Лицо покраснело, и я с трудом вспомнила, как дышать. Вспомнила, как в пять лет нарядилась в красное блестящее платье, черные туфли, накрасилась маминой косметикой, которой было немного, поскольку она почти ей пользовалась, и спела песню о… сыре. Да, о сыре. Почти все мои песни были связаны с какой-то вещью, которую я любила. Обычно это была еда. Что я могла сказать? Мне вечно хотелось есть.
— Эй, мои песни не были короткими, — возразила я, — Они гениальные.
Песни, которые теперь я писала, были только для меня и никто, даже Мэддокс, не увидит их.
— Ты все еще их помнишь? — спросил он, заинтересовано приподняв бровь.
Я пискнула. Чувствовала себя, как загнанный в угол кролик, и если бы мы не находились в движущемся автомобиле, я бы сбежала.
— Возможно.
Он рассмеялся, стараясь прикрыть улыбку рукой, пока вел машину.
— Это мило.
Я поморщила нос от отвращения. Не уверена, нравится ли мне, когда парень зовет меня милой. Выглядело унизительно, словно обращаешься к младшей сестре. Но возможно я слишком остро реагирую из-за отсутствия опыта общения с парнями. В прошлом я тратила много времени, чтобы оттолкнуть парня, а не понять его.
— Матиас хотел, чтобы я купил обед и привез его с собой, а затем, надеюсь, смогу увидеть, как ты продемонстрируешь свои способности по написанию песен.
Я покраснела и закачала головой.
— У меня не такой большой опыт в написании песен, — защищалась я. — Не такой, как у тебя, — тихо добавила, вспоминая день, когда играла на фортепиано написанную им песню, а Мэддокс пел. Она была прекрасна. Ее мог написать кто-то намного старше Мэддокса, как мне казалось. Те песни, что писала я, блекли на этом фоне.
— Откуда тебе знать, если ты никому не давала слушать их? — возразил он.
Черт бы его побрал. Он подловил меня.
— Что если у меня ничего не получится? — спросила я тоненьким голоском. Мне претила мысль о том, что я не справлюсь с тем, что люблю.
Мэддокс заехал на парковку местного ресторана и выключил мотор. Снял солнцезащитные очки и окинул меня возмущенным взглядом.
— Как мы можем знать хороши ли мы в чем-то или нет, если не попробуем?
Я постаралась улыбнуться, но провалилась.
— Хорошо, Йода.
Он ухмыльнулся.
— Я потрясен, что ты знаешь Йоду, но не слышала о ежике Сонике.
Он никогда не забывал о ежике.
Я пожала плечами.
— Однажды я смотрела их с отцом, — мне не хотелось, чтобы Мэддокс подумал, что я снова собираюсь расплакаться из-за отца, поэтому быстро добавила. — Матиас хотел, чтобы ты взял обед здесь? — указала на здание.
Подождите, обед? Мы же недавно завтракали?
Я широко распахнула глаза, посмотрев на дисплей телефона. Было уже за двенадцать, почти час дня. Неужели мы провели так много времени у ручья? Судя по всему, да.
— Ага, — Мэддокс кивнул, выбираясь из машины. Он просунул голову в открытую дверь. — Идем.
— Разве ты не заберешь его? — спросила я, вполне довольная тем, что посижу в машине. Ну, знаешь, чтобы избежать людей.
Он покачал головой.
— Мы поедим здесь, а Матиас будет наслаждаться своей порцией в одиночестве, в которое сам себя загнал.
Скривив губы, я вышла из машины и последовала за ним в здание.
Прежде чем зайти внутрь, он натянул шапочку. Серьезно? Что за тяга к шапочкам?
Я прошла за ним в затемненное здание. В обеденное время здесь было относительно пусто, лишь в баре сидело несколько посетителей. Мэддокс провел меня к кабинке в глубине, и официант мгновенно появился с меню.
— Ты была здесь прежде? — спросил Мэддокс, выпячивая нижнюю губу и изучая меню.
— Нет, — кратко ответила я.
Он отложил меню, глядя на меня так, словно я его обидела.
— Здесь самая лучшая еда. Очень жаль.
— Полагаю, это еще один первый опыт, который я испытаю с тобой, — сказала и мгновенно спряталась за меню, потому что начала вспоминать о первом обнаженном опыте. Серьезно, мой мозг в последнее время отказывался думать нормально.
