А потом мой взгляд зацепился за поблёскивающую во влажной тьме капсулу, куда вполне мог бы поместиться человек. Капсула, как пломба, заполнила дыру в коренном зубе, и лишь поэтому уцелела.
— Это оно, оно! — возбужденно вскричал Фараон. — Моё гениальное изобретение!
Вот зря он сюда гениальность приплёл. Судя по всему, на гениев у дракона была аллергия.
Он решил, что на сегодня бесплатная экскурсия в царство хаоса окончена. Сомкнул челюсти с оглушительным "Клац!" и выжидающе замер, сверля каждого из нас по очереди воспаленным лазерным глазом. Желаете продолжения, господа? Платите. И желательно жизнью. Разменных монет помельче не берем.
Меня такой расклад категорически не устраивал. Я вызвала ментальную лабораторию и применила спираль: вернуть, как было за минуту до. На сей раз обошлось без технических накладок. Челюсти вновь разъехались, Фараон присвистнул, а ко мне в голову без спросу вторгся Тай Фун.
"Время собралась останавливать? — беспардонно осведомился он. — Давай вместе".
Я не могла его видеть, но все равно отчетливо ощущала присутствие. И даже объятия, без которых Тай Фун ну никак не мог обойтись. Объятия одушевленной пустоты. Потрясающее иррациональное чувство!
Рубильник в ментальной лаборатории отозвался на наше общее прикосновение выбросом энергии, вспышкой и запахом палёной проводки. Время, замри! Время, сидеть. Дай лапу. Надо же, какое покладистое!
Застыл Фараон с вечно играющей на губах усмешкой. Застыли переливы света на драконьей чешуе. И фонарик мой, к счастью, тоже встал на паузу, а то начал было мигать: "Хозяйка, тревога! Тревога. Заряд садится!"
"Заморозка действует недолго. Лимит — пять минут, — просветил меня Тай Фун. — Так что поторопись".
Ну я и побежала — прямиком в раскрытую, как на приеме у стоматолога, зубастую пасть. К драгоценной капсуле Фараона, по скользкому пупырчатому языку. Так-так, и кто у нас сегодня корова на льду?
Пять минут. Какие-то несчастные пять минут на то, чтобы разобраться с механикой, вытащить капсулу из лунки зуба и доставить ее наружу.
Мне повезло: Тай Фун на протяжении всего моего славного забега давал исключительно дельные указания. Что-то вроде: "Добудь носовой платок и зажми нос, ибо вонища несусветная".
Из пасти действительно разило так, что человек неподготовленный мог бы вполне свалиться замертво.
Или вот еще: "Вдави рычаг справа, чтобы открыть крышку". И снова удача. Люк капсулы располагался строго наверху, иначе к ее внутренностям было бы не подобраться (со всех сторон ее окружали стенки зуба).
Итак, в капсулу я проникла. Скользнула в обитое кожей кресло — и незамедлительно впала в ступор. Моя придирчивая внутренняя минималистка с осуждением покачала головой: всё гениальное у Фараона сложно. Чрезвычайно сложно и запутанно.
Из панели управления, под многоугольником причудливого руля, в изобилии торчали рычажки и выпуклые кнопки. Фонарик высветил непонятные диаграммы, погасшие экраны с осями графиков, манометры, гироскопы и спрут знает, что еще.
"Кнопку, Сафро, — скомандовал Тай Фун у меня в мозгу. — Жми красную кнопку".
Ага, красную. А еще большую и круглую. Как во всяких дурацких комиксах.
Закатывать глаза было некогда. Время не ждет. Вернее ждет, но только некоторых. Особо одаренных. Да и то не больше пяти минут.
Я вдавила кнопку — и в капсуле зажегся свет. Включились фары. Загорелось табло высотометра.
А затем творение Фараона начало как-то очень нехорошо дребезжать — будто прямо сейчас на куски развалится.
"Взлетай!" — обеспокоенно велел Тай Фун.
Да я бы с радостью! Но как? Может, надо было, и впрямь, сперва лётное училище закончить, а уж потом в академию поступать. Сафро-дилетантка. Сафро-самоучка. Не лучшая сообщница, если начистоту.
Я дернула за неизвестный рычаг, повинуясь шестому чувству. Тут бы скептикам вздохнуть, подбочениться, сморозить что-нибудь тривиальное о несовместимости женщин и логики.
