Гонец молодцевато выпрямился и откозырял — подействовало… А почему и нет? В конце-концов, Рюген говорил правду. Или главное здесь было — что говорил ее Рюген?
Не хватало Николича, но он сейчас нужен был в районе Узедома. И так пришлось выдергивать Михеля Покору, работающего на износ сперва наместником в Поморье, а затем и главным инженером на укреплениях Узедомского Узла. Но если в качестве наместника его достаточно уверенно заменил Трауб, то вот в качестве инженера-артиллериста заменить его было некем… Ситуация не ахти — несмотря на неплохое образование среднего гражданина, хороших специалистов-технарей остро не хватало. Доходило до того, что он переманивал их со всей Европы, обещая… Да не высокое жалование, конечно — дворянство, поместья… Работало, но хуже, чем хотелось бы — те же пруссаки предлагали ничуть не менее интересные условия, ну а французы — еще и высокое жалование. Вот гуманитариев, тех хоть бочками заготавливай… Нет, они тоже нужны — пропаганда там и все такое…
Покора сейчас работал в районе Вустрова, где с тремя тысячами подчиненных устраивал артиллерийские батареи. Пришлось пойти на риск и тащить через Пруссию орудия. А сколько труда стоило приобрести их так, чтобы разведки других стран ничего не заподозрили… Да и с секретностью артиллерийских батарей не все было гладко — необходимость убивать свидетелей из местных жителей или помещать их под временную охрану не радовала. А куда деваться?
У Штехлина Грифичей после короткой битвы «вынудили» свернуть сперва к Фюрстенбергу, а затем и непосредственно к Вустрову — к самому сердцу Озерного Края. Битва была тщательно «слита» — так, чтобы не потерять своих людей, «потратить» как можно больше пруссаков и в то же время иметь возможность залегендировать отступление. Пришлось работать в стиле «недоглядели второпях» и прусская пехота с большим трудом перебралась через болотистую местность, создавая угрозу окружения.
Войска отца и сына с того дня пошли вместе. И между прочим, их стало заметно меньше… Девять тысяч кавалеристов у Богуслава и девятнадцать тысяч пехоты у Владимира. Еще три тысячи ополченцев из активного резерва было и Покоры. Немного — но и у Старого Фрица вояк сильно поубавилось. Там укус, здесь…, «ополовиненная» конница…, «надкусанная» пехота… К Вустрову подходило уже не стотысячное войско — пруссаков осталось около восьмидесяти тысяч. Неточно потому, что сложно было оценивать боеспособность некоторых раненых и заболевших, число которых известно было очень приблизительно.
Позицию выбрали не у самого Вустрова, а в стороне, на возвышении у небольшой плотины. Перед лагерем венеды удвоили темп, чтобы подстегнуть пруссаков к преследованию. Ну и чтобы самим ничего не мешало занять лагерь пораньше и как следует отоспаться перед боем.
— Нервничаешь? — Спросил Богуслав отца, грея руки о жестяную кружку с кофе.
— Разумеется, — невозмутимо отозвался тот, улыбаясь, будто ему рассказывают хороший анекдот.
— Сам потом научишься так играть.
— Вряд ли, — с явным скепсисом ответил принц.
— Научишься, я в твои годы умел куда хуже «держать лицо».
Фридрих подошел через сутки, но с ходу вступать в бой не стал — его солдаты едва не валились с ног после такого вот «супермарафона». Да и заподозрил старый полководец ловушку, заподозрил… Как бы то ни было, стрелка на часах приближалась к четырем пополудни, так что пруссаки стали обустраивать лагерь. Ну и разумеется, кавалерия Померанского Дома принялась активно им мешать. Именно мешать, в активный бой венеды старались не вступать.
Поскольку кавалерия в предстоящем сражении не должна были принимать значимое участие, то славяне носились вокруг лагеря до самой ночи. Затем на смену пришли пластуны, устроившие не столько диверсии, сколько нервную обстановку, мешающую отдыхать. В итоге, лагерь, располагавшийся примерно в десятке верст, так и не был закончен до утра. Да и вряд ли там кто-то ночевал…
С утра работы по укреплению лагеря возобновились, как возобновились и налеты «Скифов». Ближе к полудню к району плотины выдвинулась практически вся кавалерия пруссаков, проводя своеобразную рекогносцировку. Их обстреляли из трех десятков пушек — не слишком результативно, нужно сказать…
— Попались?
— Будем надеяться, — с легкой улыбкой ответил барону Фольгесту герцог, — сам же видишь — плотина маленькая, войска не затопит.
Барон хохотнул и покрутил седой ус.
