипение. Затем, водрузив на нос модные бифокальные очки, тётя Света поцокала стекляшками под той же стойкой, раз и другой — запахло жжёным деревом и спиртом — дешёвым коньяком.
— Две двойные половинки, — послушно произнёс я наше общегородское заклинание.
Тётя Света передвинула турочки в песке.
— Будет на три рубля, — просипела она. И выставила на прилавок поднос: две чашечки с кофе, бутылочку «Пепси» и два высоких, тонких стакана.
Я ухватил поднос и поковылял в угол.
— Зачем тебе… — начала Гамелина и осеклась. Чтобы заполнить паузу, Аня сняла очки, протёрла носовым платком стёкла и положила очки на стол.
— Я легко простужаюсь, — прохрипел я ей в ответ, — а вокруг промозглая сырость…
— Да, конечно, — недобро прищурясь, сказала Гамелина, — ну попей, попей своё «Пепси». Смотри, чтоб козлёночком не стал.
— Не буду кувыркаться теперь, — заметил я ей, — твоё здоровье.
«Пепси», благодаря коньяку, отчётливо пахла клопами. Я проглотил шипучую смесь, и в ушах моих недобро прогрохотал колокольный звон. Смутные фигуры в каких-то рваных опорках на ногах, слоняющиеся в самом тёмном углу кафе, вздрогнули и рассеялись. Я перестал их видеть. Как всегда после спиртного. Стоило мне выпить, дар, тот самый, что не подарок, ощутимо сдавал позиции, правда, не сразу. На краткое мгновение краски становились ярче, голова сильна тужилась, мысли окружающих грохотали в ушах, сердце бухало молотом где-то в шее, а руки… руки казались ледяными.
— Даник? — донеслось до меня. Аня смотрела прямо мне в лицо, и между бровей её залегла нехорошая чёрточка, вертикальная. — Что это с тобой? Ты же весь зелёный.
— Надеюсь, — ответил я надтреснутым голосом.
— На что? — поинтересовалась Гамелина и размешала сахар, ещё и ложечкой о чашку постучала, три раза. Очень гулко получилось.
— В целом, — отозвался я, — нужно же надеяться. В принципе. Зелёный — цвет надежды.
— Ты говоришь туманно, — заметила Аня, — но мне это нравится. Такая образность.
— Какая? — забавляясь, переспросил я.
Дар не то чтобы отступил полностью, но как-то перегруппировался. Я ощущал, как быстро тепло возвращается в руки, пальцы покалывало — так бывает с мороза.
— Иногда ты просто дурень, — добродушно заметила Гамелина, — мне это даже нравится. Становишься похож на медведика.
Я похихикал, получилось неестественно.
— Белого или чёрного? — спросил я и опять хихикнул.
Гамелина подёргала ворот свитера и отпила глоточек пепси.
— На панду, бамбука натрескается и пнём-пень, — мрачно пробурчала она. — Что-то ты быстро косеешь, песок в кофе попал?
— Камень… — мрачно ответил я. — В тебе, Гамелина, в самой, юмора как в песочнице.
— В смысле, пасочки? — уточнила Аня и зачем-то помешала кофе в чашке ещё раз. — С юмором?
— Ну, не совсем, — пошёл на попятную я, — скорее грабельки.
— Хм, — сосредоточенно сказала Аня. — Как твоя голова?
— Пока на месте, — доверчиво ответил я. Гамелина произвела некоторое движение. Словно бы захотела уйти.
— Не торопись, — как можно мягче сказал я, — посиди ещё чуть-чуть. Прости, я… У меня бывает.
— Да я-то знаю, — буркнула Аня, — помню всё хорошо, ещё с детского садика. Иногда ты такой странный. Водой облить хочеться.
— Не сдерживай себя, — улыбнулся я.
Гамелина состроила странную гримасу, взяла в руки уродскую вазочку, выдернула из неё хризантемку и плеснула в меня водой, прямо в лицо.
Забавно получилось. Я протянул к воде руку, правда, пришлось действовать быстро, этого я не люблю, но…
Прогудел колокол, ни реки, ни моста я не увидел, один туман. «Зловещий знак», — подумалось мне в абсолютной тишине. Не было слышно быстрой реки, и не плакали горестно гуси.
Вода, застывшая у моего лица, подумала немного и согласилась стать снегом.
Гамелина восторженно понаблюдала за снегопадом, устремившимся в её кофе. Модная пластиковая люстра над нашим закутком несколько раз моргнула.
— Обалдеть, с тобой действительно не соскучишься, — прошептала Аня и каким-то тяжёлым жестом поправила волосы. — Я очень рада, Даник, что мы давно знакомы, а то ещё превратишь в жабу, чихнуть не успею.
— Не переживай, — легко успокоил её я. — Всего-то тебя поцеловать потом и станешь ты сама собой.
Аня задумчиво допила магический кофе и даже не поморщилась.
— А тебе для того, чтобы целоваться, обязательно нужна жаба? — скучным голосом спросила она.
— Не всегда, — сказал я, тревожно думая, что голос мой охрип.
— Очень хорошо, — резюмировала Аня и откинулась на спинку диванчика. — Хорошо провела с тобой время, спасибо, Даник.
Я помолчал. Мадонна за спиной тёти Светы боролась с динамиками магнитофона «Весна» и проигрывала им все семь нот и нотный ключ в придачу. Мне стало совсем легко. Аня высматривала что-то в пространстве и теребила косу.
Я дунул на стол смеха ради. Ложечки в наших чашках звякнули и закрутились сами собой — справа налево. Гамелина уставилась на них, глаза её расширились. Люстра над нами моргнула ещё раз и по-гасла окончательно.
— Идём, пока не поздно, — сказала Аня, — а то потолок рухнет.
Мы направились к выходу. Тётя Света погрозила мне пальцем из-за стойки.
— С тебя лампочка, паршивец, — беззлобно сказала она.
Я кивнул ей и оглянулся, это всегда неправильно, но я ничего не могу с собой поделать — ложечки в чашках продолжали вращаться, тихонько — почти не звякая, против часовой стрелки.
Аня ждала меня на улице.
— Сильный трюк, — одобрительно заметила она, — с этим снегом… и вообще, так интересно. А вот скажи? — спросила она. — Что бы стал делать ты, ну, на месте этого… ну, парня, аптекарского сына… жениха?
Мы стояли у перехода, светофор над перекрёстком окрашивал всё в тревожный жёлтый через каждые несколько секунд: «Внимание всем».
— Затаился, — неохотно ответил я, — всегда можно спрятаться достаточно хорошо.
— Что-то такое я и предполагала, — отметила Гамелина несколько безнадёжно. Мы одолели улицу и зашли во двор.
— У тех, кто хорошенько прячется, есть время выжить, — глухо сказал я. — Всё хорошо обдумать… и отомстить.
— Насмерть? — очень серьёзно спросила Аня.
— В большинстве случаев — да, — без колебаний ответил я.
— Разве возможны исключения? — как-то по-школьному удивилась Аня, словно, проведя сложную лабораторную, обнаружила полное отсутствие осадка
