что ты придешь… – не отворачиваясь от окна в собственной опочивальне, Марья поприветствовала сестру.
– Так ведь и сама не спишь… – Варвара хоть, судя по голосу, и улыбалась, но все ж была встревожена.
– Как уж тут уснуть, – Марья порывисто повернулась к сестре. – Когда такие дела творятся…
Она встала и прошлась по комнате.
– Да уж, есть о чем подумать, – Варвара удрученно вздохнула.
– Ах, Варя, дивлюсь я твоему спокойствию! – остановившись резко, Марья заглянула в глаза сестре. – Неужто не понимаешь, что приключилось?
– Понимаю, конечно, сама ведь мне все недалече как час назад рассказала, – Варвара нахмурилась. – Оружие страшное у нас украли!
– Да в том ли дело! – Марья покачала головой, и сестра наконец поняла:
– Погоди! Неужто ты и впрямь считаешь, что кто-то из сестер мог отца предать?
– Не я, Володыка, – Марья ровно вздохнула. – А ему, сама знаешь, все ведомо.
Она подошла к малахитовому столику и, взяв гребень, принялась расчесывать волосы, глядя на себя в серебряное ростовое зеркало.
– Ты не помнишь уж, малая совсем была. Да только не все сестры участи, что отец им уготовил, рады были. Не все удела смертного желали. Та же Чернава, как узнала, сперва совсем не обрадовалась.
– Ах! – Варвара испуганно прикрыла рот ладошкой. – Да нешто можно так? Воле Володыки противиться?
– Противиться, может, и нельзя, – Марья отложила гребешок. – А вот отомстить за участь свою… Такое, как по мне, вполне быть может! Хоть то и глупость непомерная.
– Что ты говоришь такое, Марья! О сестрах ведь наших! – Варвара вдруг осеклась и осторожно спросила: – Марья… И… что ты делать собираешься?
– Исполню волю Володыки. Во что бы мне то ни стало.
Наследная царевна жестко взглянула на сестру.
Дни нынешниеЛукоморье
– Так вон он какой…
Тем же, уже совсем поздним вечером Иван, остановив коня по правую руку от Марьи, покрепче сжал поводья. Впереди, недалече чем в двадцати шагах, на излучине берега прямо из воды рос старый необъятного хвата кряжистый дуб. Могучие корни его омывали волны казавшегося кроваво-красным в закатных лучах увядающего солнца моря, а израненную, подранную кору опоясывала в несколько слоев тонкая, подернутая окислом и ржавчиной граненая цепь. Местами столь глубоко она въелась в мягкую плоть древа, что из него, будто кровь, сочился и стекал к липкой уже земле сок.
Царевне с первого взгляда стало яснее ясного: места сего, до коего добирались они от дворца Дадона почти час, коснулась Навь.
– Видите его? – голос Ивана с лихвой выдавал его волнение.
– Пока я вижу только следы его трапезы…
Ясный Сокол с отвращением кивнул на людские останки, обломанными зубами торчащие из мокрого песка.
– Вижу.
Вся собравшись, царевна вместе со столь же зорким Водяным наблюдала, как среди ветвей зашевелилась громадная уродливая тень.
Глава шестая
О челне, сестрах да Дивен-Граде
Тень, появившись меж изъеденной хворью скудной листвы да сухих веток, плавно стекала вниз. Все отчетливее вычерчиваясь средь кроны, постепенно она обретала формы и чресла. Вот стало видно худощавое, гибкое, точно змея, тулово. Длинные, мощные лапы, что ловко цеплялись за ветви. Изломанный на конце могучий хвост, пушистый, словно воротник Дадоновой шубы. И просвечивающая багрянцем заката дыра, что зияла на месте глаза.
– И это они котом зовут? Да это ж чудище настоящее!
Царевич невольно опустил руку на колчан, и тут в головах путников раздался вкрадчивый, мелодичный голос:
– Кто и з-зачем явился сюда?
