можно пойти даже дальше уполномоченных и сказать, что развитие диакониссы не просто
«примитивно», оно сильно задержано, ибо, хотя она и посвящена, ее посвящение
«оставило неизгладимый отпечаток и предполагает обязанность пожизненного служения»; она должна оставаться вне Церкви и занимать положение ниже самого скромного викария. Таково было решение, и, посоветовавшись со взглядами и традициями Церкви, комиссия, наконец, сообщила:
«И, хотя комиссия в целом не дала бы своего положительного согласия с мнением, что женщина по своей природе неспособна принять благодать Ордена, а следовательно, и любого из трех Орденов, мы полагаем, что общее мнение Церкви все еще находится в согласии с непрерывной традицией мужского священства».
Показав таким образом, что наивысшее из всех ремесло во многом схоже с другими, наши толкователи, согласитесь, пролили немало света на дух и сущность религиозных профессий. Теперь мы должны попросить их помочь нам, если они захотят, проанализировать природу страха, который, по нашему мнению, все еще не позволяет нам открыто выражать свое мнение, как подобает свободным людям. Хотя во многих отношениях они идентичны, наиболее существенное отличие между религиозной профессией и другими было отмечено выше: Церковь, как институт, должна иметь духовные, а не одни лишь исторические причины своих поступков; она должна обращаться к разуму, а не закону. Поэтому, когда дочери образованных мужчин захотели быть допущенными к профессиям Церкви, уполномоченным от комиссии показалось целесообразным указать не только исторические причины своего отказа, но и психологические. Поэтому они вызвали Гренстеда[257], Д. Б., профессора философии и христианской религии[258] Оксфорда, и попросили его «обобщить соответствующие психологические и психофизиологические знания» с целью обоснования «мнения и рекомендаций, выдвинутых комиссией». В этот момент психология отделяется от теологии и становится гендерной психологией, как настаивал профессор, а «ее влияние на поведение человека все еще является предметом изучения специалистов… и… любая интерпретация остается спорной, во многих отношениях неясной». Тем самым он дал свои показания, проливающие немало света на происхождение страха, который мы признали, сожалея, что не можем придумать ничего лучшего, нежели просто следовать его словам.
«Перед комиссией (сказал он) были представлены доказательства того, что мужчина имеет естественное превосходство над женщиной. Данная точка зрения, как она есть, не имеет поддержки со стороны психологии. Психологи всецело признают факт мужского доминирования, которое не следует путать с каким бы то ни было превосходством, имевшим, по-видимому, отношение к вопросу о допуске к священным орденам и профессиям лиц одного пола, а не другого».
Именно психолог может пролить свет на некоторые факты, и вот первый из них.
«Очевидно, что чрезвычайно важное практическое значение имеет тот факт, что любое предложение о допуске женщин к званиям и функциям Триединого Ордена Духовенства вызывает сильное чувство. Доказательства, представленные комиссии, показали, что это по большей части враждебное чувство к подобным предложениям… А его сила, сочетанная с огромным разнообразием рациональных объяснений, ясно свидетельствует о наличии мощного и широко распространенного подсознательного мотива. При отсутствии подробного аналитического материала в контексте данного вопроса тем не менее все равно ясно, что инфантильная фиксация играет преобладающую роль в формировании сильной эмоции, которую вызывает вся эта тема.
Причины этой фиксации наверняка отличаются у разных людей, поэтому любые предположения о ее происхождении носят обобщенный характер. Но каковы бы ни были ценность и точность интерпретации материала, лежащей в основе теорий „Эдипова комплекса[259]“ и „комплекса кастрации[260]“, ясно, что всеобщее принятие мужского доминирования и в еще большей степени женской неполноценности, опирающееся на подсознательные представления о женщине как о „неполноценном мужчине“, имеет инфантильное происхождение. Несмотря на всю иррациональность, эти конструкции преимущественно сохраняются и у взрослых людей, выдавая свое присутствие на бессознательном уровне силой эмоций, которые они порождают. В пользу этой точки зрения выступает тот факт, что допуск женщин в священный сан, и особенно к служению в храмах, чаще всего воспринимается как нечто постыдное. И это чувство стыда нельзя классифицировать никак иначе, как иррациональное сексуальное табу».
Здесь мы можем поверить профессору на слово, что он искал и нашел «достаточно доказательств наличия этих бессознательных сил» как в языческих религиях, так и в Ветхом Завете, и перейти к его заключению:
«В то же время не стоит забывать, что христианская концепция священничества опирается не на указанные подсознательные эмоциональные факторы, а на институт Христа. Таким образом, она не только исполняет, но и заменяет собой традиции язычества и Ветхого Завета. Что касается психологии, то не существует какой-либо теоретической причины, по которой женщине не следует быть священнослужителем наравне с мужчиной. Противоречия, которые предвидит психолог, носят исключительно эмоциональный и практический характер»{106}.
На этом мы его и оставляем.
Согласитесь, что члены комиссии выполнили ту деликатную и трудную задачу, что мы им поручили. Выступая посредниками и толкователями, они дали нам замечательный пример профессии в ее чистом виде и показали, как эта самая профессия базируется на психологии и традициях. Затем они объяснили, почему образованные люди разного пола не говорят друг с другом открыто на некоторые темы. Они показали, почему даже финансово независимые аутсайдеры все еще могут бояться свободно выражать свое мнение или экспериментировать. И, наконец, посредством точных научных формулировок они открыли нам природу этого страха. Ибо, когда профессор Гренстед приводил свои аргументы, мы, дочери образованных мужчин, будто наблюдали за работой хирурга, беспристрастного и практикующего ученого, который, препарируя человеческий разум своими средствами, обнажил и продемонстрировал всем корневую причину, лежащую в основе нашего страха. Это яйцо, научное название которого «инфантильная фиксация». Будучи недостаточно образованными, мы ошибочно называли его зародышем. Мы учуяли его запах в воздухе, обнаружили в Уайтхолле, в университетах, в Церкви. Теперь же профессор определил и описал его так точно, что ни одна дочь образованного мужчины, какой бы невежей она ни была, не сможет ошибиться и неправильно истолковать его в будущем. Присмотритесь к описанию. «Любое предложение принять женщин вызывает сильную эмоцию», — и неважно, о какой священной области идет речь: о медицине, науке или Церкви. Дочь образованного мужчины может подтвердить профессору, что сильное чувство непременно возникает, как только она просит куда-либо ее принять. «А сила этой эмоции ясно свидетельствует о наличии мощного и подсознательного мотива». Она поверит профессору на слово и даже объяснит ему некоторые причины, которые ускользнули от него. Позвольте нам обратить внимания лишь на две из них. Проще говоря, есть денежная причина для ее отстранения. Не зарплатный ли мотив это теперь, какими бы ни были жалованья во времена Христа? Архиепископ
