от первого, совершил на нём несколько высоких козлиных скачков, рубя яркие перья с беретов атакующих, затем отсалютовал мечом и спрыгнул вниз. За ним последовали расфранчённые загонщики, вслед которым уже спешила подмога из ложи, занимаемой учениками Дестраза.
Началась всеобщая свалка.
Глава 23. Убийца и блудница
— О, Мессалина, прекрасна ты вся, как Кипида[86]. Груди твои, как созревшие в осени смоквы[87]! Дай я сожму их, иначе не жить уж на свете Лессандро! — золотоволосый мужчина в белой тунике выскочил на сцену за полуголой девицей.
— Нет, не дави! Уж приблизилась полночь — муж на пороге рогами в ворота стучится. Что я скажу, коль останутся алые пятна? — рыжая актриса, заламывая руки, повалилась на колени у края настила.
Чаша театра вздрогнула от неудержимого хохота.
— Скажешь глупцу — то отметина Гейи. Избрана ты быть женою безумца Арея.
— Муж мой хоть стар, но ещё не лишился рассудка! Выгнана буду с позором из этого дома.
Седой длиннобородый старик склонился к изящному ушку статной красавицы в верхней ложе. Его дыханье щекочет её кожу, шевелит нежные завитки волос. Отсветы масляных фонарей сверкают медовым пожаром в её кудрях. Девица печальна, она отворачивается, не хочет слушать, не слышит. Хрусталь слёз душит ей горло, скребётся битым стеклом в гортани. Она не смотрит пьесу, она вся во власти демонов отчаяния. Её снедают безысходность и сомнения.
Кто этот старик? Её отец? Муж? Любовник? Впрочем, какой тут любовник в его то годы… Донести бы вовремя своё естество до ночного горшка!
— Марк, смотри, вон там, напротив, сеньор Дона́то. Он хотел познакомиться с тобой, — слащавый женский голосок вырвал Арсино из задумчивости.
— Зачем?
— Сеньор Донато принадлежит к новой аристократии. Он зажиточный купец. У́го Донато считает, что настало время перемен. Истардия должна быть сильной и единой страной под властью достойного государя.
О господи, женщина, что ты несёшь! Закрой свой мерзкий кривой рот и помолчи. Я давно устал от этого дерьма и не желаю слышать подобных речей!
— М-м, возможно, как-нибудь на досуге, — пробормотал Арсино, стараясь не глядеть на спутницу и Уго Донато.
— А слева от него сидит Никкола Макьялли из Фларии — это известный мыслитель, философ и писатель. Ты читал его труд — «Государь»? — навязчивый голос женщины всё сильнее мучил слух кондотьера.
— Нет.
— Очень жаль, — сеньора надула пухлые губки. — Сеньор Никкола считает, что ради блага государства и народа сгодятся любые средства. Оправданы даже жестокость и убийства, если это ведёт к золотому веку процветания. Польза выше добродетели.
Снова горы разлагающихся трупов на перекрёстках? Снова вороний грай и костяные танцы на омытых кровавым ливнем площадях? И всё ради того, чтобы кучка идиотов набила себе мошну и, раздуваясь от гордости, могла кричать о великой миссии и благе простого народа!
— Очень интересно. Если этот чудак принесёт твоих детей в жертву своим идеалам, будешь ли ты так же восторженно аплодировать ему дальше?
— Дурак, — фыркнула женщина и отвернулась.
Из-за занавеса раздаётся громкий стук. Женщина на сцене в ужасе вздрагивает и бросается в объятия любовника.
— Быстрей, Лессандро — это муж явился! Ложись сюда, прикинься наковальней.
Любовник встаёт полуголым на четвереньки и замирает.
На сцену вбегает ещё один юноша с золотистыми волосами.
— О, Мессалина, ты ли это? Моё нутро горит от предвкушенья! Огнём пылают каменные чресла!
— Приди в мои объятия, Венченцо! — восклицает актриса, протягивая к вошедшему мягкие белые руки. — Где был ты, расскажи мне без утайки?
Снова раздаётся стук, любовники кидаются навстречу друг к другу.
— О, небеса! Мой муж опять явился! — актриса в ужасе прижимается ко второму актёру, и её горячий шёпот разносится по всему театру. — Ложись сюда. Прикинуться мехами тебе придётся, дорогой мой Вичи.
Второй любовник ложится рядом с первым на бок и задирает кверху ногу. Входит пожилой актёр в образе мужа. Его голову украшают раскидистые рога и позолоченная корона.
— Боже, как они посмели! — гневно прошептала женщина рядом с Арсино, стискивая его руку в своей.
— О чем ты? — кондотьер нахмурился. — Они изображают сцены из жизни Мессалины, жены императора Клавдия, развратнейшей из женщин древности. Корона тут лишь символ императорского достоинства Клавдия.
— Нет, это грязный намёк!
— Глупости. Не придумывай, — отрезал де Вико.
— Императоры не носили корон! — яростный шёпот женщины тошнотворным комком поднялся к горлу Арсино.
— Считаешь, дешёвому драматургу это известно?
— О, Мессалина, ты не спишь? Всё ждёшь меня, моя голубка. Я вижу, новый инструмент у нас в хозяйстве появился? — рогатый муж с интересом осматривает двух любовников, обходя их по кругу.
— Подарок это на твоё рожденье, — заверяет женщина старика, умильно тряся круглым личиком.
— Прекраснее не мог я и помыслить! — довольный старик берётся за торчащую вверх ногу любовника и начинает «качать меха».
— Пуф-пуф-пуф, — говорят меха.
— Да, ты примерно угодила мужу, моя Кипида, глаз моих услада, краса заката жизни! — старик треплет неверную жену за щёчку. — А ну-ка, испытаю наковальню. Подкова где моя? Подай мне верный молот?
Актёр берёт инструменты и кидает подкову на спину первого любовника, замахиваясь молотом. Наковальня начинает медленно уползать со сцены, вслед за ней ползут «меха».
О, как легка её походка — горная серна сравнится ли в ловкости с нею? Её профиль так тонок! Точёные пальцы дрожат, теребя поясок зелёного платья. Куда ты торопишься, прелестная нимфа? Отчего оставила длиннобородого старца в одиночестве?
— Ты куда? — маленькая рыжеволосая женщина в роскошном бордовом платье ухватила Арсино за руку.
— На нас смотрят! — он гневно вырывал ладонь из её пухлых пальчиков.
— Ну и пусть, мне всё равно, — её капризный навязчивый голос противно резанул слух кондотьера.
— Ваш муж всё узнает, — огрызнулся мужчина, — вы компрометируете себя.
Женщина отвернулась, делая вид, что утирает слёзы.
— Ему плевать — он старый кастрат! Он пройдёт мимо, даже если ты отымеешь меня на нашем супружеском ложе.
Горький упрёк прошёл мимо ушей кондотьера. Мужчина покинул капризную сеньору и быстрым шагом направился к выходу вслед убежавшей красотке.
Перед театром собралась целая артель дремлющих на козлах возчиков. Сонные лошади топтались на месте, всхрапывая и шумно вздыхая в ожидании своих ездоков. Под мраморными арками театра, в одной из тёмных ниш грязная дешёвая куртизанка натужно охала и стонала, отдаваясь за горсть рамесов случайному прохожему или кому-то из нерадивых ценителей искусства, решивших подменить духовное наслаждение плотскими утехами.
Луна стальным серпом плывёт над низким частоколом крыш, купаясь в крови заката. Она сегодня мой соучастник и враг. Луна укажет мне путь и не даст укрыться. Где ты,
