Дон Жуан (теряя терпение). О небо, это еще хуже, чем ваши разглагольствования о любви и красоте. Пусть так, безмозглый вы умник, пусть человеку все приедается в конце концов; но следует ли из этого, что человек не лучше червя или собака — волка? Станем ли мы отказываться от пищи лишь на том основании, что, насыщаясь, мы теряем аппетит? Можно ли сказать, что поле пропадает зря, когда оно остается под паром? Разве командор, тратя здесь свою адскую энергию, не накопляет в то же время энергии небесной, которая поможет ему перенести следующий период райского блаженства? Пусть это верно, что великая Сила Жизни переняла идею часовщика и использует землю в качестве маятника; что история каждого качания, которая нам, действующим лицам, кажется новой и оригинальной, на самом деле повторяет историю предыдущего; больше того: что в непостижимой бесконечности времен солнце тысячи раз подбрасывает и снова ловит землю, как цирковой жонглер — мяч, и что вся совокупность наших эпох не более как миг между броском и подхватом, — значит ли это, что весь этот колоссальный механизм бесцелен?
Дьявол. Абсолютно, друг мой. Вы вообразили, что раз у вас есть цель, значит она должна быть и у природы. С тем же успехом вы могли бы считать, что природа наделена пальцами, — только потому, что они имеются у вас.
Дон Жуан. Но у меня бы их не было, если бы они не служили определенной цели, друг мой. И я точно так же — часть природы, как палец — часть моего тела. Если с помощью моих пальцев я могу взять меч или мандолину, то с помощью моего мозга природа стремится к самопостижению. Мозг моей собаки служит целям, интересующим только мою собаку; мой же мозг работает над истинами, знание которых мне лично не дает ничего, только заставляет меня презирать свое тело, а в его разрушении и смерти видеть бедствие. Если б меня не влекла цель, выходящая за рамки личного, лучше бы мне быть землепашцем, а не философом, — потому что землепашец живет столько же, сколько философ, ест больше, спит крепче и любит свою жену без мучительных сомнений. А все потому, что философ полностью подчинен Силе Жизни. Сила Жизни говорит ему: «Я свершала тысячи чудес бессознательно, повинуясь только жизненному инстинкту и следуя линии наименьшего сопротивления; но теперь я хочу познать себя и свое назначение и сознательно выбирать свой путь; поэтому я создала особый мозг — мозг философа, чтобы он ради меня овладел этим знанием, точно так же, как рука землепашца ради меня берется за рукоять плуга. И ты, — говорит Сила Жизни философу, — должен стремиться к этому, пока не умрешь; а тогда я создам новый мозг и нового философа тебе на смену».
Дьявол. А для чего знать?
Дон Жуан. Для того, чтобы вместо линии наименьшего сопротивления выбирать линию наибольшей целесообразности. Разве нет разницы между кораблем, плывущим в намеченный порт, и бревном, несущимся по течению? Философ — кормчий природы. И вот вам решение нашего спора: быть в аду — значит нестись по воле волн; быть в раю — плыть, слушаясь руля.
Дьявол. Прямехонько на ближайшую мель.
Дон Жуан. Вздор! Какой корабль чаще садится на мель или идет ко дну — несущийся по воле волн или направляемый кормчим?
Дьявол. Ну-ну, ладно, сеньор Дон Жуан, ступайте своей дорогой. Я предпочитаю быть господином своей судьбы, а не орудием бредущих ощупью высших сил. Я знаю, что на красоту приятно смотреть, что музыку приятно слушать, что любовь приятно чувствовать и что обо всем этом приятно думать и говорить. Я знаю, что понимать толк во всех этих ощущениях, эмоциях и занятиях — значит быть изощренным и утонченным существом. Что бы ни говорилось обо мне с амвонов церквей, я знаю, что в высшем обществе Князя Тьмы повсюду считают джентльменом; и этого мне достаточно. Что же до вашей Силы Жизни, которая вам кажется непреодолимой, так тому, кто наделен характером, ничего не стоит ее преодолеть. Но если вы от природы вульгарны и легковерны, как все реформаторы, она сначала предаст вас во власть религии, и вы будете кропить младенцев водой, чтобы спасти от меня их души; затем от религии бросит вас к науке, и вы избавите младенцев от водных процедур, но зато станете впрыскивать им болезнь, чтобы спасти их от риска заразиться ею случайно; затем вы пуститесь в политику и сделаетесь игрушкой продажных бюрократов или приспешником честолюбивых хвастунов; в конце же концов придет старость, а с ней отчаяние, упадок воли и крах надежд, праздные сожаления о самой пагубной и глупой из жертв — о принесенной в жертву способности наслаждаться; и это будет достойное возмездие глупцу, который гонится за лучшим, не успев захватить хорошее.
