Я покачал головой.
— Нет, оглядимся. Но сначала — еда для Ореста и меня.
— Старику сейчас принесут, а ты поешь на ходу, — отрезала Мира. Развернувшись, она зашагала к полусфере турели, стоящей над баком между контейнером и кабиной.
— Как только покажешь направление, сразу едем, — бросила сестра напоследок.
Воспользовавшись передышкой, омеговцы выбрались из машин. Я зашагал к эстакаде, и двое охранников, не зная, как им вести себя со мной, поплелись следом. Шлемы они сняли и пристегнули к ремням — один омеговец оказался в возрасте, второй, смуглый, совсем молодой.
Забухали подошвы о землю, нас догнал Влас. Сунув мне в руки флягу с куском вяленого мяса, он спросил у солдат:
— Как звать?
— Карп, — сказал пожилой.
— Япет я, — угрюмо прогудел молодой.
— Япет? Это чё за имя? — хмыкнул Влас. — С востока, что ли?
— Ничиво не с востока.
— А чего ж рожа у тебя смуглая? Ты из этих… из пастухов Минских? А, нет, они с запада!
— Ничиво не из пастухов.
— Не люблю я вас… смуглых. Вы все тоже мутанты.
— Сам мутант! — обозлился омеговец.
— Ты поговори у меня! — Влас показал ему внушительный кулак. — Вот он — мутант, ты — мутант, а я — человек. Так, ладно, стойте.
Я остановился, жуя мясо, хлебнул кислого вина из фляги.
— Длинное оно, а? — Ладонью прикрыв глаза от косых лучей солнца, здоровяк недовольно посмотрел на эстакаду. Мы стояли там, где земля сменялась асфальтом — отсюда серая, в трещинах и проломах, широкая полоса полого уходила вверх, где снова становилась горизонтальной и обрывалась. — Очень надо тебе туда лезть?
— Осмотреться нужно, — повторил я.
— Из вас двоих мотоциклом управляет кто-то?
— Я могу, — кивнул Карп.
— Ну так гони сюда машину, — приказал Влас. — Я не киборг, ноги не железные.
Карп ушел. Я успел доесть мясо и почти допил вино, когда он прикатил на мотоцикле.
— Мутант, в коляску. — Влас ткнул меня кулаком между лопаток. — И смирно сиди, потому что карабин мой наготове всегда.
— А я куда? — спросил Япет.
— А ты пешочком, смуглый! — хохотнул здоровяк, забираясь на сиденье за водителем. — И не отставай, бегом давай! Мутант наш опасный очень, за ним глаз да глаз…
— Что ж мне, пешком аж туда лезть? — Япет недовольно уставился на эстакаду. — Вон как далеко…
— Ага, лезь, да побыстрее. Карп, пошел!
— Мне только сержант наш может приказы… Мотоцикл поехал, и Влас с такой силой хлопнул Япета по плечу, что солдата качнуло.
— Вперед, сказано! — прокричал здоровяк. Взревывая мотором на подъеме, машина покатила вверх, лавируя между кусками асфальта и дырами в покрытии.
Карп управлял умело и вскоре затормозил в конце эстакады возле того похожего на зуб куска бетона, на котором стояли мы с Чаком.
Не дожидаясь разрешения Власа, я выбрался из коляски и встал на самом краю. Карп, заглушив мотор, слез с мотоцикла и опустился на корточки в стороне. Я покрутил головой, разминая шейные позвонки, пару раз присел. Услышав вздох сквозь посвистывание ветра, оглянулся.
Влас боком, короткими шажочками приближался к краю, — лицо бледное, глаза прикрыты. Пройдя немного, он остановился. По низкому лбу стекла капля пота.
— Паш малыш боится высоты? — спросил я.
— Заткнись! — процедил он сквозь зубы и набычился, выпятив челюсть. — Осмотрелся ты? Назад пошли.
— Нет, бинокль мне принеси.
Карп снял перчатки, сгреб с бетона щепотку песка пополам с мелкими камешкамии и стал пересыпать с ладони на ладонь. Услышав шаги, я встал на бетонный зуб и кинул взгляд через плечо. Влас протягивал мне бинокль, но когда я отошел дальше, вынужден был сделать еще пару шагов к краю. Увидев, где я стою, он закатил глаза и прохрипел придушенно:
— Держи!
Усмехнувшись, я взял бинокль. Раздался треск гравия, из-за вздыбленных пластов асфальта вышел Япет. Тяжело дыша, он наклонился, уперся руками в колени, сплюнул. Влас отошел от края подальше, проворчав: «Смотри — и сразу вниз», повернулся ко мне спиной, опустился на корточки. Япет облокотился на руль мотоцикла, потом уселся на сиденье, перекинув ногу.
