– Живой? – послышался резкий возглас, отозвавшийся острой болью в затылке лейтенанта, – слава Богу. Вот тебе, Кондратьев, и полигон для испытаний! Действуй!
– Слушаюсь, товарищ майор, – отвечал заключенный Кондратьев.
– Вишь, какой живучий оказался, стервец. Обычно «морозовскую обработку» не многие выдерживают. Так вот, ты должен сделать так, чтобы Петров окончательно умер часиков так в семь утра. Договорились?
– Так точно, товарищ майор, – отвечал заключенный Кондратьев? – постараюсь.
– А я, пожалуй, вздремну, а то измотался за эту неделю: кругом одни диверсанты и саботажники, – комкал подушку Марк Глебович. – Еще полный подвал работы ждет!
Тучи спрятали последний кусочек Солнца и стали розоветь.
– Импульс смерти, говоришь, – бормотал полусонный Шустрый, – очень романтическое название! Значит, посылаем по радио сигнал и ку-ку! Целуй прохожих. И никаких следов. Впечатляет. Но запомни: главное, чтобы у тебя все получилось, а то я тебя без всякого радио укокошу: поджарю – просто на костре, и сам умрешь в муках.
Николай Иванович посмотрел на закат.
– От меня еще что-нибудь надо? – осведомился Шустрый. – Нет? Тогда мне – отбой.
И через минуту Марк Глебович, отвернувшись к стене, спокойно засопел.
Кондратьев с ненавистью посмотрел на бритый затылок офицера НКВД, затем заскрипел стулом, защелкал переключателями и заполнил комнату фиолетовым туманом.
– Пощади, – еле слышно просипел лейтенант Петров, пытаясь подтянуть длинные ноги в грязных сапогах, – Коля, пощади меня…
Николай Иванович Кондратьев, сидя за столом перед открытым фибровым чемоданом с клеймом «NT» на крышке, продолжал манипулировать рычажками, тумблерами и ключом передатчика рации.
– Пощади, – задрожал всем телом лейтенант Петров, – мне очень страшно. Ты даже не можешь представить себе, как мне страшно…
– Т-с-с, – приложил палец к губам Кондратьев…
«Чемодан – тот же самый, а это значит – тот человек в робе и есть мой дядя – Кондратьев Николай Иванович, – подумал, плотно прижимаясь спиной к стене Лукьянов, – похоже на то, что они меня не видят, тогда подойду ближе к столу».
И, обливаясь потом от страха, он двинулся вперед.
«Аппаратура собрана в точности, как это сделал я, – отметил Юрий Петрович, стоя за спиной Кондратьева и внимательно рассматривая стоящие на столе агрегаты, – и картину я точно также запараллелил. Случайно».
Юрий Петрович увидел, что Николай Иванович, убедившись, что Петров уже спит глубоким сном, укрыл плафон настольной лампы полотенцем, а затем положил тетрадь в открытый чемодан.
«Вот и зеленая тетрадь с переводом, – отметил для себя Юрий Петрович, – как бы подглядеть?»
– Теперь, пожалуй, все готово для управляемого заключительного эксперимента, – внятно проговорил Кондратьев, – тут, главное, подобрать правильные слова, их порядок. Важна и глубина значения каждого.
– Согласен, – кивнул Юрий Петрович. – А вот и красный паучок, – обрадовался он, заметив алую капельку на крышке чемодана. Кстати, где Парус Майор?
Из темноты просторного санаторного номера бесшумно выпорхнула синица и уселась Лукьянову на плечо. Николай Иванович оглянулся в темноту и скомандовал сам себе:
– Так, поехали, – и щелкнул тумблером.
Полутемная комната моментально наполнилась светящимся сиреневым туманом. Николай Иванович погасил настольную лампу, и, стоя у балконной двери, с интересом наблюдал, как сказочный туман наполняет комнату. Не удержавшись от соблазна, он наклонился и зачерпнул рукой сиреневый свет. На его широкой ладони расположились смирные, микроскопические звездочки, радужно переливающиеся всевозможными цветами и оттенками.
Полюбовавшись на искорки, Кондратьев возвратил туман на место и уверенно застучал ключом передатчика.
Сиреневый туман заполз в ноздри и рот улыбающемуся во сне Марку Глебовичу Шустрому и укрыл мягким плащом избитое тело лейтенанта Петрова. Еще через три минуты Николай Иванович любовался полнолунием, а лейтенант НКВД Петров, перестав стонать от ужаса и боли, погрузился в глубокий сон. И уже мертвый палач Марк Глебович Шустрый продолжал улыбаться. Николай Иванович вернулся в номер, отключил всю аппаратуру, смотал провода и аккуратно поместил все в чемодан.
На секунду задумавшись, Кондратьев быстро открыл тетрадь, вырвал страницу с двумя последними четверостишьями перевода стихотворения «Через Вселенную», пододвинул массивную пепельницу и зажег спичку. Глядя на яркое пламя, Николай Иванович взял ножницы и, быстро отхватив маленькую прядку своих волос с макушки, положил ее на огонь.
