— И вот еще что, ты бы переоделся по-людски! Что ты как баба вырядился? Мундирчик какой себе подыщи, сапожки кожаные офицерские, ну не мне тебя учить. Кру-у-у-гом, шаго-о-о-м марш!
Секретарь крутнулся пару раз вокруг оси, едва не пролетел мимо двери и исчез. Царь еле отошел от хохота.
— Ой, умора, ну ты причудник, Иван, так ведь и помереть от смеха можно. Как ты ему «Круго-о-о-м… шаго-о-ом-марш», он же чуть не помер от расстройства.
— Ничего смешного, — обиделся Иван. — Элементарной команды исполнить не может, а еще секретарь самого царя!
— Так ты скоро весь дворец под казарму перестроишь и придворных муштрой замучаешь! — не унимался в хохоте царь. — Ой, не могу, будут шаг отбивать в кружевах и камзолах!
— И заставлю! Муштра еще никого не испортила, а даже совсем наоборот… — тут он замолчал и задумался, как именно сказалась та самая муштра на его Ивановой судьбе. Думал-думал и чуть не уснул…
* * *
Самое главное в искусстве налаживания отношений показать собеседнику, кто тут начальник, а кто дурак!
Только Иван смежил глаза, надеясь покемарить в мягком кресле, как переговорник снова зашипел.
— Ваше Величество к вам граф Меньшиков с бумагами на подпись. Разрешите впустить? — дворецкий произносил фразу со странной отрешенностью в голосе, словно бы она была лишней и делал он это сообразно обычаю.
Он еще говорил, а дверь уже широко раскрылась, и в кабинет деловито по-хозяйски шагнул сам граф Меньшиков. Закрыл за собой дверь и уставился холодным рыбьим взглядом на царя.
«Меньшиков… Меньшиков… Твоя цель Меньшиков…», — тотчас забубнил забытый в суете нудный голосок. Волгин почувствовал неодолимое желание схватить любое подходящее оружие и немедленно уничтожить вошедшего в кабинет графа. Как на грех ничего подходящего под руку не попалось, да и вид у графа был грозный.
— Это еще разобраться нужно, кто тут цель, — подумал Иван, ежась под немигающим взглядом графа.
Иван с непривычки хотел было подскочить и рапорт отдать, но вовремя спохватился. Все ж таки он царь нонече и негоже ему перед графьями шапку ломать. Ухватился за подлокотники, удержав царское тело в кресле, откашлялся. Граф же, помолчав, шагнул к царскому столу и шлепнул ему на стол пачку бумаг.
— Здоров ли, царь-батюшка, не захворал часом? — словно бы невзначай поинтересовался граф, продолжая испытующе разглядывать царя. — Слухи ходят бегом занялся. Не перетрудился с непривычки? — не скрывая издевки хмыкнул Меньшиков.
— Что мне сделается, здоров, как бык, хи-хи-хи, — неожиданно глупо хихикнул Иван, поддавшись охватившей царя панике.
— И докторов больше вызывать не требуется? — намекая на осведомленность в тайном вопросе, полюбопытствовал вельможа.
— Каких докторов, типун тебе на язык, граф, не нужны мне доктора! — открестился Волгин, лихорадочно выискивая связи между графом и неведомым американским специалистом, столь загадочно появившемся и не менее загадочно улизнувшем в опасный момент. — Сказал же, здоров, чего и тебе желаю!
— Ну, раз здоров, то подпиши быстренько указы, Ваше Величество, спешу я, некогда мне, — деловито приказал граф и отвернулся к аквариуму, рыбок разглядывая.
— Об чем указы? — вежливости ради поинтересовался Иван, мечтавший в данный момент лишь о немедленном уходе графа.
— Тебе какой интерес? Подпись ставь и все дела! Да ты точно здоров? — полуобернувшись, с нажимом спросил граф.
— Здоров, сказал уже, неужто повторять нужно? — то ли извинился, то ли обиделся Иван.
Он мельком просмотрел бумажки, перелистал быстренько, выхватывая отдельные слова. Непонятное все, непривычное, дела государственные, — вздохнул он тяжело, — куды деваться, нужно подписывать.
И тут сознание зацепилось за знакомое до боли слово «Волгин». Иван присмотрелся, вчитался. Прочитанные слова укололи в самое сердце: «Пилота Волгина и его эскадрилью приговорить к каторжным работам и сослать на рудники бессрочно».
— А это что такое? — Иван выхватил указ и махнул им в сторону графа.
Граф мельком взглянул на документ, поморщился и отмахнулся.
— Формальность, чтобы умы не смущать, казнь так обозначается в указах. Да ты никак запамятовал, Ваше Величество?
— Как казнь? За что? — подавился Иван.