Я поднял бинокль. Облака на горизонте растаяли, солнце на две трети ушло за дрожащий в розоватой дымке далекий обрыв, от которого начинался склон Крыма. По правую руку стелился белый туман, скрывающий Инкерманское ущелье. Обрыв казался ровным и прямым, будто горизонт, но там, где было солнце, он ломался, рассеченный темной трещиной, в которой иногда поблескивали голубые искры. Это что, русло Черной реки? Ну да, так и есть. Большой крюк мы делаем. Значит, чтобы попасть к древней машине, отсюда надо взять круто к северу, между рекой и ущельем гетманов, потом свернуть к западу…
На самом краю зрения окуляр поймал движение, и я медленно, чтобы не привлечь внимание охранников, повернул бинокль туда.
Из-за высокого холма с одинокой развалюхой на вершине выпячивалось что-то покатое, разноцветное, сплошь состоящее из заплаток — сшитых воедино красных, зеленых, синих, желтых лоскутов.
«Каботажник» быстро всплывал над холмом. Баллон показался целиком, за ним возникла гондола-автобус.
Сзади взревел двигатель, и мгновение спустя раздались крики.
Опустив бинокль, я обернулся. Карп с Власом вскочили, Япет повернулся на мотоцикле. Вдоль каравана мчался сендер — тот самый, который бросили днем. Со всех сторон его облепили фигуры в мехах.
— Это чего?! — рявкнул Влас, сдирая с плеча карабин. Порыв ветра чуть не сдул меня с края — я шагнул на эстакаду, быстро нагнувшись, положил бинокль. Термоплан целиком показался из-за холма и летел к нам, пока никто, кроме меня, не заметил его. Я остановился между мотоциклом и Власом, который вскинул карабин.
Выскочившая из кабины вездехода Мира выстрелила по несущейся машине, откуда тут же открыли огонь. Солдаты успели сделать пару выстрелов, а сендер уже промчался мимо и влетел на эстакаду. Из окон высовывались головы, стоящий в багажнике великан с заплетенными косичками, развевающимися на ветру усами размахивал длинным охотничьим ружьем.
— Кочевые! — прорычал Влас, целясь в него. — Откуда они здесь?!
Палец на спусковом крючке напрягся, и я вонзил в его руку заколку Инки, которую выхватил из рукава.
Влас заревел, как раненый кабан-мутафаг. Заколка глубоко вошла между костяшками среднего и безымянного пальцев, по запястью потекла кровь. Ударив Власа носком сапога под колено, я вырвал из его руки карабин и отскочил, вмазав Япету прикладом по темени.
Сендер преодолел половину эстакады, он вилял и трясся, скрежеща по бетону дисками с ошметками прикипевшей резины. Летели искры, кочевники кричали и улюлюкали. Стоян в багажнике выстрелил, пуля пронеслась высоко над нашими головами. Влас, упав на колени, вцепился зубами в торчащий из руки конец заколки и вырвал ее. За спиной рыкнул двигатель мотоцикла — Япет после моего удара, поваливший грудью па рулевую вилку, случайно включил зажигание, а ногой дернул педаль скорости. 51 едва успел вывернуться из-под переднего колеса, увидел перед собой Карпа с пистолетом в руке и ткнул в него штыком.
— Брось! — страшным голосом заорал я, пытаясь перекричать скрежет колес сендера и рев мотора. — Пристрелю!!!
Карп отшвырнул пистолет с таким пылом, что тот высек искру из бетона. Мотоцикл с вопящим от страха Япетом слетел с эстакады, переднее колесо задралось кверху, будто омеговец прыгал с трамплина, он припал к рулю и пропал за краем.
Карп с Власом, пригнувшись, побежали вниз. Машина поравнялась с ними, кочевники открыли огонь из пороховых самострелов. До пояса высунувшийся из дверцы низкорослый бородач с перемотанным боком, тот, что когда-то запрыгнул в гондолу «Каботажника», метнул копье. Влас, выстрелив на ходу из револьвера, нырнул за обломок плиты, копье ударилось в бетон и упало.
Омеговцы спешили к основанию эстакады. Пыхнув дымом, завелся вездеход.
Сендер был уже совсем рядом. Стоян, перезарядив ружье, повернулся в багажнике и прицелился в спину улепетывающего Власа.
— Нет! — закричал я.
Сендер одним диском налетел на большой камень, правая сторона его подскочила, старший Верзила повалился на бок, так и не выстрелив, но сразу вскочил.
— Не стрелять!!! — орал я.
Водитель затормозил, крутанув руль. Машину занесло, развернувшись боком, она встала на самом краю, едва не сбросив меня вниз — пришлось отскочить на бетонный зуб. Двигатель закашлял и смолк. Стоян, широко расставив ноги и пригнувшись, целился в спину Власа.
— Не стрелять! — Я толкнул его под локоть. Кочевник нажал на спуск, но ствол подскочил, и пуля ушла выше.
Остальные полезли наружу. Старший Верзила промычал, коверкая слова, преувеличенно гримасничая, морща лоб и жмурясь:
— Чиво-о ты?! В хребет ему… не дал, Альбинос, чи-во-о?
