По характеру совсем не склонный к влюбленной дружбе, он вполне допускал подобную склонность в других и понимал, что у любой женщины могут быть свои маленькие секреты и мелкие обиды, невинные ошибки и сожаления, которыми она охотнее поделится с другом, нежели с мужем. «По прошествии определенного времени супруги внушают друг другу робость», — любил повторять он. Влюбленная дружба, установившаяся между посланником и г-жой де…, принадлежала к разряду чувств, способных даже у самого подозрительного мужа вызвать лишь снисхождение, и г-н де… не углядел ничего странного в том, что его жена посвятила посланника в подробности затеи, лишившей ее любимого украшения. Он не имел ничего против этого — она ни в чем не провинилась перед ним и, в любом случае, не могла знать заранее, что человек, которому она доверила свою тайну, окажется обладателем этого украшения. «Самое поразительное в случайности — то, что она выглядит естественно, — часто говаривал он. — Остается только руками развести».
Он привык смотреть на вещи трезво, а его отношение к жизни исключало всякую возможность ощутить себя оскорбленным. Он хорошо понимал разницу между дружеским жестом и дерзостью и решил, что посланник, далекий от мысли преподнести его жене подарок, которого она не могла принять, стремился лишь помочь ей исправить последствия лжи, в глазах мужа выглядевшей слишком неубедительно. Он легко представил себе все подробности этого маленького заговора и вообразил, как удивилась его жена, снова увидев серьги, которые считала навсегда для себя потерянными. Вместе с тем его понятия о чести не позволяли ему разрешить жене принимать такие дорогие подарки от кого бы то ни было, кроме него самого, и вскоре после обеда он отозвал посланника в сторонку и увлек его за собой в маленькую гостиную.
— Друг мой, — обратился он к нему. — Вы не могли действовать с большим тактом, но, видите ли, у меня есть веские причины быть уверенным, что жена моя вовсе не случайно обнаружила нынче вечером свои серьги в груде перчаток. Мне бы очень хотелось в это верить, но, увы, это невозможно. Вы пользуетесь ее доверием, и я очень хорошо понимаю, что вы не устояли перед искушением дать ей возможность с вашей помощью загладить нанесенную мне обиду, — ведь она продала украшение, которое получила от меня в подарок на другой день после нашей свадьбы. Она думает, что я ни о чем не догадываюсь. Она солгала мне, сказав, что потеряла эти бриллианты, я же, со своей стороны, не стал с ней спорить. На мой взгляд, в результате некоторых объяснений между супругами возникает неловкость, от которой потом очень трудно избавиться. Если моя жена появится в свете в бриллиантах, которые, как всем известно, давно ей принадлежат, никто не удивится и не заподозрит здесь вашу руку, но я — то буду видеть ее постоянно. Вы, конечно, поймете, дорогой друг, что я не вправе прикидываться простаком и на все закрывать глаза. Поверьте, мне очень хотелось бы снова получить в свое распоряжение эти бриллианты и, чтобы наша беседа завершилась на самой простой и дружеской ноте, я предлагаю вам следующее. Если вы не против, отнесите эти серьги моему ювелиру и назовите ему цену, которую я с удовольствием заплачу.
Посланник выслушал г-на де…, ни разу его не прервав и не выказав ни малейших знаков удивления, и лишь поблагодарил за широту души и оказанное ему доверие. Затем он принес свои извинения за то, что принял участие в заговоре, невинные цели которого покоились на искренней дружбе. Г-н де… вернул ему серьги и дал адрес своего ювелира. Они еще немного поговорили, вместе посмеялись над женским кокетством и женской скрытностью, над склонностью женщин к горячности и их глубокой убежденностью, что все мужчины наивны, как дети. После этого они вернулись пить кофе в гостиную, где остальные гости пожурили их за долгое отсутствие. Особенно старались дамы, обиженные, что ими пренебрегли. Посланник присоединился к кружку, центр которого занимала г-жа де…, но до конца вечера не сделал попытки переговорить с ней с глазу на глаз.
Посланника восхитили достоинство и любезность, с какими г-н де… сумел предотвратить назревавшую неприятность, но поведение г-жи де… оставило в его душе чувство болезненной горечи. Он морщился, вспоминая ее слова: «Поскольку вы будете знать правду, позвольте мне пойти на ложь». Но еще более непростительной ему казалась ее готовность принять от него как залог его страсти украшение, прежде подаренное мужем. Это украшение наверняка напоминало ей о первых днях ее любви, о первых расточаемых ею ласках и первых тайнах супружества. Он осознал нелепость своего положения, оскорбительного положения жертвы насмешки, и при мысли о том, что г-жу де… ничуть не покоробила перспектива смешать воспоминания, принадлежавшие только им двоим, с другими воспоминаниями, думать о которых без боли он не мог, он почувствовал, как любовь к г-же де… освобождает его сердце. Озабоченный лишь тем, как бы поскорее избавиться от драгоценностей, причастных к его оскорблению, он уже на следующее утро явился к ювелиру, вручил ему серьги и попросил предоставить их в распоряжение г-на де….