Дон Жуан. Но я, по крайней мере, не буду скучать. Это во всяком случае, неоспоримое преимущество служения Жизненной Силе. Прощайте же, сеньор Сатана!
Дьявол (дружелюбно). Прощайте, Дон Жуан. Я часто буду вспоминать наши интересные беседы на отвлеченные темы. Желаю вам счастья. Есть люди — я уже раз говорил об этом, — которым рай по душе. Но если случится что вы измените свои взгляды, прошу не забывать, что у нас всегда открыты ворота для блудного сына. Если когда-нибудь вы почувствуете, что сердечный жар, искренняя, непринужденная симпатия, невинные наслаждения и теплая, дышащая, трепетная реальность…
Дон Жуан. Почему не сказать прямо: плоть и кровь, хотя для нас эти банальности и отошли уже в область прошлого.
Дьявол (сердито). Вот как, Дон Жуан, вы меня попрекаете моим же дружеским напутствием?
Дон Жуан. О нет, ничуть. Но, видите ли, у циничного дьявола хоть есть чему поучиться, а сентиментального я просто не в силах выносить… Сеньор командор, вы знаете, где расположена граница между адом и раем. Не откажите указать мне путь.
Статуя. Так ведь эта граница — всего лишь различие между двумя точками зрения на вещи. Любая дорога приведет вас туда, если вы этого действительно хотите.
Дон Жуан. Отлично. (Кланяется донне Анне.) Сеньора — ваш слуга!
Донна Анна. Нет, нет, я иду вместе с вами.
Дон Жуан. Я найду свой путь в рай, Анна; но вашего мне не найти. (Исчезает.)
Донна Анна. Какое безобразие!
Статуя (кричит ему вслед). Bon voyage[165], Жуан! (В виде прощального приветствия посылает ему свои громогласные аккорды. Слабый отзвук первой таинственной мелодии слышится в ответ.) Вон он, пошел! (Шумно переводит дух.) Ффуу! Ну и язык! В раю этого не потерпят.
Дьявол (мрачно). Его уход — политическое поражение для меня. Не могу удержать здесь ни одного из этих служителей культа Жизни. Все уходят. Это самая большая потеря с тех пор, как ушел голландский художник — тот, что с одинаковым удовольствием писал семидесятилетнюю ведьму и двадцатилетнюю Венеру.
Статуя. Я помню, он потом явился в рай. Рембрандт?
Дьявол. Да, да, Рембрандт. Что-то в них во всех есть противоестественное. Не прислушивайтесь к их проповедям, сеньор командор: это опасно. Не гонитесь за сверхчеловеческим, это кончается огульным презрением ко всему Человеческому. Для человека лошадь, собака и кошка всего лишь виды, стоящие за пределами духовного мира. А для Сверхчеловека мужчина и женщина тоже всего лишь виды и тоже стоят за пределами духовного мира. Дон Жуан был добр к женщинам и любезен с мужчинами, точно так же, как ваша дочь была добра к своим собакам и кошечкам, но подобная доброта есть по сути дела отрицание того, что только человеку присуща душа.
Статуя. А что это за штука такая — Сверхчеловек?
Дьявол. О, это последний крик моды у фанатиков Силы Жизни. Вам не приходилось встречать в раю, среди недавно прибывших, одного сумасшедшего из немецких поляков… как бишь его?.. Ницше!
Статуя. Никогда не слыхал.
Дьявол. Да, он было явился сюда, но потом опомнился. Я возлагал на него кое-какие надежды; к сожалению, он оказался ярым поборником Силы Жизни. Вот он-то и выкопал этого Сверхчеловека, который, к слову сказать, ровесник Прометею. И в двадцатом веке, когда людям окончательно надоест мир, плоть и ваш покорный слуга, они уцепятся за эту новейшую из старых причуд.
Статуя. Сверхчеловек — неплохо для боевого клича! А хороший боевой клич — это, знаете ли, половина дела в сражении. Хотел бы я посмотреть на этого Ницше.
Дьявол. К сожалению, он встретил здесь Вагнера и затеял с ним свару.
Статуя. Не мудрено! Я и сам предпочитаю Моцарта.
Дьявол. Да нет, речь шла не о музыке. Вагнер одно время увлекался культом Силы Жизни[166] и даже сочинил Сверхчеловека по имени Зигфрид. Но впоследствии он одумался. Поэтому, когда они встретились здесь, Ницше обвинил Вагнера в ренегатстве, а Вагнер написал памфлет, где доказывал, что Ницше еврей; и кончилось тем, что Ницше со злости убрался в рай. Туда ему и дорога! А теперь, друг мой, поспешим в мой дворец и отпразднуем ваше прибытие торжественным музыкальным вечером.
