гиганты. Властелины холмов. Сейчас они залегли в полях и стали невидимыми, но ночью они проснутся и сделают свое страшное дело. И, если я сейчас пойду к Филиппо, пусть даже сейчас день, они перекатятся океанскими волнами по полям до самой ямы и засыплют ее землей, похоронив его в ней.
Вернись назад, Микеле. Вернись назад, сказал мне голосок моей сестры.
Я развернул велосипед и стрелой полетел сквозь колосья, между колдобин, крутя педали словно обезумевший, надеясь проскочить по спинам этих проклятых монстров.
Я спрятался за большим камнем у высохшего русла. Пот лил с меня ручьем. Мухи не оставляли меня в покое. Череп запятнал всех. Остался я один. И дело мое было безнадежным. Мне нужно было вскочить и стремглав, не останавливаясь ни на мгновение, пересечь стерню, добежать до дерева и крикнуть: «Логово, выпусти всех!»
Но там, почти у самого дерева, ждал Череп, настороженный, словно ищейка, и если бы он меня заметил, то наверняка успел бы догнать и, ударив четырежды по плечу, вывести из игры.
В общем, нужно было бежать, и все, — что случится, то случится, не сидеть же здесь до утра.
Я уже собрался вскочить, как чья-то тень накрыла меня.
Череп!
Нет. Это был Сальваторе.
— Подвинься, а то он меня увидит. Он рядом.
Вопреки желанию у меня вырвалось:
— Где остальные?
— Он запятнал всех. Остались только я и ты. Это было первый раз, как мы заговорили после того случая с Феличе.
Череп меня спросил, почему мы поссорились.
«Мы не ссорились. Просто Сальваторе перестал мне нравиться», — ответил я.
Череп дружески похлопал меня по плечу.
— Ну и правильно. Он хреновый парень.
Сальваторе вытер пот со лба.
— Кто побежит распятнывать?
— Давай ты.
— Почему я?
— Ты быстрее бегаешь.
— Я быстрее бегаю, когда бежать долго, но до дерева ты домчишься быстрее меня.
Я молчал.
— У меня идея, — продолжил он. — Выскакиваем вместе, сразу оба. Когда побежит Череп к нам, я замедлю бег, а ты лети к дереву. Так мы заставим его проиграть. Что скажешь?
— Идея хорошая. Только в этом случае выиграю я, но ты-то проиграешь.
— Наплевать. Иначе нам не оставить его в дураках.
Я засмеялся.
Он посмотрел мне в глаза и протянул мне руку:
— Мир?
— Ладно. — Я пожал его руку.
— Знаешь, Дестани больше не будет преподавать в нашем классе. С этого года придет другая училка.
— Кто тебе это сказал?
— Тетя разговаривала с директором. Говорит, что новая — красивая. Может, будет не такой занудой, как Дестани.
Я вырвал пучок травы.
— А мне все равно.
— Почему?
— Потому что мы уедем из Акуа Траверсе.
Сальваторе с удивлением уставился на меня:
— И куда вы уедете?
— На Север.
— Куда на Север?
— В Павию.
— А где эта Павия?
Я пожал плечами.
— Не знаю. Но мы будем жить в большом доме, на последнем этаже. И папа купит себе 131-й «мирафиори». И я там буду ходить в школу.
Сальваторе поднял камень и начал перекидывать его из ладони в ладонь.
— И больше не вернешься?
— Нет.
— И не увидишь новую училку?
Я смотрел в землю.
— Нет.
Он вздохнул:
— Очень жаль… — И посмотрел на меня.
— Готов?
— Готов.
— Тогда бежим. И не останавливайся, что бы ни случилось. На счет «три».
— Раз, два, три! — И мы сорвались с места.
— Вон они! Вон они! — заорал Ремо, сидящий на ветке дерева.
Но Череп уже не смог бы ничего сделать: мы оказались быстрее. Мы подскочили к дереву вместе и в голос завопили:
— Логово, отпусти всех!
6
Мы проснулись, когда все вокруг было залито серым. Парило, было сыро, и лишь иногда порывы ветерка вклинивались в духоту. Ночью огромные нервные облака сгруппировались на горизонте и начали надвигаться на Акуа Траверсе.
Мы зачарованно наблюдали за ними. Мы уже забыли, что с неба может литься вода.
Мы сидели в амбаре. Я развалился на мешке с зерном, подложив под голову руки и разглядывая ос, сооружавших свое гнездо. Остальные сидели кружком у плуга. Сальваторе забрался в железное кресло трактора, положив ноги на штурвал.
Мне нравились осы. Ремо раз десять выкуривал их из дома, но эти упрямицы все время возвращались и снова строили жилье на том же месте, в углу между виноградной лозой и водосточной трубой. Они перемешивали солому и дерево и лепили гнездо, которое казалось картонным.
Все болтали, но я старался не слушать. Череп, как всегда, говорил громко, а Сальваторе молча слушал.
Мне очень хотелось, чтобы скорее пошел дождь, всех уже достала эта засуха.
Я услышал слова Барбары:
— Может, нам сгонять в Лучиньяно за мороженым? У меня есть деньги.
— На всех хватит?
— Не-а. На всех не хватит. Может, на пару порций.
— А тогда чего нам-то делать в Лучиньяно? Смотреть, как ты жрешь мороженое и становишься еще толще?
Почему осы строят гнезда? Кто их научил это делать?
«Они знают. Это их природа», — объяснил мне папа, когда я его спросил.
Ко мне подошла сестра и сказала:
— Я пошла домой. А ты?
— Я посижу здесь.
— Ну ладно. А я пойду сделаю себе бутерброд с маслом и сахаром. Чао! — И ушла, за ней побежал Того.
А какая моя природа? Что умею делать я?
— Ну что? — спросил Ремо. — Может, поиграем в «украсть знамя»?
Я умею залезать на деревья. Это я умел делать лучше всех, и никто меня этому не учил.
Череп поднялся, пнул мяч так, что он перелетел через улицу.
— Ребята, есть идея. Не съездить ли нам в то место, где мы были прошлый раз?
Лучше бы мне пойти с Марией и тоже сделать себе бутерброд с маслом и сахаром, но я не хотел есть.
— Куда это?
— На гору.
— Какую гору?
— Где заброшенный дом. Рядом с фермой Меликетти.
Я поднялся. Мышцы внезапно напружинились, сильно забилось сердце, и сжался желудок.
— И что там делать? Потом, это далеко. А если пойдет дождь? — возразила Барбара.
Череп повернулся к ней:
— Если пойдет дождь, то мы станем мокрыми, понятно? А тебя никто не просит идти с нами.
Но и Ремо явно не горел энтузиазмом.
— Зачем нам туда идти?
— Полазим по дому. В прошлый раз там был только Микеле.
Ремо о чем-то спросил меня.
Я посмотрел на него:
— Что? Я не понял.
— Есть там что-нибудь интересное в доме? — переспросил он.
— Что?
— Что интересного в доме?
Я не мог говорить: у меня пересох рот. Прохрипел:
— Ничего интересного… Я не знаю… Немного старой мебели, кухня, всякие вещи…
Череп спросил