Около полудня посланнику доставили письмо от г-жи де…. Она сетовала на то, как прошел вчерашний вечер: «Я ненавижу свет, мне хотелось бы, чтобы на меня смотрели только ваши глаза. Стоит вам заговорить с кем-нибудь еще, как меня охватывает страх и мне делается дурно». Она просила его прийти к ней как можно раньше. Он ответил, что, к великому своему сожалению, не в силах исполнить ее просьбу: «Мне мучительно трудно не видеть вас, но мною получена срочная депеша из моей страны, и я выезжаю немедленно. К чему говорить об иных чувствах, если горечь разлуки с вами пересиливает во мне даже внушенную вами любовь». Г-жа де… расплакалась. Посланник уехал, а к г-ну де… пришел ювелир.
— Вы ни за что не поверите мне, любезнейший сударь… — начал он.
— Напротив, дорогой мой, я с легкостью вам поверю, ибо я в курсе того, что привело вас ко мне, — прервал его г-н де….. — Назовите лишь цену принесенной вами вещи.
— Сударь, — продолжил ювелир, — мне хотелось бы, чтобы эти бриллианты стоили менее дорого, поскольку я имею скорбную привилегию продавать вам их вот уже в третий раз. Меня весьма удивило, поверьте, — добавил он после короткого молчания, — что они снова попали ко мне.
— Красивые вещи, как и люди с тонким вкусом, выбирают лучшие дома, — произнес г-н де….
— Но какое совпадение! — не унимался ювелир. — Согласитесь, какое редкое совпадение!
— О! — не сдавался г-н де…. — Я уже привык, что правда всегда выглядит неправдоподобно. Все неправдоподобное оказывается правдой, а потому я уже давно ничему не удивляюсь.
И он в третий раз купил серьги.
Едва ювелир ушел, г-н де… вызвал звонком лакея и спросил у него, дома ли г-жа де….. Лакей сообщил, что госпожа удалилась в свою комнату, что лицо ее необычайно красно, что она жаловалась на холод и объявила, что отправляется в постель.
Г-н де… имел обыкновение стучать в комнату жены, но на сей раз он вошел, не дождавшись ответа.
— Вы отдыхали? — спросил он.
— Нет, — отвечала она. — В моем сердце нет места ни усталости, ни отдыху.
Из этих слов он понял, что она влюблена. И он не ошибся. Она любила и впервые в жизни страдала от любви. Глядя, как она лежит — прекрасная, жалкая, снедаемая тревогой, с покрасневшими веками и глазами, полными слез, г-н де… решил воспользоваться удобным случаем и преподнести ей урок.
— Что вы скажете на это? — спросил он и поставил перед ней распахнутый футляр, в глубине которого поблескивали бриллиантовые сердечки.
Г-жа де… ничего не ответила. Она протянула руки, взяла серьги и поднесла их к ушам, словно ощутив сладость поцелуев, от которых хотелось закрыть глаза.
— Мне очень жаль, — продолжил г-н де…, — но нам надо поговорить. Возможно, вы согласитесь выслушать меня не перебивая. Своею ложью вы превратили это украшение в источник недоразумений. Я очень зол на вас, и вы понесете наказание. Как вам известно, у жены моего племянника только что родился сын. Семья наша, увы, не имеет других наследников, и я решил, что завтра мы с вами отправимся к молодой матери и вы подарите ей эти серьги, более вам не принадлежащие.
Раздавленная горем, стыдом и любовью, г-жа де… поняла, что ей предстоит пройти одно из тех испытаний, которые небеса посылают святым. Призвав на помощь всю свою отвагу, она избрала своим оружием слабость и, ни слова не говоря, положила бриллианты на место и закрыла футляр. Г-н де… придавил крышку ладонью.
— Итак, решено, — возгласил он. — Вы к ним больше не прикоснетесь.
У старшего брата г-на де… был единственный сын, который, пренебрегнув семейными традициями и нимало не заботясь о причиненном родителям огорчении, женился на очень красивой девушке, намного превосходившей его умом, но довольно взбалмошной и склонной к необдуманным поступкам. Ее упрекали в том, что она приходилась дочерью человеку с дурной репутацией, денежному мешку, который впрочем, был недостаточно богат, чтобы вести свои дела не таясь, и которого бесконечные темные спекуляции уже несколько раз ставили на грань банкротства. Однако юная супруга проявила такое множество прекрасных качеств, показала такую привязанность к семейному очагу и такую готовность во всем подчиниться семье мужа, что в конце концов ей простили неспособность быть иной, чем она есть, а после рождения наследника и вовсе вознесли ее до небес.
