похожи на драгоценные камни, которые переливались разными цветами. Они казались чем-то волшебным, неземным, словно пришли из мира грез.
– А что будет, если допустить промах с ними?
Вэй Инло сразу повернулась на звук, но не могла понять, кто это сказал. Он сразу же затерялся в толпе служанок и в придачу изменил голос.
Матушка Чжан изменилась в лице, во дворце нельзя было произносить слова, способные накликать несчастье. Она строго спросила:
– Кто это сказал? Сейчас же выходи!
Она повторила приказ несколько раз, но никто так и не сознался.
Чжан холодно улыбнулась:
– Это подарок для ее величества императрицы. Если будет допущен промах, всем нам не сносить голов!
Вэй Инло поняла, что у нее есть шанс.
«Я не могу просто так сблизиться с Фуча Фухэном. Вокруг слишком много глаз, да и ушей не меньше. Если буду действовать чересчур опрометчиво, лишь вызову подозрения, – размышляла Инло, вертя павлиньи нити в пальцах. – Нужно действовать осторожно. Сначала стоит подобраться к его окружению. Скорее всего, матушка Чжан тоже так думает, иначе не поручила бы мне такое дело. Если я справлюсь хорошо, то смогу понравиться сестре Фухэна – ее величеству императрице».
Именно так и начинают продвижение по службе – сумев произвести впечатление на нужного человека.
И Вэй Инло сосредоточенно приступила к работе. Она так старалась, что совсем потеряла счет времени, очнулась, когда ее аккуратно потрясли за плечо. Она обернулась и увидела, что за окном стемнело. Рядом, держа в руках масляную лампу, стояла Цзисян:
– Сестрица Инло, я тебя зову, зову, а ты все никак не откликаешься.
– Прости меня, я слишком увлеклась, – улыбнулась Вэй Инло и потерла уставшие глаза.
– Уже стемнело, а ты без лампы. Тебе глаза совсем не нужны? – мягко укорила ее Цзисян.
Она поставила лампу перед Вэй Инло, свет упал на лежавшие в коробке нити из павлиньих перьев, заставляя их переливаться на все лады. Даже Цзисян, эта простодушная глупышка, невольно затаила дыхание, любуясь сияющей красотой. Через некоторое время она спохватилась:
– Ты разве не голодна? Пойдем, вместе поедим!
У Вэй Инло уже давно урчало в животе, но она с улыбкой отказалась:
– Нет, я еще не голодна. Можешь взять мне что-нибудь? А я вечером перекушу.
Вэй Инло подозревала, что кто-нибудь может навредить платью императрицы, например, выкрасть несколько ниточек. А если такого драгоценного материала не хватит, то заменить его будет нечем.
Лучший способ помешать этим планам – использовать нити полностью, побыстрее закончить платье и отнести его матушке Чжан.
– Ты… ты и дальше хочешь работать?
Цзисян нахмурилась и бросила взгляд на нити из павлиньих перьев. От былого восхищения не осталось следа – теперь она смотрела на них с отвращением.
– Чтобы закончить этот наряд, нужно не меньше месяца, разве можно каждый день себя так изматывать? Ты совсем себя не бережешь! Давай ты поешь, а я помогу тебе здесь?
Хоть девочка и предлагала от всего сердца, Вэй Инло не решилась отдать ей работу: в ее руках, чего доброго, фениксы на одеянии превратятся в куриц…
– Тогда у тебя нет выбора! Либо даешь мне вышивать, либо идешь со мной ужинать! – Цзисян потрясла ее за плечо и немного нагловатым, капризным, но с нотками нежности, тоном добавила: – Это не займет много времени. И половина палочки благовоний не успеет прогореть. Ну же! Идем!
– Ай, ладно, твоя взяла! – признала поражение Вэй Инло. Цзисян и вправду привязалась так, что у нее не осталось выбора. Пришлось последовать за ней.
Нынче вечером стол был действительно богатым: томленая тыквенная каша разливалась по языку свежестью и сладостью, просто пальчики оближешь, кубики огурцов в соевом соусе были прохладными и аппетитными, мясо на пару с рисовой лапшой оказалось не слишком жирным. Вот только, к сожалению, на уме у Вэй Инло было только одеяние императрицы. Поклевав немного овощей, она наспех прикончила чашку с лапшой и, бросив палочки, сказала:
– Я наелась! Пойду дальше работать!
– Так быстро? – спросила Цзисян. Ее рот был полон еды, девочка с сожалением посмотрела на блюда, которые остались нетронутыми, и невнятно пробормотала:
– Какая растрата, эх… Эй, подожди, меня! Я сейчас доем!
Вэй Инло стремглав помчалась в мастерскую.
На ходу она еще раз обдумала утреннее происшествие. Эти слова были произнесены не случайно.
«А если оплошать, что будет?»
Если кто-то нарочно подставит Вэй Инло, что будет?
– На кухне так редко подают мясо в рисовом кляре, у меня там еще полтарелки осталось, эх… Скажи, куда ты так спешила? Вышивка твоя не улетит… – Все жалобы внезапно застряли у Цзисян в горле.
Вытаращив глаза, она потрясенно остановилась у входа в мастерскую, глядя через плечо Вэй Инло.
В мастерской царил полный беспорядок: пяльцы, ткани и даже почти готовое платье императрицы были разбросаны по полу. Вэй Инло подняла его. Кто-то изрезал его. Большие темные дыры зияли, словно насмешливые улыбки, и пожирали ее надежды на будущее.
– Вот черт! – выругалась Вэй Инло, а потом резко изменилась в лице и бросилась к коробке с нитями из павлиньих перьев.
Лампа была на месте, коробка тоже, но внутри нее была лишь темнеющая пустота.
Нити из павлиньих перьев пропали.
Глава 26
Замена
В мастерской быстро собрался народ.
– Небеса, нити из павлиньих перьев пропали! Поделом ей! Всегда везет, вот и пришла пора проиграть!
– Точно! Посмотрим, как ты выкрутишься! Если бы матушка Чжан доверила эту работу мне, я бы так не напортачила!
– Ах-ах, теперь же точно выкинут из дворца?
– Да что там, голову снимут!
Вэй Инло резко обернулась:
– На этом пути я не буду одинокой. На плаху пойдем все вместе!
Злорадства у служанок заметно поубавилось. Но тут вперед вышла Линлун и сказала то, что и так было у всех на уме:
– Что за чушь ты несешь? Сама потеряла нитки, мы-то тут при чем?
– Она права, – внезапно раздался строгий голос за ее спиной.
Линлун обернулась и увидела матушку Чжан.
– Платье императрицы – это подарок от всей мастерской, предполагается, что мы готовим его все. Если ее величество начнет выяснять, думаете, спрос только с Инло будет? Раз нашли время порадоваться чужой беде, лучше убедитесь, крепко ли ваши головы сидят на плечах и выдержат ли шеи меч палача.
Когда эти слова произнесла Вэй Инло, никто особо и не поверил. Но из уст матушки Чжан они звучали как приговор, сомневаться в котором никто уже не мог.
Одна из служанок
