приеме у русского костра ели лепешки с олениной, пили чай с сахаром: царь, царевны, трое офицеров и Боткин, а со стороны тунгусов – старейшина, Ванюшка-шаман и еще трое. Гости тоже были при параде: в богато расшитых куртках с меховыми воротниками, в меховых шапках, украшенных перьями и бисером. На шеях висели бусы и амулеты. У каждого среди бус поблескивал и православный крестик.
Тунгусы, не приглашенные на пир, сидели, стояли и бродили вокруг, едва различимые в полумраке, на приличном удалении от костра. Оттуда доносились голоса и смех. У костра же все было чинно, как и подобает на царском приеме. Царь задавал вопросы, а тунгусы отвечали с достоинством, но и с почтением, будто послы иностранного государства.
– А куда пушнину сдаете? – спрашивал царь.
– Скупщики сами приезжают… – отвечал Ванюшка.
– Ваше величество, – подсказал Каракоев.
– Ваше величество… – добавил Ванюшка послушно.
– По какой цене? – спрашивал царь.
– Сейчас цена непонятно какая, – отвечал Ванюшка. – Деньги не берем. Меняем на порох, патроны, муку …
– …Ваше величество, – снова подсказал Каракоев.
– …Ваше величество, – повторил Ванюшка.
– Мы давно уже так далеко на юг не заходили. Обычно за Енисеем кочуем, ваше величество, – сказал старейшина.
– А что ж теперь?
– А теперь время плохое. Все наперекос пошло… – сказал старейшина.
Он все разглядывал награды на груди царя. А посмотреть было на что. Кроме главных российских, в коллекции были ордена почти всех европейских государств.
– А вот эта звезда как называется, ваше величество? – спрашивал старейшина.
– Орден Святого Андрея Первозванного.
– А эта?
– Орден Святого Александра Невского.
– За какую же войну?
– Не за войну. Эти ордена даются российскому монарху при рождении.
Тунгусы изумились.
– За то, что родился, ваше величество? – уточнил старейшина.
– За то, что родился, – усмехнулся царь.
– А за то, что женился, дали орден? – спросил Ванюшка-шаман.
Боткин и офицеры уставились на Ванюшку, подозревая насмешку, но шаман и не думал шутить, просто интересовался.
– Нет, за женитьбу не дали, – улыбнулся царь.
– А это как называется?
– Это японский. Орден Восходящего солнца.
– За войну с японцами?
– Нет. За то, что в гости к ним съездил.
– А это?
– Орден Южного Креста из Бразилии.
– За то, что ездил к ним?
– Нет. Не довелось. Просто так дали.
Царь терпеливо называл государства, наградившие его, – около сорока. Наконец старейшина спросил:
– А за войну-то есть?
– За войну только этот.
Царь показал скромный крестик, притулившийся среди сверкающих звезд, – Георгиевский крест четвертой степени, полученный им в пятнадцатом году за единственный визит в прифронтовую полосу.
– Немного дают за войну, ваше величество, – сказал старейшина.
Тема наград исчерпалась.
– А что же вы – крещеные? – спросил царь.
– Крещеные. Православные мы, – отвечал Ванюшка. И вспомнив, добавил: – Ваше величество.
– Да, вижу, имена у всех православные. А батюшка-то у вас бывает?
– Приезжал. Я еще неженатый был … ваше величество.
После трапезы царь наградил старейшину, сняв с себя орден Святого Андрея Первозванного, тот приладил орден на грудь рядом со своими амулетами. Ванюшке был пожалован британский орден Бани. Пока Ольга помогала Николаю снять ордена с мундира, вышла небольшая дискуссия: Боткин и офицеры, удивленные решением царя, уговаривали его отделаться какими-то недорогими брошками. Но Николай был непреклонен: ордена должны быть настоящие, он не намерен обманывать тунгусов. Нелепость этой церемонии была бы совсем уж невыносимой, если бы дарились стеклянные бусы. Старейшина и Ванюшка-шаман приняли награды с гордостью и восторгом. Мир, таким образом, был восстановлен.
Поручив Бреннеру раздать мелкие деньги народу, Николай удалился в свой чум. Там лакей снял с мундира ордена, каждый орден сунул в шерстяной носок, носки замотал в одеяло, а одеяло упаковал в баул.
Из записок мичмана Анненкова
12 августа 1918 года
До становища было еще с полверсты, когда нас заметили. Первыми бросились навстречу дети. Потом и взрослые окружили волокуши с Тыманчой и шли толпой рядом. Женщины причитали, глядя на его руки, а он сразу завел рассказ о своих злоключениях.
Я привел караван из пяти лошадей и трех оленей. Лошади были навьючены ящиками, мешками и баулами сатанинской экспедиции. Среди прочих трофеев – пять карабинов, четыре револьвера и маузер, сто тысяч рублей в рублях Сибирского правительства, несколько мешков с крупой, сухарями и прочей провизией. Раненого Тыманчу тунгусы тут же унесли к себе всей толпой.
Спешившись возле нашего чума, я встретил только доктора Боткина и Харитонова. Оба с оружием. Княжны пропали. Гуляли на берегу и не вернулись. Государь, офицеры, тунгусы – все уехали искать. Распутин так и не появлялся все это время.
Я попросил доктора заняться лечением Тыманчи, сел на коня и перешел реку вброд …
Не было бедам конца. Всю дорогу обратно, после битвы и ужасных открытий, я надеялся получить кружку горячего чая и услышать любимые голоса Царевен. И вот … Душила ярость. Я клинок – холодный и острый. Я убью Старца, чем бы мне это ни грозило – гневом Государя, проклятием Государыни …
Лес расступился, и с утеса открылась долина. Я смотрел с высоты на бесконечный ковер тайги, перечеркнутый скалистыми грядами, за ними снова тайга и сопки, выраставшие постепенно до гор на горизонте. В нескольких верстах поднимался над деревьями легкий дымок – костер. Они? А если нет? А если они, то почему они там?
Часа два я петлял в тайге, стараясь держать направление, но скалы, овраги уводили в сторону. Наконец почувствовал запах дыма и услышали смех. Они! Смеются? Я достал наган.
Смех и веселые голоса слышались все ближе. Да, это были они. Привязав коня, я поднялся на возвышение, где кончались деревья и начинался крутой глинистый спуск, покрытый низкорослым ползучим кустарником. Внизу в полусотне шагов горел костер, вокруг него на ложах из еловых лап сидели и лежали мои Принцессы. Болтали и смеялись. Над костром висел чайник, на плоском камне стояли железные кружки. Я чуть было не окликнул их, но вовремя опомнился: чей это чайник? Чей костер?
Теперь я хорошо их видел и слышал.
– Небо, небо, небо! – выдохнула Ольга, падая навзничь на еловые лапы.
– Давайте здесь останемся жить! – декламировала Анастасия нараспев, и все засмеялись.
– Как же хорошо здесь! – подхватила Мария звонко.
Татьяна просто улыбалась. Чайник весело пыхал паром, полог синеватого прозрачного дымка развевался над костром, как северное сияние, и разворачивался ветром то в одну, то в другую сторону. Взлетел ко мне, окутал горечью и сладостью, кольнул в глаза и тут же растворился и оставил меня в слезах. Мир ненадолго потерял четкость, но тотчас вернулся в прежние контуры и стал
