Дверь, не знаю где, в кабинете без ключа?
Доставая с полки «Преступление и наказание», я благодарил Бога за общее мнение о молодых юристах как о въедливых, напористых типах, знающих наперед, где подстелить соломки. Открыв книгу посередине, я наклонил ее, и запасной ключ от кабинета Бернини съехал мне в ладонь.
Перфекто.
За отодвинутой панелью начиналась винтовая лестница, уходившая в глубокий колодец. Первым шел я, за мной Сара, замыкал Майлс. Чем ниже мы спускались, тем холоднее становился воздух. В какой-то момент в сплошной стене появилось углубление размером с кирпич. Я заглянул в него и увидел город через две крошечные дырки в дальнем конце этой ниши. Я сообразил, что мы находимся в западной угловой башенке здания юридического факультета, а смотрю я через глаза горгульи. Лестница спускалась, по моим подсчетам, ниже первого этажа и закончилась в подвале, из которого был выход в тоннель.
Мы шли по нашей с Чансом карте, ориентируясь по маленькому компасу, подаренному Саре отцом. Он был каким-то там магнатом инвестиционного бостонского банка с трехсотлетней историей, который начинался как морская торговая компания. В порядке реверанса славному прошлому все члены правления получали морские компасы, и он вручил его дочери на окончание университета. Сегодня Сара впервые вынула компас из кожаного футлярчика — не без странного удовлетворения, учитывая необычные обстоятельства.
Паровые тоннели показались мне сегодня темнее. Снаружи арктический фронт понизил температуру до минус четырех, холода настолько экстремального, что жизнь в кампусе практически замерла и технические лампочки, обычно такие яркие, едва светились: кампус пытался обогреть себя. Тишину изредка нарушали лишь шипенье пара, редкие капли далеко впереди и, конечно, наши шаги, хотя мы и старались ступать бесшумно. Я подумал о Человеке-марионетке. Сара была рядом. Майлс шел сзади с сумкой через плечо. Только он один, казалось, чувствовал себя непринужденно, словно собрался на концерт группы «Phish».
Я сверился с картой и вздрогнул, подумав о том, что двое из троих, участвовавших в ее составлении, мертвы. Фрэнк Шепард — больше двух сотен лет, Чанс Уортингтон — около двух дней. Только мое имя до сих пор значилось в списках живых.
Мы прошли под Крейтоном и Уорли. В тоннеле под химическими лабораториями Майклсона из потолочных вентиляторов валил легкий пар. Нам пришлось перебираться через груду старых выброшенных мензурок и колб Эрленмейера, надколотых и негодных, — результат двухвековых промахов неуклюжих студентов. Под Эмбри мы петляли, выбирая все новые рукава бесчисленных развилок, чтобы выйти прямо под «железных людей». Проходя под знаменитой дискотекой, я напрягал слух, пытаясь расслышать вибрацию музыки и представляя, как пятью этажами выше высокие регбисты и красивые девушки из женского студенческого клуба прижимаются друг к другу в танце.
Там, где кончалась наша карта, мы увидели коротенький заброшенный коридорчик с дверью, этакий аппендикс разветвленной системы тоннелей. Случайный человек прошел бы мимо.
Мы оказались почти у цели.
Эта обычная дверь ничем не отличалась бы от десятков технических шкафов или электрощитовых, не будь на косяке едва заметного рисунка.
Два маленьких глаза с оранжевыми радужками и черными зрачками смотрели на нас в упор.
Я повернул ручку, и дверь открылась.
Глава 33
— Где это мы? — прошептала Сара.
— Не знаю.
— Это здесь ты видел ту церемонию?
— Нет. Совсем не похоже. Слишком маленькая комната. Слишком все тут… по-домашнему. То, что я видел, напоминало внутренность собора.
— Тогда что это?
— Не имею представления.
Помещение, куда мы попали, напоминало общую гостиную в каком-нибудь из наших общежитий, только заброшенную. Кожаная обивка диванов потрескалась. В центре комнаты лежал вытертый до основы ковер. Воздух был спертый. Я прикрыл за нами дверь и включил фонарик. На стенах висели старые фотографии. Толстый слой пыли не позволял разобрать, что на них изображено.
В противоположной стене были две двери.
— Нам, наверное, туда, — сказал я.
— Я бы не делала этого, — прошептала Сара.
— Почему?
— На двери в коридоре не было замка. Тебе это не кажется странным? Почему дверь не заперта?
— Не знаю. Может, нам просто повезло.
— Сомневаюсь. В эту дверь войдет только тот, кто специально искал ее. Думаю, сама комната и есть замок.
