знал одну, которая два года жила, притворяясь матросом, пока не выяснилось, что она женщина и беременна. Поскольку она отказа-лась признаться, кто ее любовник, ведь законы Братства Берега карают смертью за то, что на борт поднима-ется женщина, переодетая мужчи-ной, ее высадили на необитаемом острове.
Это прекрасная история о любви,пробормотала девушка. – Два года жить как пират и потом принять то, что тебя бросили, чтобы спасти возлюбленного, – это очень красиво.
Что с ней стало?
Говорят, на острове она родила ребенка, но, так как была сильно голодна, съела его.
Это неправда!
Конечно, нет! – рассмеялся ее брат. – Никто так и не узнал, на каком острове ее оставили. Может, она до сих пор там. – Он взглянул попеременно на отца и сестру. – Ну что, ставим курс на Ямайку?
А какой у нас есть выбор? – ответил Мигель Эредиа. – Перейдем с острова Жемчуга на остров Рома.
Его сын приоткрыл дверь и крикнул алжирцу, стоявшему у руля:
– Мубаррак! Подготовить людей к смене курса на западо-северо-запад!
– Запад-северо-запад, капитан? – переспросил рулевой, явно в приподнятом настроении. – Неужели мы направляемся на Ямайку?
– Прямо в Порт-Ройял…
Через несколько минут весь экипаж «Жакаре» бурлил от возбуждения: от носа до кормы, от левого борта до правого, от верхушки грот-мачты до самых глубоких трюмов.
– Порт-Ройял! – восклицали моряки. – Благослови нас Бог! Следующая остановка – портовые девки Порт-Ройяла!
Порт-Ройял, построенный на широкой косе, закрывавшей с юга огромную бухту Кингстона, на жарком и плодородном острове Ямайка, был в те времена известен как самое безопасное пристанище, место самых красивых блудниц и лучшего рома на континенте. По установленному обычаю, любой корабль, который входил через рифовый барьер с белым флагом, развевающимся на ветру, и с закрытыми пушечными портами, мог оставаться в этих водах сколько угодно времени, не опасаясь вопросов о своем происхождении, роде деятельности или конечной цели.
Однако экипаж обязан был оставлять огнестрельное оружие и мачете на борту. Исключение делалось лишь для широких абордажных сабель, поскольку дуэли на саблях, если участники не были слишком пьяны, считались зрелищем, достойным благодарной публики.
Самая большая таверна города, «Тысяча Якобинов», получила свое странное название благодаря легендарной игре в кости, которая произошла там. Её можно было сравнить разве что с историей о том, как один из офицеров Франсиско Писарро по фамилии Мансо проиграл за одну ночь золотое солнце высотой два метра, полученное за храбрость при завоевании Перу.
В той знаменательной партии сошлись безумный пират по прозвищу Вент-ан-Панн и богатый еврей-землевладелец по фамилии Штерн.
Говорили, что пират, недавно участвовавший в неудачном нападении на остров Санта-Каталина под командованием дряхлого капитана Мэнсфилда, получил долю в жалкой добыче – сто дублонов.
Он рискнул всем и, несмотря на свою привычную неудачливость, выиграл более десяти тысяч. Тогда он решил вернуться на родину во Францию и забронировал место на корабле. Но за несколько часов до отплытия он вернулся в таверну, ещё называвшуюся тогда «У Хромого», чтобы выпить на прощание.
Там он встретил Штерна, который считал, что деньги предназначены для игры, а всё, что остаётся, – для еды и содержания семьи. Они решили «кинуть кости», чтобы скоротать время. К утру Вент-ан-Панн выиграл пятнадцать тысяч талеров, а затем и груз сахара стоимостью сто тысяч фунтов.
Когда наступил вечер, Штерн, проигравший всё, принёс последнее своё имущество: огромный кусок китайского шелка с золотым шитьём, оценённый экспертами в тысячу якобинов.
Игра закончилась поражением Вент-ан-Панна: к утру он потерял всё, включая одежду. Тогда он записался в команду к жестокому Л’Олоннуа для рейда на Маракайбо.
Вернувшись с добычей, он вновь отправился в таверну, теперь уже названную в его честь, и потребовал позвать Штерна. Но вместо этого явился губернатор острова, который конфисковал его имущество, заменив его кредитным письмом, платёжным только во Франции. Губернатор посадил его на первый корабль в Европу, напутствовав словами:
– То, что приносит прилив, уносит отлив. Но в твоём случае, сынок, это уже чересчур.
Вент-ан-Панн погиб в бою, когда испанский военный корабль атаковал контрабандистский бриг, на котором он пытался вернуться на Ямайку, чтобы вновь испытать удачу в игре с местными.
В этот безумный мир азартных игр, женщин, алкоголя и роскоши прибыл полднем «Жакаре», осторожно обходя рифы и бросив якорь рядом с огромным галеоном. Никто не обратил на него внимания: в жаркий полдень с удушающей влажностью всё население города и моряки отдыхали, чтобы набраться сил для грядущей ночной оргии. И вот в Порт-Рояле строго запрещались любые действия, которые могли бы потревожить спящих во время столь необходимой сиесты, с того злополучного дня, когда покойный капитан Джон Дэвис проснулся в дурном настроении, поднял люк одного из своих пушек, тщательно прицелился и взорвал дом, который строили на пляже, вместе с семью шумными плотниками.
Ямайка, прежде всего, была местом отдыха и развлечений для пиратов и корсаров, жила за счет грабежей и процветала благодаря набегам. И если она не попадала в руки испанцев, то лишь потому, что те прекрасно понимали: их флот недостаточно силен, чтобы с хоть какой-то надеждой на успех противостоять объединенным силам англичан, пиратов и корсаров.
Как закономерный результат, этот удивительный центр богатства и развлечений привлекал, словно мед, авантюристов, проституток, искателей легкой наживы и мошенников со всех уголков планеты. Ведь нигде больше нельзя было за считанные часы перейти из состояния полной нищеты в невероятное богатство или наоборот.
В двух милях от Роки-Пойнта более века возвышался барочный дворец с беломраморными колоннадами, который одержимый ростовщик подарил двум прелестным турецким близнецам через неделю после того, как те ступили своими изящными ножками на порог лучшего борделя города. Единственным условием было то, что больше ни один мужчина не мог их видеть.
Как рассказывают, близнецы, главной интимной страстью которых были они сами, охотно согласились на это условие. Поэтому они провели остаток своей долгой жизни в роскошном особняке, с единственной обязанностью развлекать ростовщика своими эротическими играми каждую неделю.
Наблюдая долгое время через широкое окно своей каюты за тихой бухтой, где даже цапли не взлетали в полдень, возможно, опасаясь пушечного выстрела, Себастьян Хередия обернулся к Селесте, которая лежала на койке, почти нетерпеливо обмахиваясь веером, и, наконец, обратился к своему отцу, который изо всех сил пытался не заснуть, развалившись в старом кресле.
– Вам придется оставаться здесь взаперти некоторое время, – наконец сказал он с сожалением. – Не стоит выходить на палубу днем, чтобы вас не заметили с соседних кораблей. Если вас позже узнают на берегу, это будет опасно.
– Как долго? – спросила его сестра.
– Пока я не найду дом, который будет
