Г-н де… подумал, что жена его страдала не от неразделенной любви, а оттого, что ее хитрости вышли наружу и стали известны и другу, и мужу, и, как следствие, привели к тому, что она лишилась украшения, которое, повези ей чуточку больше, осталось бы с ней.
— Я сочувствую вашему положению, — сказал он, — но поверьте: время и откровенность исправят дело. Что касается посланника, то вы злоупотребили его дружбой, превратив его в сообщника; вы несправедливо подвергли его опасности, и это весьма прискорбно. К счастью, его знание женщин приучило его к здравомыслию. Мы с ним объяснились. Он не держит на вас зла, но я понимаю, почему вы его избегаете. Успокойтесь и давайте больше не возвращаться к этой теме.
Итак, к концу разговора г-н де… уверился, что не посланник уклоняется от встреч с г-жой де…, но, напротив, г-жа де… старается видеться с ним как можно реже.
Как и все резонеры, г-н де… ошибался. Он высказал пожелание, чтобы посланник возобновил свои визиты, и г-жа де…, вдохновленная надеждой отчаяния, стала поджидать удобного предлога для объяснения, готовая открыть свое сердце человеку, в самой вежливости которого по отношению к ней не оставалось ничего, кроме презрения. Несколько дней спустя он обедал у них. Заговорили о санной прогулке, устраиваемой в четверг, и она спросила, намерен ли он принять в ней участие.
— Непременно, — отвечал он. — Надеюсь, и вы там будете?
— Нет, — чуть слышно отозвалась она. — Я теперь не могу без слез думать о четвергах, проведенных в деревне. Надеюсь, вы меня понимаете?
Посланник сделал вид, что не расслышал ее слов, но на следующий день, ближе к вечеру, явился к ней с визитом. Г-жа де…, не ожидавшая его прихода, встретила его с робостью, впрочем, не скрывая радостного возбуждения. Она протянула ему навстречу обе руки, но он лишь прикоснулся губами к кончикам ее пальцев.
— Прекраснейшая и очаровательная из женщин! — произнес он. — Мне бы хотелось покончить с возникшим между нами недоразумением.
— Недоразумением? — воскликнула она. — Это ужасно! Но говорите скорей, потому что я тоже хочу многое вам сказать.
Посланник стоял, прислонившись спиной к белой изразцовой печи, на фоне которой его высокая фигура выглядела строго и значительно.
— Присаживайтесь, — пригласила она.
— Нет, — отказался он, — если позволите, я останусь стоять.
Растерянная и встревоженная, она предложила ему чашку чаю, которую он согласился принять. Они продолжали стоять рядом, молча помешивая ложечками в чашках.
— Вы ничего не говорите, — не выдержала г-жа де….. — Но вы здесь, и мне больше ничего не нужно. Люди молчат, когда слишком многое должны сказать друг другу. Давайте же молчать и смотреть друг на друга. Мне кажется, я все поняла…
— Я лишь собираюсь с мыслями, чтобы быть по возможности кратким, — прервал ее посланник. — Сударыня, обманув меня, вы задели во мне чувство, которое сами вызвали к жизни и над которым хранили власть. Вы вынудили его отступить — и вам больше не следует на него рассчитывать. При воспоминании о некоторых событиях оно воспламеняется, но при воспоминании о других — покрывается льдом и гибнет.
— Я не совсем вас понимаю — пробормотала г-жа де….
— Скажите, разве не вы бестрепетно согласились принять от меня подарок, который для вас не был вполне свободен от прошлого?
— Но у меня не было никакого прошлого! — закричала она. — Для меня существовали только вы! Ведь я же продала это украшение!
— Это ничего не меняет, — продолжал он. — Вы не отказались его принять. Но едва вы получили его из моих рук, как тотчас же воспользовались им, чтобы обмануть меня, желая, чтобы ваш муж думал, что этот подарок — его. Вы сыграли злую шутку с нами обоими, нимало не заботясь ни о нашей чести, ни о моих чувствах.
— Любовь жива раскаянием и снисхождением, — проговорила г-жа де….. — Умоляю вас, простите меня. Я потеряла голову. Я поступила неосторожно.
— Неосторожно! — воскликнул он. — И это все, что вы готовы признать? О нет! Вы очень быстро сообразили, что делать! Я прекрасно помню ваши слова: «Поскольку вы будете знать правду, позвольте мне пойти на ложь».
Он пересказал ей весь их тогдашний разговор и с печалью в голосе продолжил:
— Да-да, вы солгали мне. Выдумали историю про какую-то родственницу. Вы обманули меня, оскорбили, выставили глупцом. Чтобы разлюбить, так много не требуется. Ваш муж никогда не узнает правды. Он останется в уверенности, что я действовал с вами заодно, хотя на самом деле я исполнял роль вашей жертвы. Если себя вы поставили в ложное положение, то меня — в нелепое, доказав тем самым, что не любите меня.
— Не верьте этому, — умоляла его г-жа де…, — я совершила ошибку, мне стыдно, я все понимаю, но я вас… я вас…
Посланник не дал ей закончить и, словно пытаясь помешать ей произнести готовые сорваться с языка слова, медленно поклонился, взял у нее из рук пустую чашку и вместе со своей поставил на чайный поднос.
