Статуя. С удовольствием. Вы очень любезны.
Дьявол. Сюда, командор, прошу вас. Мы воспользуемся традиционным люком. (Становится на крышку люка.)
Статуя. Отлично. (Задумчиво.) А все-таки Сверхчеловек — это неплохо придумано. В этом есть нечто монументальное. (Становится с ним рядом.)
Крышка начинает медленно опускаться. Из пропасти вырывается красный огонь.
Ах, это мне напоминает доброе старое время.
Дьявол. И мне тоже.
Донна Анна. Стойте!
Крышка люка останавливается.
Дьявол. Вам, сеньора, не сюда. Вам еще предстоит апофеоз. Но вы попадете во дворец раньше нас.
Донна Анна. Я не для того вас остановила. Скажите, где мне найти Сверхчеловека?
Дьявол. Он еще не рожден, сеньора.
Статуя. И должно быть, никогда не родится. Ну, поехали, а то у меня от этого красного пламени в носу щекочет.
Проваливаются.
Донна Анна. Еще не рожден! Значит, я еще не все свершила. (Благочестиво осеняет себя крестом.) Я верю в Грядущую Жизнь. (Кричит в пространство.) Отца — отца для Сверхчеловека!
Она исчезает в пустоте, и снова вокруг — Ничто; кажется, что все сущее замерло в бесконечной паузе. Но вот откуда-то еле слышно доносится крик человека. Потом на посветлевшем фоне смутно обрисовывается контур горной вершины. Небо вернулось на свое место; и мы вдруг вспоминаем, где мы. Крик ближе, отчетливее; можно различить слова: «Автомобиль! Автомобиль!» И тогда сразу восстанавливается действительность: утро в горах Сьерры; уже совсем светло, и бандиты со всех сторон несутся к дороге, куда, сбегая со скалы, указывает пастух. Тэннер и Мендоса поднимаются в недоумении и растерянно смотрят друг на друга. Стрэйкер прежде чем встать на ноги, садится и зевает во весь рот, считая ниже своего достоинства проявлять какой-либо интерес к взволнованной беготне бандитов. Мендоса быстрым взглядом удостоверяется, что все его люди отозвались на тревожный сигнал, потом вполголоса заговаривает с Тэннером.
Мендоса. Вам что-нибудь снилось?
Тэннер. Какая-то чушь. А вам?
Мендоса. Тоже; только я забыл, что именно. Но помню, что видел вас.
Тэннер. А я — вас. Странно!
Мендоса. Я ведь вам говорил.
На дороге раздается выстрел.
Болваны! Какого черта они балуются с ружьем?
Бандиты в панике бегут назад.
Кто стрелял? (Дювалю.) Вы?
Дюваль (задыхаясь). Я не стреляль. Они стреляль вперед.
Анархист. Говорил я вам, что прежде всего нужно уничтожить государственную власть. Теперь мы все пропали.
Шумный социал-демократ (сломя голову мчится через котловину). Спасайся кто может!
Мендоса (схватив его за шиворот, опрокидывает на землю и замахивается кинжалом). Ни с места — убью! (Загораживает дорогу.)
Все останавливаются.
Что случилось?
Мрачный социал-демократ. Машина…
Анархист. Трое мужчин…
Дюваль. Deux femmes[167].
Мендоса. Трое мужчин и две женщины! Что же вы не привели их сюда? Испугались?
Шумный социал-демократ (вставая). Мендоса, с ними охрана. Ой, спасайся кто может!
Мрачный социал-демократ. У выхода из долины — два броневика с солдатами.
Анархист. Они стреляли в воздух. Это сигнал.
Стрэйкер насвистывает свою излюбленную песенку, которая в ушах бандитов отдается похоронным маршем.
Тэннер. Это не охрана, а экспедиция, снаряженная для поимки вашей банды. Нам тоже советовали подождать ее, но я торопился.
Шумный социал-демократов (в паническом ужасе). Господи боже мой, а мы тут сидим и дожидаемся их! Скорей бежим в горы!
Мендоса. Дались вам эти горы, болван. Вы что, испанец? Первый же встречный пастух вас выдаст. И потом все равно они уже на расстоянии выстрела от нас.
Шумный социал-демократ. Но…
Мендоса. Довольно! Предоставьте мне действовать. (Тэннеру.) Ведь вы нас не предадите, друг?
Стрэйкер. К кому это вы лезете в дружбу?
Мендоса. Вчера преимущество было на моей стороне. Грабитель бедных был в руках у грабителей богатых. Вы протянули мне руку; я пожал ее.
Тэннер. Я не стану предъявлять никаких обвинений, друг. Мы приятно провели у вас вечер — вот и все.
