и счастливо избежав подножки, выставленной кем-то из сидевших в тени «птенчиков», де Грассо горным козлом взлетел на первую площадку лестницы.
Там он замер, приняв защитную стойку в ожидании пыхтящих внизу противников. Теперь длина их клинков не была столь опасна для юноши, получившего шанс атаковать сверху. К тому же солнце здесь било ему в спину, слепя нападающих безжалостными лучами.
— Задай им! — бесновался Ваноццо.
— Вдарь! — кричал Пьетро.
— Так их! Дави! — вопили остальные.
Четвёрка разбилась на пары, но даже так враги мешали друг другу на узкой лестнице, не давая замахнуться в полную силу. Джулиано отчаянно лупил рапирой по плечам подступающих чёрно-жёлтых, толкал тупым остриём в грудь, ногами смахивал в лица нападающим пыль и песок с грязных ступеней, ругался и злословил. Время для него застыло тягучей медовой каплей. Жара, звон стали, крики друзей, отчаянный стук сердца и учащённое дыхание слились в один мучительно бесконечный миг.
— Довольно! — окрик сеньора Майнера прервал бой. — Время вышло. Я не вижу смысла продолжать дальнейшее избиение палачей приговорённым. Если маэстро Фиоре желает, то пусть сам выпорет своего ученика розгами.
Ряды воспитанников де Либерти взорвались дружным рёвом и аплодисментами.
— Очевидно, что сеньор Джулиано менее всех у вас способен терпеть боль, — поделился своими наблюдениями маэстро Майнер.
— Думаю, у него всё ещё впереди, — зловеще пообещал де Либерти.
Ложка дёгтя, подлитая жерменцем в бочку хмельного мёда победы, несколько омрачила радость Джулиано. Но вскоре он уже забыл об этой обиде, с облегчением валяясь в слабой тени яблони, обливаясь холодной водой и с интересом наблюдая за избиением товарищей по школе.
После де Грассо ученики де Либерти всеми правдами и неправдами стали пытаться найти укрытие на заветных лестницах. Большинству из них это не удалось. Последователи Майнера не желали меняться ролями с приговорёнными, терпеть синяки и шишки. Теперь они изо всех сил охраняли узкие ступени от любых посягательств учащихся де Либерти.
Лишь поздно вечером основательно избитые и уставшие воспитанники маэстро Фиоре возвратились в свои душные кельи, где, не раздеваясь, попадали на тюфяки, чтобы забыться неглубоким болезненным сном.
Глава 22. Театро
Густая летняя ночь, почти не дающая отдохновения от дневного зноя, удушливой волной накрывала умирающую от жары столицу Истардии. Казалось, на улицах города остались только очумевшие цикады, без умолку стрекочущие в густых ветвях кипарисов, да почитатели храма муз, небольшими группами спешившие в здание древнего театра Марцелли, чтобы пораньше занять лучшие места. Заезжая труппа из герцогства Урано давала «Мессалину».
Джулиано, жутко потеющий даже в одной тонкой льняной рубашке на голое тело, нехотя тащился по улице следом за Сандро де Марьяно, навязанным ему волею брата. Художник без устали щебетал, восторгаясь красотами вечернего Конта. Он был счастлив и вдохновенен. Поводом к его восторженному настроению служило утверждение городским советом картонов молодого дарования в качестве основного сюжета для стен центрального нефа капеллы Маджоре.
— Ты уже бывал в театре? — поинтересовался Сандро.
— Не-а, — Джулиано наморщил усы, — но видел пару раз бродячих циркачей, выступавших в Себилье на Пасху.
— Это совсем не то! — воскликнул Сандро. — Даже сравнивать не стоит. Циркачи лишь кривляются, тогда как театр — это благородное искусство!
— Посмотрим, — проворчал де Грассо, которого начинал раздражать всезнайка Марьяно.