Настала неловкая мучительная тишина, и оба они продолжали стоять, не зная, куда девать глаза. Г-жа де… подошла к вазе с цветами и поправила стебелек.
— Теплицы, — сказала она, — те же монастыри. Тепличные цветы куда послушнее, холоднее и покорней цветов, которые растут на воле и распускаются в свое время.
Посланник выслушал ее, но ничего не ответил.
— Поговорим еще! — попросила она. — Не уходите!
— Увы! — отозвался он. — Я не могу.
При этих словах г-жа де… забыла всякую сдержанность и бросилась к нему, но он очень мягким жестом ее остановил.
— Вы уходите? — закричала она. — Уходите навсегда?
— Увы! — ответил он и вышел из комнаты.
Посланник уже садился в карету, когда к двери подкатила еще одна. Прибыл г-н де….. Невзирая на снег, валивший крупными хлопьями, они задержались на тротуаре, чтобы перекинуться парой вежливых фраз.
— Я только что из клуба, — объявил г-н де….. — Едва не умер от духоты. Порой комфорт оборачивается пыткой.
— О, клуб! — подхватил посланник. — Зато летом там можно скончаться от холода. В вашем прелестном городе это рассадник сквозняков.
На этом они, уже слегка припорошенные снегом, простились. Посланник поднялся в карету, а г-н де… пошел домой.
Г-жа де… была у себя и собиралась лечь, когда раздался стук в дверь и в комнату вошел г-н де….
— Только что встретил вашего воздыхателя, — сказал он.
Она попыталась улыбнуться:
— О, воздыхатель! Да, он только что был здесь, но я, право, так устала, что не смогла насладиться его воздыханиями. Как видите, я ложусь спать.
Г-н де… выглядел озабоченным. В клубе разгорелся спор по поводу исторической даты. Вкратце рассказав об этом жене, он извинился, что покидает ее так скоро, и поспешил в библиотеку, чтобы отыскать нужную книгу по истории.
— Вы так взволнованы из-за этой даты? — вслед ему спросила она.
— Нет, я волнуюсь по другому поводу, — ответил он. — Вы ложитесь, и раз уж сегодня мы никуда не едем, я сейчас вернусь, и мы спокойно поговорим, пока будем обедать.
Г-жа де… позвонила горничной и велела принести ей письменный прибор. Она написала пятнадцать любезных и почти одинаковых писем, в которых выражала сожаление, что вынуждена отклонить пятнадцать ранее принятых приглашений. Пока она писала, два лакея накрывали возле ее постели стол к обеду. Г-н де… вернулся, когда один из них вносил консоме. Г-жа де… запечатала последнее письмо и вместе с остальными протянула его лакею:
— Возьмите это и постарайтесь отправить побыстрее. Я бы хотела, чтобы письма доставили уже сегодня вечером. — Затем, обращаясь к г-ну де…, добавила:
— Прошу вас, только не давайте воли раздражению. Малейшее ваше замечание, малейшая резкость сведут меня с ума. Будьте добры меня понять и будьте мудры смириться с тем, что в ближайшие дни вам придется выезжать без меня. У меня нет сил встречаться с людьми. Мне нужно время, чтобы побыть в тишине и забыть обо всем.
— Не спорю, — согласился г-н де…, — на вас свалилось много забот. Я нахожу весьма разумным с вашей стороны воздержаться от того, что вам не по силам, и не стану вас к этому принуждать.
— Нашли вы дату, которую искали? — спросила она.
— Нашел, — ответил он. — Откровенно говоря, я лишь искал подтверждение своей уверенности и теперь, когда ничто постороннее не занимает мой ум, я чувствую, что готов обсудить с вами один вопрос семейного характера. Брат мой, вообразите, тревожится по поводу своего сына. Вы знаете этого молодца и знаете, что он столько же честен, сколько наивен. Он в полном подчинении у своей жены, женщины очаровательной, не спорю, но все же дочери малопочтенного человека. Брат боится, как бы она не вовлекла нашего племянника в дела, чреватые угрозой и его состоянию, и его репутации. В точности брат не знает ничего, но у него появились смутные подозрения, некие сомнения, которые его мучат. Ему не хотелось бы обижать сына слишком пристальным вниманием и он попросил меня встретиться с ним и ненавязчиво порасспросить его. Я исполнил бы эту просьбу сегодня же, если бы сумел его найти. Я искал его повсюду, дважды заезжал к ним домой и вечером, уже по дороге в клуб, довольно долго беседовал с его женой. К сожалению, мне так и не удалось направить разговор в нужное мне русло. Она не позволила мне задать ни одного вопроса касательно дел ее мужа, и я покинул ее с тем же, с чем пришел — то есть ни с чем, если не считать весьма неприятного ощущения, что во время нашей беседы он сидел в соседней комнате и внимательно прислушивался ко всему, о чем мы говорили. Она уже два дня как поднялась с постели и, должен заметить, выглядит прекрасно. Пожалуй, она стала еще красивее, чем была до свадьбы, словно рождение ребенка вдохнуло в нее новую душу. Я не исключаю, что передо мной она ломала комедию, но мне она показалась спокойной и счастливой, полностью погруженной в заботы о семье и новорожденном. Она навестит вас, как только начнет выезжать, — похоже, ей не терпится с вами увидеться.