Стрэйкер. На меня не надейтесь. Я руки не протягивал никому.
Мендоса (обернувшись к нему, веско). Молодой человек, если меня будут судить, я во всем признаюсь и расскажу, что меня заставило бросить Англию, семью и честную жизнь. Вы хотите, чтобы почтенное имя Стрэйкер вывалялось в грязи испанского уголовного суда? Полиция меня обыщет. Найдут фотографию Луизы. Она будет напечатана во всех газетах. Помните: это будет дело ваших рук.
Стрэйкер (в бессильной ярости). Плевать мне на суд. Самое для меня скверное — это видеть наше имя рядом с твоим. Грязный шантажист, вот ты кто!
Мендоса. Такие выражения недостойны брата Луизы. Но это не важно: вы будете молчать; а больше нам ничего не надо. (Оборачивается к своим приспешникам, которые испуганно пятятся назад, к пещере, как бы желая спрятаться за его спиной.)
В это время со стороны шоссе появляется оживленная группа путешественников, одетых по-дорожному. Впереди всех Энн, которая тотчас же подходит к Тэннеру, за нею Вайолет под руку с Гектором и Рэмсденом. Мендоса неторопливо усаживается на своем президентском камне, рядовые его армии выстраиваются позади, а фланги занимает штаб: справа Дюваль и Анархист, слева оба социал-демократа.
Энн. Да это Джек!
Тэннер. Пропал!
Гектор. Ну конечно, он. Я говорил, что это вы, Тэннер. У нас шина спустила от прокола; дорога усеяна гвоздями.
Вайолет. Что это за люди и что вы тут у них делаете?
Энн. Почему вы уехали, ни слова никому не сказав?
Гектор. За вами букет роз, мисс Уайтфилд. (Тэннеру.) Когда мы узнали о вашем отъезде, мисс Уайтфилд держала со мной пари на букет роз, что моему автомобилю не догнать ваш ближе, чем в Монте-Карло.
Тэннер. Но это дорога вовсе не на Монте-Карло.
Гектор. Неважно. Мисс Уайтфилд выслеживала вас на всем пути. Это настоящий Шерлок Холмс в юбке.
Тэннер. Сила Жизни! Я погиб!
Октавиус (вприпрыжку вбегает со стороны дороги и останавливается между Тэннером и Стрэйкером). Джек, дружище, как же я рад, что ты цел и невредим. Мы боялись, что ты попал в плен к бандитам.
Рэмсден (вглядываясь в Мендосу). Лицо вашего друга кажется мне знакомым.
Мендоса вежливо встает и, улыбаясь, подходит к Энн и Рэмсдену.
Гектор. Как странно: и мне тоже.
Октавиус. Я прекрасно знаю вас, сэр; не могу только вспомнить, где мы с вами встречались.
Мендоса (к Вайолет). А вам мое лицо незнакомо, мэм?
Вайолет. Очень знакомо; но у меня такая скверная память на имена.
Мендоса. Это было в отеле «Савой». (Гектору.) Вы, сэр, часто завтракали там с этой дамой. (Указывает на Вайолет.) Вы, сэр (Октавиусу), не раз обедали с этой дамой (Энн) и ее матерью перед спектаклем в Лицеум-театре. (Рэмсдену.) А вы, сэр, часто ужинали в обществе (понизив голос до конфиденциального, но вполне отчетливого шепота) разных дам.
Рэмсден (сердито). А вам какое до этого дело, хотел бы я знать?
Октавиус. Как же так, Вайолет? Я считал, что вы с Мэлоуном были едва знакомы до этой поездки?
Вайолет (раздраженно). Этот человек, вероятно, служил в «Савое» метрдотелем.
Мендоса. Официантом, мэм. У меня обо всех вас сохранились наилучшие воспоминания. Судя по вашей щедрости ко мне, я мог заключить, что все вы очень приятно проводили там время.
Вайолет. Какая дерзость! (Поворачивается к нему спиной и, опираясь на руку Гектора, начинает взбираться на скалу.)
Рэмсден. Довольно, друг мой. Надеюсь, вы не рассчитываете, что эти дамы отнесутся к вам как к знакомому на том основании, что вы им прислуживали за столом?
Мендоса. Простите, это вы первый заговорили о том, что мы знакомы, и дамы последовали вашему примеру. Но так или иначе, после этого проявления дурных манер, свойственных вашему классу, инцидент исчерпан. Впредь потрудитесь обращаться ко мне со всем уважением, как к постороннему человеку и такому же путешественнику, как вы. (Высокомерно отворачивается и снова занимает свое президентское место.)
