приятный запах… И небо перед рассветом. Самое прекрасное время суток.
Щелкает вторая пряжка. Я закрываю от боли глаза, и Роуэн снимает с моей руки повязку.
– Ты воплощаешь для меня самое лучшее. Неважно, сколько ран у тебя на лице или в сердце.
Открыв глаза, я больше не вижу в зеркале своих ушибов. Ни синяков, ни царапин, ни ссадин. Только ярко-синий мужской взгляд, прикованный к моему лицу, мускулистую руку на талии и пальцы, выводящие узоры по коже.
Я накрываю мужскую ладонь своей, чувствуя на суставах тонкие шрамы. Медленно поднимаю руку Роуэна, жадно вглядываясь при этом ему в лицо и отслеживая малейшие изменения мимики. Кладу его пальцы на верхнюю пуговицу рубашки, а сама провожу ладонью по напряженным мышцам предплечья.
Мы молчим – любые слова будут лишними – и пристально смотрим друг другу в глаза.
Роуэн расстегивает первую пуговицу. Вторую. Третью. Четвертую. Пятая обнажает верхнюю часть живота. Шестая – украшенное цветными камешками колечко в пупке. Расстегивая седьмую и восьмую пуговицу, Роуэн не сводит с меня взгляда. Кусочек голой кожи между полами рубашки блестит в неярком свете.
Пульс стучит как бешеный. Я могла бы увидеть его биение под кожей, если бы отвела взгляд. Но я не хочу отворачиваться.
Пальцы Роуэна смыкаются на подоле рубашки. Он отводит одну полу в сторону, и грудь обдает теплым воздухом. Потом то же самое он проделывает со второй полой. Мы по-прежнему смотрим друг другу в глаза. Я сглатываю и поднимаю брови, и только тогда он опускает взгляд.
– Господи, – выдыхает Роуэн. – Слоан…
На теле у меня множество царапин и синяков, которые за прошедшее время стали темнее и ярче. Роуэн жадно обшаривает взглядом каждый сантиметр моей кожи – словно я редкое, но изрядно помятое сокровище. Скорее всего, он ожидал иного зрелища, не раз представляя меня раздетой. Я тоже, надо признать, о нем фантазировала, но в реальности, в тяжелой тишине, которая повисла в ванной комнате, происходящее чувствуется иначе. Я не думала, что кровь будет так неистово бурлить в венах, а мир съежится до размеров зеркала.
Взгляд Роуэна застывает на моем горле. Темно-синие глаза становятся почти черными; зрачки расползаются, оставляя тонкий цветной ободок по самому краю радужки. Взгляд скользит ниже, по грудине, так медленно и настойчиво, что я чувствую его кожей. Он оглаживает мне ключицы, ползет в сторону и замирает в области сердца. Очерчивает пирсинг из розового золота, опоясывающий торчащий сосок. По рукам поднимаются мурашки, и я вздрагиваю, потому что мужской взгляд мечется в другую сторону, где в правой груди торчит такое же колечко.
– На что засмотрелся, красавчик? – шепчу я.
– Господи… – с явным мучением выговаривает Роуэн. – Господи, Слоан. Ты просто…
Он стягивает с меня рубашку, стараясь не потревожить больное плечо. Сам пристально разглядывает меня в зеркале. Рубашка горкой падает у наших ног. Глубоко вдохнув, Роуэн цепляет большими пальцами пояс моих штанов и тянет их вниз. Обхватив лодыжку, приподнимает ступню и стягивает ткань с одной ноги, затем то же самое проделывает с другой. Потом выпрямляется в полный рост, и я вижу, как напряженно вздымается у него грудь, а на шее часто-часто бьется пульс.
– Нужно успокоиться, – бормочет Роуэн чуть слышно, явно обращаясь к самому себе. – Залезай в воду, пока я окончательно не сдох.
Едва переставляя ноги, я иду вслед за ним – Роуэн тянет меня к ванне, где мерцает облако белых пузырьков.
– Интересно, в таком случае мне зачтется лишняя победа?
– Я готов отдать тебе все победы разом… – бормочет он. – Не стоит впадать в крайность и меня убивать.
Возле ванны мы останавливаемся. Оперевшись на Роуэна, я щупаю воду, ставлю в лохань ногу и поднимаю голову, рассчитывая увидеть, как он беззастенчиво разглядывает мое обнаженное тело. Но нет, смотрит мне в лицо, а между бровей у него залегла глубокая складка, как будто от боли.
– Все нормально? – спрашиваю я, забираясь с его помощью в воду.
Роуэн хмурится.
– Не сказал бы.
– Ты неплохо держишься.
– Разве не тебя надо подбадривать?
– Возможно.
– Залезай, черт побери!
– Залезла!
Роуэн свободной рукой проводит по лицу.
– Откуда у тебя силы действовать мне на нервы?
– На это силы всегда найдутся. Издеваться над тобой – главная моя задача.
Я хочу улыбнуться, но улыбка тут же вянет: Роуэн внезапно отворачивается, уставившись в угол комнаты, словно мой вид изрядно действует ему на нервы.
– Что не так?
– Слоан, я четыре года схожу по тебе с ума. Умоляю тебя, сядь наконец.
Придирчиво разглядывая его профиль, я медленно опускаюсь в воду. Роуэн по-прежнему смотрит в сторону, словно не желая меня видеть. Такое чувство, будто он отгородился внезапно выросшей стеной.
– Вообще-то, всего три, – говорю я, пытаясь шутливым тоном снять напряжение.
Я ныряю в воду, чтобы пузырьки пены прикрыли грудь и над белой пеленой виднелись только плечи и лопатки. Подавшись вперед, обхватываю колени руками.
Роуэн протяжно вздыхает.
– Четыре.
– В доме Харви была третья годовщина, так что…
– Это было вчера. Значит, пошел четвертый год. А по ощущением восьмидесятый.
– Ладно, – говорю я с ухмылкой, которую он не замечает.
Проходит мгновение, и Роуэн садится рядом на корточки, чтобы наши лица оказались на одном уровне, хотя сам по-прежнему глядит в сторону. Он берет лежащую на бортике мочалку, смачивает ее в воде и, стараясь не касаться меня голыми пальцами, проводит ею по здоровому плечу, бережно смывая грязь. Я пытаюсь не дергаться, хотя мысли мечутся быстрее урагана.
Сглотнув, я тихо, придушенно спрашиваю:
– Значит… четыре года?
Глаза у Роуэна темнеют; он смотрит на мочалку, которой медленно, давая воде остыть, водит по коже.
– Ты знаешь. Я говорил в доме Торстена.
Сердце замирает. Роуэн окунает мочалку в густую пену и украдкой, самую малость и, кажется, вовсе не случайно, задевает пальцами бедро, но прежде чем я успеваю убедиться в своих подозрениях, вытаскивает руку из воды и проводит мочалкой по спине.
– Значит, ты помнишь?!
Роуэн в третий раз молча окунает мочалку в воду. Я хватаю его за запястье, не давая вытащить руку, и заставляю наконец посмотреть мне в лицо.
– Эй, – тихо говорю я. – Не молчи.
– Слоан…
Он закрывает глаза и протяжно выдыхает, будто надеясь тем самым избавиться от мучений.
– Если дотронусь до тебя… – Он качает головой. – То остановиться не смогу. Знала бы ты, с каким трудом я раздел тебя и не нагнул при этом у раковины.
Залившись румянцем, я растягиваю губы в наглой ухмылке.
– Не вижу, в чем проблема.
– Ты ранена.
– Просто выбито плечо, да пара синяков.