— Как же!
— Давай не будем загадывать.
Атака началась на следующий день, прямо с рассветом. Под мерный барабанный рокот и звуки флейты прусские солдаты шагали с отрешенными лицами под обстрелами все тех же трех десятков легких полевых орудий, что Померанский таскал с собой. Атака следовала за атакой и вскоре трупы в прусских мундирах устлали землю перед флешами и редутами[96]. Но и венеды были вынуждены отойти — все-таки сделанные на скорую руку валы настоящими укреплениями не назовешь… Поэтому и пришлось строить их в несколько линий.
Через пару часов атаки прекратились и пруссаки подкатили поближе пушки, увязавшие в сырой, болотистой земле. Началась контрбатарейная борьба и артиллерия Фридриха, выкаченная едва ли не на прямую наводку, начала собирать кровавую дань у славян. Стояли…
Убедившись, что большая часть вражеских орудий находится на расстоянии прямой видимости, бледный от волнения Рюген отдал короткий приказ.
— Ббах! — И плотина была взорвана. Волна высотой в человеческий рост покатилась к стоящему в некотором отдалении прусскому лагерю. Она катилась, постепенно теряя силу. Вряд ли из-за нее погибло много людей, но и без того болотистая земля стала настоящей трясиной.
Прусскую же артиллерию и около тридцати тысяч солдат передовых полков вода не тронула. Зато тронула ВСЯ артиллерия, собранная Грифичами в засаде — свыше двухсот замаскированных, пристрелянных орудий. Всего несколько чудовищных по мощи залпов — и орудийная прислуга пруссаков была выбита начисто. Затем огонь перенесли на пехоту, заметавшуюся под обстрелом.
Кто-то кинулся на укрепления, где их встречала картечь полевых орудий, кто-то попытался вернуться к основным войскам — но позади была непролазная грязь, практически непроходимая в течение ближайших часов.
Двести тридцать орудий, сконцентрировавших огонь на сравнительно небольшой площади, быстро сделали свое дело. Менее чем через полчаса сопротивления уже не было. Выжило не более трех-четырех тысяч человек и большинстве своем — ненадолго. Ранения при отсутствии антибиотиков… Хотя медикусы Померанского принялись оказывать пленным первую помощью — всем, поскольку помимо штатных лекарей, он мобилизовал и студентов-медиков. Впрочем, «мобилизовал» в данном случае — слишком громко сказано. Большая часть студиозов с превеликим удовольствием отправилась на войну. А как же — мало того, что патриотично и сравнительно безопасно (специальная одежда для некомбатантов[97]), так еще и практика какая! А памятные медали?!
Все это происходило на виду у основной части прусского войска. Можно только представить, какие царили настроения в стане Фридриха… Обойти же сотворенное болото было проблематично — с одной стороны армию Грифичей надежно защищало озеро, с другой — сложный рельеф местности, состоявший из холмов и болотистых низин. То есть обойти можно, но исключительно небольшими отрядами, прячась в складках местности. Ну а как отряды «накопятся» — атаковать.
По хорошему, Фридриху следовало отступить — соотношение сил стало не столь радужным для него, да и отсутствие артиллерии, почти полностью захваченной Вольгастом, следовало учитывать. Однако Старый Фриц никогда не был трусом и шанс изменить исход сражения в рукопашной считал вполне реальным. Ну как же — в тех самых складках местности колоссальное преимущество артиллерии венедов сводилось к нолю. А там — рукопашная и кто кого!
Пруссаки начали обходить славян с левого фланга, постепенно накапливаясь. Но тут над лагерем померанского войска начало расти что-то невиданное… Богуслав все-таки поднял в воздух свой воздушный шар и вскоре поднялся на нем с оруженосцем под восторженный рев войска. Стоя в небольшой плетенной корзине на высоте около трехсот метров, принц невозмутимо оглядывал окрестности в подзорную трубу. Через некоторое время он сбросил футляр с кроками[98], на которых было отмечено расположение подобравшихся поближе прусских батальонов.
Зная, где именно находится враг, венеды с легкостью выбили его. Раз, другой, третий… И вот уже войска Фридриха уходят, оставляя поле боя за Померанским.
Глава четвертая
Победа была громкой — порядка тридцати тысяч пруссаков только в одном бою… Это сильно. С учетом предыдущих набиралось около семидесяти тысяч одних только немцев, да французы, да пленные… Слава Померанского Дома взлетела до небес и благожелательные отзывы посыпались со всех сторон. Фердинанд Австрийский сделал союзника Кавалером Большого Креста Марии-Терезии — высшей наградой Австрии.