— Не бери в голову, мелочь, расходный материал — предатели, шваль подзаборная. Ставь подпись скорей, что за дурацкие вопросы, царь? Белены объелся, али пивом обпился? — Меньшиков прищурился.
В голове Ивана вновь шелохнулась тревожная мысль, что Меньшиков в курсе его пивного загула. Неизвестно сколько еще новостей неведомая сорока тому графу на хвосте принесла. Но тревога тревогой, а надобно и о жизни позаботиться. К тому же не каждый день тебя в глаза предателем обзывают.
— Не пойму я, граф, с какой это поры храбрые пилоты швалью подзаборной стали? С какой стати боевых офицеров в предатели записываешь, граф? — обиделся Иван.
— Поменьше с пиратами бы общались, может и чище были, — со скукой в голосе лениво пояснил граф, даже не удосужившись оторвать взгляд от золотых рыбок в аквариуме.
В другое время Иван и сам бы с радостью за рыбками посмотрел, уж больно весело переливались огни на их чешуйках, да вальяжно колыхались широкие хвосты с плавниками. Но не до рыбок, когда судьба решила сделать укорот жизням Ивана и его друзей.
— Откуда сведения, кто проводил расследования? Разложи, граф, всю диспозицию по данному вопросу! — решительно потребовал Иван.
— Царь, ты чего взъелся? Этим ли нужно заниматься? У нас врагов тьмы, вооруженье старое, шпионов день через день ловим, а ты об каких-то штафирках полицейских душой болеешь. Не государственный подход, масштабнее думать нужно, уймись! — все тем же скучным голосом попросил граф.
Именно попросил, не придавая выпаду царя ни малейшего значения. Словно не царь у своего верного слуги немедленного ответа потребовал, а прохожий время спросил.
— И все ж таки доложи, откуда такие сведения, что пилоты Волгин и прочие сотрудничают с пиратами? — стараясь придать дрожащему голосу твердости и металла, потребовал Иван.
Нелегко ему давалось говорить самому графу Меньшикову «ты», но не мог по иному с ним разговаривать, будучи в голове царя. Будь стократ пьян, а про легенду не забывай — учили их в полицейской школе.
Граф обернулся к царю, явно удивленный его неожиданным упрямством. Осмотрел снизу доверху равнодушным рыбьим взглядом, покачал головой, помолчал, словно прикидывая, стоит с царем дальше разговаривать или бросить это дело совсем.
— Наш патруль как раз вылетел на перехват пирата и обнаружил там этих гавриков, — скучным голосом начал повествовать граф. — Сидели они в пиратских штурмовиках и готовились потрошить купеческое судно. Тут-то мои молодцы их и прижучили. Но взять не успели, ушмыгнул Волгин, вернувшись, наплел с три короба небылиц, отбрехаться пытался, но не тут-то было. Раскололи его напрочь, вина доказана, осталось дело за малым — казнить, да и…
— Что значит раскололи? — удивился Иван, невежливо прервав рассказ графа. — Допрос сняли, в тюрьму заперли?
— Пока нет, но дело поправимое. Указ подписывай и заберут их мои молодцы в тот же момент, — явно теряя терпение, пояснил граф.
Чувствовалось, что дискуссия ему неприятна, расспросы царевы не к месту, да и вообще не являются традиционными для подобных дел. По правде говоря, Иван бы и не стал нарушать не им заведенных традиций, кабы дело не касалось собственной шкуры. К тому же шкура, то бишь тело в этот самый момент как раз и пребывало в тюрьме, хоть и по собственной Ивановой воле. Но больно уж случай для врага удобный — поменять золотые кандалы на стальные и все дела.
Ах, какая же сука Каховский, все ведь с ног на голову поставил, шиворот на выворот вывернул, черное на белое перекрасил. И получается, что не Иван со товарищи его уделали и прогнали от купца, а совсем даже наоборот. Надо было первым делом о нем полковнику доложить, а не миллионы обмывать, но кто же знал, что такой расклад выйдет, все так закрутится и перепутается.
И опять же интересный расклад получается — не к полковнику Врубелю побежал Каховский с докладом, а прямиком к графу Меньшикову. И тот разборок долгих устраивать не стал, на слово поверил, а это значит…
От родившегося предположения по телу Ивана пробежали холодные мурашки. Это значит, что сам Меньшиков того Каховского на дело посылал и, следовательно, не зря Каховский обещал Ивану тяжелую жизнь. Вот ведь гад, вот же подлец, вот же влипли! Может, и правда нужно было отступного взять, да и смыться? Но поздно теперь взад оглобли заворачивать.
— Царь, ты не уснул случаем? Дела у меня, некогда разговоры разговаривать, да из пустого в порожнее переливать. Чиркай свою закорючку, а печать я уж и сам излажу, коли ты не в себе нынче! — поторопил граф Ивана, погрузившегося в тяжкие думы.