Баюн – а то был, вне всяких сомнений, именно он – говорил с нарочитой леностью, растягивая с придыханием слова.
– Говорите… ну-у же…
И, прежде чем Марья успела что-либо молвить в ответ, сам же пояснил себе:
– Ах да-а… в-вижу… чу-у-ю… знаю… Марья Моревна… Наследная царевна государства подводного, дочь Володыки Истинного. И что ж-же ты хочешь от меня, дева Моря-Окияна?
Баюн, по-прежнему скрываясь средь кроны дуба в виде устрашающей тени, не спешил являться пред очи своих гостей, и Марье приходилось прилагать немало усилий, чтобы не терять ее из виду и при том стараться отыскать самого обладателя вкрадчивого голоса.
– Помощи.
– Помощи? – насмешка на один короткий миг переплелась в голосе кота с явным удивлением, а затем тут же сменилась равнодушным раздражением. – Так иди прочь, ибо никому я не помогаю… – Баюн замолчал, точно для него разговор их был закончен, но затем вдруг быстро добавил: – А вот совет дать могу.
– Помощь, совет, называй, как нравится, – хозяин вод, теряя терпение, закатил глаза. – И спускайся уже, серьезный разговор глаз требует.
– Как нравится… что ж… – глас кота, который царь вод, казалось, и не услышал, сделался задумчивым. – Хорошо. Да вот только совет мой заслужить надобно. А можно… – кот вновь замолчал надолго, скользя меж ветвей, роняя вниз сухие листья и скрежеща о кору острой цепью. – И силою взять… Как ты предпочитаешь, Марья, дочь Володыки?
Баюн, грациозно спрыгнув на нижнюю ветвь дуба, что тяжело качнулась под его немалым весом, наконец показался во всей красе, ничуть не похожий на собственную тень, что была, как теперь уже Марья точно поняла, не чем иным, как мороком. Сам же он выглядел, в отличие от нее, ничуть не опасно, а скорее одновременно жалко и, быть может, слегка лишь отталкивающе.
Телом Баюн напоминал обычного кота, хоть и довольно крупного. С грязной, всклокоченной серой шерстью, что тут и там была вымазана темно-бурыми пятнами запекшейся крови да блестела белыми полосами лысых старых шрамов, и с острыми серпами стальных когтей.
Граненая, местами проржавленная, а местами покрытая солью, дубовым соком и патиной, цепь туго перетягивала его шею и кое-где протерла шкуру под собой до дыр с алеющим в них лоснящимся маслом волокнистым мясом. А единственное оставшееся и надорванное ухо, обломанный стальной клык и слепой, затянутый бельмом глаз на исполосованной нитями былых ран мордой довершали невеселый образ Баюна.
– Хах, экий красавец, а! – Водяной, ничуть не смущаясь, многозначительно присвистнул, а затем, наклонившись к Марье, тихо добавил: – Какой-то он больно хлипкий на вид. Кажется, такого и ногой придавить можно. Быть может, мы… ну… и попробуем, чтоб на разговор шибче пошел?
– Хлипкий. Однако ж все боятся.
Марья ответила столь же тихо, решив, дабы не пороть горячку, сперва все же поговорить с котом, а затем громко молвила, обращаясь уже к Баюну:
– Ну, чего за совет свой хочешь?
Ответ его, однако, радости царевне ничуть не добавил. Конечно, она не надеялась даже, что кот ограничится какой-нибудь малостью, в виде куска сочного мяса и доброй ласки за единственным оставшимся ухом, но и такого точно не ждала.
– Свободы…
* * *
Спустя пару дней после разговора с котом путники с первыми лучами солнца направились в Лукоморский порт. Там, несмотря на ранее, еще даже не расцвеченное солнцем утро, кипела жизнь. Самый разномастный люд спешил спозаранку решить свои дела, покуда остальные не подсуетились раньше.
Тут были и купцы, спешащие поскорее да повыгоднее обменять или отправить товары, и моряки, возвращающиеся на корабли