Мэддокс громко рассмеялся, от чего я лишь сильнее смутилась.
Наконец ему удалось взять себя в руки и вернуться к изучению меню.
Официант вернулся, и мы заказали чай со льдом. Я взяла сэндвич, а Мэддокс — половину блюд из меню. Мне хотелось пошутить, я надеялась, что часть еды будет упакована для Матиаса.
Поскольку мысли уже устремились к близнецу, я решила, что сейчас подходящее время спросить о таинственной Реми.
— Я все думаю…
— Да? — он обвел взглядом ресторан, словно искал что-то или кого-то.
— Что произошло с Реми? — наконец поинтересовалась я. — Кто она для Матиаса? Я предполагаю, что это девушка Матиаса, бывшая скорее, но в тот раз твой отец сказал, что я буду твоей первой девушкой. — Поняла, что сболтнула лишнее, поэтому быстро замолчала. Мне ненавистно было лезть не в свое дело, но после того, как Матиас превратился в Годзиллу и швырнул в нас стакан, полагаю, я заслужила знать — особенно если мне придется добровольно подвергнуть себя его назойливому присутствию.
Официант поставил наши напитки, и Мэддокс кивнул в знак благодарности, подождав, пока он отойдет, прежде чем продолжить.
— Реми и Матиас… — он поморщился. — Они некоторое время встречались, когда им было по шестнадцать лет.
— И это все? — спросила я. В этой истории было что-то большее.
— Матиас очень скрытный человек, он много чем не делится даже со мной, поэтому я честно говорю, что многого не знаю. Она никогда не приходила к нам домой, но мы постоянно вместе тусовались. Они всегда были друг за друга горой, но при этом часто ссорились. У обоих был вспыльчивый характер, и Реми не уступала. Перед последним годом в школе она переехала, и они расстались. Матиас стал вести себя как настоящий засранец, но я честно не знаю, что там произошло. У меня есть чувство, что мы никогда не узнаем правды, — он откинулся на спинку стула и провел рукой по крыше кабинки.
Я нахмурилась, внезапно проникшись большей симпатией к его угрюмому и высокомерному близнецу.
— Он любил ее? — не знаю, почему, но вопрос показался мне важным.
Парень пожал плечами, делая глоток чая со льдом.
— Полагаю, единственный способ, которым Матиас Уэйд проявляет свою любовь — разрушение, — Мэддокса, кажется, не беспокоили собственные резкие замечания о брате. Скорее его беспокоило то, что Матиас был таким… сломленным… Но он уже смирился с тем, что его близнец такой, какой он есть. Мэддокс поднялся, и я услышала, как его ботинки постукивают по бетонному полу. — Забудь о моем брате. Давай поговорим о том, как проведем твое восемнадцатилетие.
Я зажмурилась.
— Нет.
— Нет? — он хмыкнул. — Мне казалось, что большинству девушек нравится обсуждать их дни рождения и всяческие дорогие штучки, которые они хотели бы получить.
— Не я, — покачала головой в ответ на его слова.
Мне нравился мой день рождения до того момента, когда мой отец разрушил его в пьяном угаре. После этого я уже никогда не чувствовала себя так, как раньше, как будто оно было испорченным.
Мэддокс, казалось, уловил мои чувства. Он наклонился вперед, скрестив руки на груди.
— Почему?
Одно лишь словно, но оно заставило меня напрячься.
— Как ты думаешь, почему? — ответила вопросом на вопрос, желая выиграть время.
Он изогнул темную бровь.
— Осмелюсь предположить, что это из-за отца.
— Динь-динь-динь, и у нас есть победитель.
Он с отвращением поморщился.
— Как он смог испортить твой день рождения?
Поверить не могла, что сейчас расскажу эту историю. Мне было восемь лет, и мама убедила меня пригласить весь третий класс, а не только Сэди. Мне было неловко, когда отец вошел на задний двор в пьяном виде, бормоча что-то себе под нос. Я привыкла видеть его таким, но другие дети не понимали, что происходит, и начали перешептываться.
— Он заявился пьяным на мой день рождения, — пробормотала я. Прикрыла глаза, вспоминая, как ветерок обдувал мое лицо, как колыхались оранжевые шарики. — Затем он испортил мой торт и его вырвало мне на колени.