— То есть?
— Я еще точно не знаю, только не стала бы тут ничего трогать.
— Смотрите-ка! — сказал Майлс.
Мы обернулись.
На маленьком столике у дивана стояли две статуэтки из известняка, изображавшие древних королей. За счет высоких подставок они получались одного с нами роста.
Статуэтки были искусно и тонко вырезаны — складки одежды, черты лиц. Казалось, это изображения двух братьев. Один смотрел добродушно, второй — холодно.
— Взгляните! — Сара указала на табличку на одном из пьедесталов. Надпись, выведенная непонятными буквами, чем-то напоминала мне греческую.
— Майлс, у тебя не отберут диплом по классическим языкам, если ты применишь знания на практике?
— Все шутишь, а что бы ты без меня делал?
Нагнувшись к табличке, он провел пальцем по выпуклым буквам.
— Это притча о двух братьях, поклявшихся охранять развилку. Не просто развилку, а такую, где одна дорога ведет к небывалой славе, а вторая… о-о-о…
— Куда? К гибели?
— Если бы. Тут цитата из «Потерянного рая»: «…в бездонный мрак, на муки в адамантовых цепях и вечном наказующем огне за их вооруженный дерзкий бунт».
— В наказующий огонь?
— Ага.
— То есть мы на распутье между раем и адом?
Майлс кивнул.
Я посмотрел на противоположную стену.
— Две двери. Два пути. Какую же выбрать?
Майлс снова повел пальцами по рельефной надписи.
— В аллегории сказано, что мы можем задать каждому брату вопрос, какой путь выбрать. Но тут есть подвох. По закону, один из братьев обязан всегда лгать, а другой — всегда говорить правду.
— А там не сказано, который из них кто?
Майлс дочитал до конца и покачал головой:
— Это все, что тут написано.
— И что это значит? — прошептала Сара. — Это же статуи, как у них что-то спрашивать?
Я посмотрел на каменные фигуры. Рыцари стояли, положив одну руку на сердце, а другую опустив вниз. У ног каждой статуи был маленький прямоугольный камешек, чуть выдававшийся над остальными.
— Ясно, — сказал я. — Будем нажимать на камень. Таким образом мы зададим вопрос. Там не сказано, сколько у нас попыток?
— Нет, аллегория умалчивает об этом.
— Тогда надо быть осторожнее.
— Правильно. — Майлс протянул руку и нажал камень у ног одной из статуй.
— Майлс! — крикнула Сара.
Камень провалился под его пальцем. Мы услышали звон цепей, и вдруг рука статуи пришла в движение. Там, где предплечье переходит в локоть, оказался сустав, скрытый выточенными складками рыцарского платья. Каменная рука вращалась, как стрелка часов, слева направо, и остановилась, указав на правую дверь в дальней стене.
— О, работает!
— Глупая выходка! — резко сказала Сара. — Это не шутки! Мы с вами не в игрушки играем! Все могли пострадать!
— Надо же было попробовать! А ты чего хотела: разговоры вести, пока нервы не сдадут?
— Все равно хватит глупить. — Сара ткнула Майлса в грудь.
— Ладно, прошу прощения. — Он потер грудь и кивнул на статую. — Теперь мы знаем, что он предлагает идти в ту дверь.
— Ничего мы не знаем, — возразила Сара. — Кто это? Тот, кто всегда говорит правду, или тот, кто лжет? Может, он указывает нам путь к смерти!
— Прекрасно. — Майлс нажал на камень под другой статуей.
— Черт! — завопила Сара.
Рука второй статуи тоже повернулась, и нам молча предложили идти в другую дверь.
— Отлично! Что теперь скажешь, гений?
— Майлс, не нажимай куда попало и начинай думать, попросил я. — Конечно, они будут показывать по-разному, раз одному положено лгать, а другому — нет.
— Я в курсе, — обиженно сказал он. — Что-то от тебя тоже не поступает гениальных идей.
— Дай мне подумать.
— Пожалуйста. Можешь не спешить, мне здесь нравится, — сообщил Майлс.
Я закрыл глаза. Задача чисто логическая. А логика — это математика.
С математикой я ладил с детства.
Предположим, что истина равна +1, а ложь -1. Спросим брата-лжеца, получим отрицательный ответ. Спросим правдивого брата, получим положительный ответ.
Но мы не знаем, кто из них кто.
«Думай, думай».
Фокус какой-то: нужно превратить ложь в правду. Другими словами, как отрицательное число становится положительным?
Путем умножения на другое отрицательное! Два минуса дают плюс!