Пьетро и Ваноццо обещались быть на представлении, и данные измышления давали юноше хоть какую-то надежду, что такой редкий, свободный от тренировок вечер окажется не полностью загублен.
Театр Марцелли чем-то напомнил Джулиано здание Колизея. Те же четыре яруса мраморных арок уходили ввысь. Те же серые колонны и белые статуи. Та же величественность, красота и грандиозность архитектуры ушедшей в закат империи. Разница была лишь в том, что театр имел в основе форму подковы или разрезанного пополам пирога. Высокая сцена располагалась как раз в месте разреза и тянулась от края до края примерно на двести локтей[84].
У арки входа Джулиано ждала толпа воспитанников де Либерти. Пьетро резво замахал де Грассо руками, зовя присоединиться к остальным.
— Кто твой юный друг? — поинтересовался де Брамини.
— Сандро де Марьяно — племянник кардинала Франциска, получивший должность главного маляра в церкви Маджоре, — буркнул Джулиано.
Сандро озадаченно захлопал пышными ресницами на де Грассо.
— О, какая тут важная птица! — не обращая внимания на издёвки приятеля, искренне восхитился Пьетро. — Горячо рад знакомству.
Низенький фехтовальщик, с которым Сандро был почти одного роста, схватил его тонкую кисть в свою ладонь и радостно потряс.
— Предлагаю отметить сие восхитительное событие! Эй, виночерпий! Три кувшина бордо! Пока проклятые фрезийцы не разграбили все винные погреба Водии, Сеньор Марьяно угощает!
К компании фехтовальщиков де Либерти тут же подскочил тощий продавец с тележкой, заполненной пузатыми бочонками. Несколько рук протянулось к нему, сжимая разномастные пустые сосуды: деревянные кружки, глиняные кувшины и кривобокие бутыли. Расторопный торговец споро заполнил всю подставленную посуду, тщательно измеряя объем налитого вина бронзовой мерной пинтой. Смущённый и слегка растерявшийся Сандро оплатил его расходы.
— Ты отличный парень! — довольный Пьетро от души хлопнул художнику по спине, отчего тот чуть не свалился на мостовую. — Малость хлипковатый, но это не страшно. С нами не пропадёшь!
Заплатив на входе с каждого по тройке рамесов, шумная компания ввалилась в партер — именно там располагались самые дешёвые стоячие места. Выше, в амфитеатре, находились сидячие ряды, заполненные почтенными горожанами, ремесленниками и их жёнами. Над ними шёл полупустой ряд лож, предназначенных для богатой и знатной публики. Там присутствовало лишь с дюжину семейных пар, несмотря на жару, разодетых в шелка и бархат. Четвёртый ярус пустовал.
До представления оставалось ещё около часа. Народ вокруг радостно общался, делясь последними новостями, пил вино и закусывал персиками.
— Дестраза тоже здесь, — Пьетро ткнул Джулиано локтем в бок, указывая бараньей костью с остатками мяса на одну из лож, где размещалась пёстро разодетая компания. — Ишь какие — целую ложу выкупили. Любят сеньоры пускать пыль в глаза.
— Хочешь помериться с ними клинками? — спросил Джуиано.
— Чего там мериться, — хвастливо заявил Пьетро. — Их чемпион — Кириако Рябой — каждый год проигрывает мне почти всухую.
— И сколько раз ты выиграл кубок? — поддразнил его де Ори.
— Не важно, — Пьетро размочил вином ущемлённую гордость. — Цель не в том, чтобы выиграть турнир, а в том, чтобы тебя заметили.
— Хм, и сколько лет ты уже занимаешься у маэстро Фиоре? — поинтересовался Джулиано.
— Семь, — ответил Пьетро.
— Солидный срок, — глубокомысленно изрёк Жеронимо, — только результата пока не видно.
— Да пошли вы! — огрызнулся Пьетро.
— Сеньоры, сеньоры, глядите, там, в центре, рядом с рыжей женщиной в бархатной маске, случайно не Марк