Однако капсула всё же взлетела и покинула лунку зуба. А дальше я вступила в противоборство с неподатливым рулём, и дело пошло как по маслу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я применила к Фараону левитацию, чтобы перенести его в агрегат через распахнутый люк (батюшки, получилось!). Отлетела от дракона на приличное расстояние — и — чпок! — наше время вышло. Вышло, безмерно раздосадованное тем, что его провели.
Фараон отмер — и мгновенно соориентировался в пространстве… взгромоздившись мне на колени.
— Эй! — возмутилась я под злобный рёв размороженного ящера. — Ноги отдавишь!
— Погоди! — прокряхтел тот, перегнувшись через меня и пытаясь что-то нашарить на полу.
— Есть! — радостно воскликнул он. — Телепортация!
И вынесло нас, как по щелчку пальцев, из затхлого подземелья прямиком на луг. За иллюминаторами безнадежной пеленой шел дождь.
Что, господа хорошие, надеялись застать расшитое созвездиями небо? А вот фигушки! Ветер взбесился, потому что мы не позвали его с собой на спецоперацию, и в отместку согнал туч со всех концов земли. Предприимчивый парень.
Беда, как водится, не пришла одна. Стоило капсуле попасть под ливень, как она расчихалась: "Чхи! Чхи! Чхи!". Разразилась продолжительным кашлем на базовом слоге "Кха!" (ну чисто тепличное растение). И упала в обморок, скатившись вниз по холму. Благо, катиться было недалеко. Иначе нас, непристёгнутых, знатно бы помотало в этой центрифуге. А так — небольшое сотрясение мозга, скромное пополнение коллекции ссадин и синяков. Бывало и похуже.
— Эй, ты, великий гений-изобретатель! — крикнула я Фараону, вываливаясь из люка на мокрую траву. — Твоя репутация подмочена! Капсула элементарного дождика не вынесла. Как ты это объяснишь?
— А никак, — буркнул тот, выползая за мной на локтях.
Фараон впервые на моем веку оскорбился:
— Не смешно! — угрюмо добавил он. И прислонился к своему драгоценному детищу, обхватив колени и уткнувшись в них лбом. Точь-в-точь ребенок, у которого игрушку отобрали.
А дождь всё лил. Лил на нас обоих, но Фараон под холодным душем выглядел особенно печальным и неприкаянным.
Ох, не стоило мне над ним подтрунивать. Реплика насчет подмоченной репутации не на шутку его задела.
— Ну извини! — крикнула я.
Ноль реакции. Сидит, хмурится. Стоило немножко покритиковать — сразу раскис. А вроде закаленный, искушенный жизнью. И всё туда же: ранимая натура.
Наверное, прохладно критику воспринимают только отъявленные пессимисты, которые ничего не ждут и ни на что не надеются. А кому-то лавры подавай, признание, славу. Даже те, кто поначалу заявляет: "Дались мне ваши лавры!", рано или поздно проверку на вшивость не проходят. Все мы падки на льстивые речи. А если кто-нибудь утверждает, что к похвале равнодушен, не верьте. Однажды к нему нагрянет зловредный критик с уймой конструктивных замечаний — и всё встанет на свои места.
— Эй, говорю же, извини! — повторила я настойчивей. — Чего дуешься?
Фараон внезапно вскинул голову и внимательно посмотрел на меня. В свете мигающих фар его взгляд сражал наповал своей загадочностью и глубиной.
— Ты что, время останавливала? — спросил он.
— А вот не скажу! — закапризничала я.
— Как ты меня затащила в эту спрутову цистерну? Я же тяжелый. Стой, пытать буду!
Спохватился он, когда я с идиотским смехом пустилась наутёк в сгустившуюся до черноты ночь.
Отбросил напускную обиду — и давай гоняться за мной под дождем.
— Отвяжись! — пищала я. — Отстань, кому говорю!
И "ха-ха-ха!". Ржали мы на пару, безудержно и сумасбродно. Фараон меня догонял, валил на траву, но мне всякий раз удавалось вывернуться, и беготня возобновлялась. Мы носились по лугу, как умалишенные. Промокли до нитки. Устали. Выдохлись. Зато показатели на счастьеметре прямо-таки зашкаливали.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Таких вот нас и застукали — счастливых, пришибленных, в обнимку валяющихся на земле.
