почудилось, что сейчас она перепрыгнет забор.
Я заорал, вскочил на ноги, побежал, поскользнулся, упал в навоз, вскочил вновь, опять побежал, с открытым ртом, в черноту, и… взлетел в воздух. Сердце выскочило из груди, и кишки как будто кто-то больно сжал в кулак.
Я летел с обрыва. В никуда.
Метром ниже мой полет закончился среди веток оливы, криво росшей меж отвесных камней.
Я обхватил ствол руками. Если бы не было этого благословенного дерева, прервавшего мой полет, я бы разбился о камни. Как Франческо.
Я сделал попытку пошевелиться, олива заколыхалась, словно флагшток. Сейчас свалюсь вместе с деревом, подумал я.
У меня дрожали руки и ноги. Только нащупав руками камень и сев на его край, я перевел дух.
Луна появилась в разрыве облаков и все кругом осветила.
Передо мной направо и налево на сотни метров тянулось ущелье. Полное пещер, обрывов и деревьев.
Филиппо мог находиться в нем где угодно.
Справа от меня была видна узкая тропинка, петляющая между белых валунов. Рядом я разглядел воткнутую в землю жердь с привязанной к ней растрепанной веревкой. Я ухватился за веревку и стал спускаться по крутому склону. Через несколько метров я очутился на площадке, покрытой пометом. Ее окружала ограда-плетень. На одной из жердин висели одежда, веревки, серпы. Чуть дальше лежала большая связка хвороста. К корню, торчавшему из земли, были привязаны три козленка и большая коза. Они уставились на меня.
— Вместо того чтобы пялиться на меня как дуры, сказали б, где Филиппо, — прошипел я.
Темная, беззвучная тень скользнула сверху, промчалась над самой моей головой, задев волосы.
Сова.
Она взлетела, растворившись во мраке, затем вновь полетела ко мне, чиркнула по волосам и вновь взмыла в небо.
Странно. Совы — добрые птицы.
Почему она на меня нападала?
— Ухожу, ухожу, — сказал я сове.
Тропинка шла вниз, и я продолжил спускаться, держась за веревку. Я был вынужден идти, низко нагнувшись, рукой ощупывая все, что попадалось на пути, как это делают слепые. Когда я добрался до дна ущелья, я разинул рот: мышиный терн, репейник, земляничные деревья, камни — все было покрыто сверкающими точками, которые пульсировали в ночи, будто маленькие миниатюрные фонарики. Светлячки.
Тучи поредели, и луна вновь залила ущелье своим желтым светом. Стрекотали цикады. Собака Меликетти прекратила лаять. Наступил покой.
Впереди росла оливковая рощица, а за спиной, на моем склоне ущелья, показалась узкая каменная щель. Оттуда тянуло кислым запахом навоза. Я сунул голову в щель и услышал шорох и блеяние: овцы. Их закрыли в пещерке металлической решеткой, напихав, словно сардин в банку. Для Филиппо места явно не было.
Я перебрался на противоположный склон, но здесь не было видно пещер, где можно было бы спрятать мальчишку.
Когда я сиганул из окна, мне даже в голову не могло прийти, что, быть может, найти его не удастся. Я думал, что достаточно будет пройти сквозь мрак, не дать сожрать себя свиньям — и вот он, здесь.
Не тут-то было.
Ущелье было очень длинным, к тому же Филиппо могли спрятать в другом месте.
Я пал духом.
— Филиппо, где ты? — крикнул я сдавленным голосом, чтобы Меликетти не смог меня услышать. — Ответь мне! Где ты? Отзовись!
В ответ ни звука.
Ответила только сова. Она издала странный звук, вроде как произнесла: все мое, все мое, все мое. Наверное, та, что нападала на меня.
Это было несправедливо. Я проделал такой путь, рисковал жизнью из-за него, а он не отыскивался. От отчаяния я начал бегать туда-сюда среди камней и олив, затем поднял ветку и начал колотить ею по камням, пока не ободрал себе руки. Сел. Покачал головой, чтобы вытрясти из нее мысль о том, что все мои усилия оказались напрасными.
Я умчался из дома как угорелый. Папа наверняка очень рассердится. Точно меня выпорет.
Они, должно быть, уже обнаружили, что меня нет в комнате. Но даже если еще и не обнаружили, все равно скоро придут убивать Филиппо. Впереди — папа со стариком, за ними — Феличе и брадобрей. На полной скорости, на машине старика, давя шинами жаб.
Микеле, чего ты ждешь? Возвращайся домой, приказал мне голос сестры.
— Возвращаюсь, — ответил я вслух.
Я сделал все, что мог, не моя вина, что он не находился. Не моя.
Я должен был поспешить, они могли появиться с минуты на минуту.
Если я побегу изо всех сил, нигде не останавливаясь, может быть, появлюсь дома еще до их ухода. И никто ничего не заметит. Это было бы здорово.
Я бросился в обратный путь между камнями. Сейчас, когда стало чуть светлее, это было не так сложно.
Сова. Она летала над площадкой, и, когда пересекала диск луны, я видел ее черную тень, широкие короткие крылья.
— Чего тебе надо? — крикнул я ей, когда бежал через площадку, и птица вновь спикировала на меня. Я отбежал в сторону, обернулся и посмотрел на эту сумасшедшую сову.
Она продолжала носиться над площадкой. Иногда она ударяла крылом связку хвороста, лежащую у стены, делала круг и возвращалась вновь. Упрямая.
Но почему она делала это? Охотилась за мышью? Вряд ли. Тогда что?
Гнездо!
Точно. Гнездо. А в нем совята.
Как ласточки, если выгонишь их из гнезда, будут носиться кругами, пока не умрут от усталости.
Кто-то завалил гнездо совы. А совы устраивают гнезда в пещерах.
Пещера!
Я вернулся назад и принялся разбрасывать жерди, в то время как сова вновь и вновь падала на меня.
— Подожди ты! Я сейчас! — крикнул я ей.
Вот она, хорошо скрытая дыра в камнях! Овальная, широкая, словно колесо грузовика.
Сова нырнула в отверстие.
Внутри пещеры темень была, как деготь. Пахло горелым деревом и золой. Я не мог понять, насколько она глубока.
Я сунул в пещеру голову и позвал:
— Филиппо!
Мне ответило эхо.
— Филиппо! — позвал я громче. — Филиппо!
Подождал. Никакого ответа.
— Филиппо, ты слышишь меня?
Его здесь не было.
Его здесь нет. Беги домой, повторил голос сестры.
Я сделал пару шагов назад, когда внезапно мне послышался глухой стон.
Может, показалось?
Я вернулся к дыре, просунул голову поглубже.
— Филиппо! Филиппо, ты здесь?
Из темноты я услышал: м-м-м-м, м-м-м-м, м-м-м-м!
— Филиппо, это ты?
— М-м-м-м!
Он! Точно он!
Я почувствовал, как тяжесть навалилась мне на грудь, я оперся о стену и сполз вниз. И остался сидеть на этой площадке в козлиных какашках, с улыбкой на губах.
Я его нашел.
Из моих глаз полились слезы. Я вытер их рукой.
— М-м-м-м!
Я поднялся.