Вдыхая запах, он вложил зеленую тетрадь внутрь коробки «Красный мак», затем покрыл приборы куском серого холста, сверху устроил коробку и закрыл чемодан.
– Пожалуй, теперь все, – Николай Иванович посмотрел на настенные часы и добавил, – этот перевод он должен сделать сам, – а потом закрыл замки крышки с вензелем «NT».
Взглянув на настенные часы, Николай Иванович устроился за письменным столом и начал быстро писать в зеленой школьной тетрадке остро отточенным простым карандашом. Затаив дыхание, Юрий Петрович Лукьянов бесшумно приблизился к столу и, стоя за спиной Кондратьева, прочитал:
«…Дорогой Юра, чтобы нейтрализовать импульс смерти, предназначенный для Андрея Зорина, тебе необходимо стать „Черным Дворником“. Ты узнаешь, как это сделать восемнадцатого июля 1999 года. Но запомни главное: импульс смерти – энергетический сгусток огромной мощности, и если он не будет нейтрализован, то в этом случае нарушится баланс четырех взаимодействий, и это будет означать только одно – конец нашей барионной Вселенной. И еще. После нейтрализации импульса ты должен сделать так, чтобы это открытие не было использовано во зло всему человечеству! Это будет очень непростой выбор. Твой дядя Коля».
– Теперь все понятно, – еле слышно сказал Юрий Петрович, – получается, что было всего пять четверостиший, два из них сейчас сожгли, и я их не запомнил! Теперь, насколько я понял: для того, чтобы стать Черным Дворником со всеми последствиями, мне надо дописать перевод стихотворения Джона Леннона «Через Вселенную»! Только есть одно обстоятельство, усложняющее мою задачу до предела: мой перевод должен слово в слово, буква в букву, запятая в запятую совпасть с оригинальным переводом моего дяди Кондратьева Николая Ивановича, который он сжег! Отлично придумано, ничего не скажешь.
Юрий Петрович протянул руку и установил рычажок реостата на ноль.
Тут же исчезла кровать с мертвым телом полковника Шустрого, стул со спящим с лейтенантом Петровым, стол с аппаратурой и пропал сам Кондратьев: ванная комната санаторного номера двадцать три приобрела знакомые очертания.
– Ты что, утонул?! – кричала Юлия Сергеевна, стуча в дверь ванной комнаты. – Выходи немедленно!
– Юлька! Действует, – Юрий Петрович вышел из ванной комнаты с чемоданом, но совершенно сухой. – Действует! Значит, это точно случилось здесь в сорок четвертом году. Здесь и есть этот вход в Лабиринт, о котором он говорил. А в квартире мне показали только фрагмент – демоверсию. Юлька! – поднял на руки одноклассницу, – представляешь? У меня в руках открытие дяди Коли! У нас теперь с тобой все-все будет! – кричал Лукьянов во весь голос от восторга.
– Вот бестолочь! – в сердцах ругалась Юлия Сергеевна. – Зачем надо было дверь закрывать? Я думала, тебе с сердцем стало плохо!
Глава 31
Воскресенье, 18 июля 1999 года. Южный Урал
Солнце в окружении оранжевых облаков и в ожидании заката висело над вершинами Уральских гор, и маленькое круглое озеро превратилось в золотое зеркало. А на юго-востоке над лесом показалась белая Луна. Яркие закатные лучи румянили верхушки сосен, стены и крыши строений и рисовали длинные тени на песке, предвещая наступление последнего действия – сумерек.
За этот сравнительно небольшой промежуток времени, прошедший с момента прибытия веселой кампании на озеро, все успели переделать уйму нужных и полезных дел.
Павел Валенда с Натальей Павловной сбегали через дорогу в лес на просеку и набрали ведерко крепких подберезовиков. После этого неугомонный Павел Васильевич нырнул в озеро, и больше его никто не наблюдал, только фырканье и сопение свидетельствовало о том, что с ним все в порядке. Наталья Павловна заняла место в центре пляжа на двух огромных лежаках и неторопливо проводила в жизнь разнообразные мероприятия по уходу за лицом и телом, принимая при этом разнообразные позы, лежа и стоя.
Чета Тимошкиных, расположившаяся в удобной беседке, подальше от «эпицентра красоты», вволю выспалась на мягких матрацах. Периодически пробуждаясь, Тимошкины окунались в прохладную озерную воду. А после обеда Евгений Семенович занялся приготовлением маленькой бани, стоящей на берегу. Зорины также пытались отвлечься загоранием и купанием, но постоянно заходили на кухню и вникали в процесс подготовки праздничного ужина. Все были при деле, и только Лукьянов и Юлия Подгорная так и не нашли в себе сил выйти из номера наружу, хотя неоднократные, но тщетные попытки с их стороны предпринимались.
