песчаный берег, Себастьян Эредиа ощутил, будто оказался в безумном каруселе, где на каждом шагу его поражали новые, доселе неизведанные ощущения. Шик, порой доходящий до безвкусицы и эксцентричности, этой разгульной гавани превосходил все, что ему могли рассказать его товарищи за годы скучных вахт на палубе.
За каждой второй дверью скрывался кабак, таверна или бордель, а украшенные кареты проезжали взад-вперед по единственной улице, которая, казалось, существовала в этом хаотичном городе. Прекрасные женщины всех рас, возрастов и цветов кожи бесстыдно предлагали свои прелести, позволяя себя ощупывать, чтобы клиенты могли «оценить товар» перед тем, как арендовать его.
С балконов полуобнаженные девушки манили подняться, а у дверей игорных домов рабы с огромными цилиндрами громко заявляли, что здесь лучшие игры в кости на всем острове.
На середине улицы Себастьян заметил огромную вывеску, гласившую, что перед ним знаменитая таверна «Тысячи Якобинов». Любопытство пересилило, и он решил взглянуть на стол, за которым в свое время играли в кости, сделав за ночь счастливчика из одного несчастного Вент-ан-Панна.
Там она стояла, массивная и солидная, на небольшом подиуме из тёмного красного дерева. Взглянув на неё, можно было бы предположить, что это абсурдный и весьма своеобразный памятник чистейшему духу пиратства, ибо этот простой предмет мебели воплощал всё низкое и величественное, что можно было найти в сердцах тех, кто выбрал самый рискованный и порицаемый из известных ремёсел.
Более чем пушка, сабля или чёрный флаг с черепами и костями, этот исторический стол демонстрировал, что быть пиратом значило обладать достаточной смелостью, чтобы рискнуть последним мараведи или последней каплей крови в простейшей игре.
С тем, что было выиграно и проиграно на этой потёртой поверхности за одну ночь несчастным Вентом-ан-Панном, двадцать человек могли бы прожить безбедно до ста лет. Но, по словам очевидцев, когда тот наконец расстался со своей тростью с золотым набалдашником, расшитой рубашкой и камзолом, невозмутимый француз лишь пробормотал с весёлой улыбкой на губах:
– Чёрт побери, ну и ночь!
Именно поэтому, вероятно, жители Порт-Рояля почитали несчастного Вента-ан-Панна как самого уважаемого из своих героев, ставя его выше хитроумного Фрэнсиса Дрейка, храброго сэра Уолтера Рэли, жестокого Л’Олонуа, обаятельного Шевалье де Грамона или непобедимого Генри Моргана. Он стал для них воплощением того, кем они мечтали быть.
Он протянул руку к столу, но рыжеволосая женщина, которой слишком возбуждённый клиент целовал шею, истерично предупредила:
– Не трогай его! Не трогай, если не хочешь, чтобы несчастье преследовало тебя до самой виселицы.
– Да избавит меня Бог! – поспешно отдёрнул руку он. – Это правда?
– Правда! – подтвердила привлекательная девица, на мгновение отстранив своего навязчивого ухажёра. – Но если хочешь, чтобы удача сопутствовала тебе, капни на него немного лучшего рома и подумай добрым словом о Великом Игроке.
Себастьян попросил кувшин «лучшего рома», капнул несколько капель на стол, а затем уселся в самом дальнем углу просторного зала наблюдать за суетой шлюх и пьяниц, которые то и дело заходили и выходили, с такой жадностью стремясь насладиться продаваемыми здесь удовольствиями, словно большинство из них было уверено, что эта ночь, возможно, станет последней в их жизни.
Спустя некоторое время он заметил, что в самом дальнем углу с балки свисает толстая верёвка с классической петлёй. Он поймал за запястье занятую служанку, проходившую мимо с подносом кружек, и указал вверх:
– Что это значит?
– Это значит, что если ты не поспешишь пропустить ром по горлу, завтра может быть уже поздно, потому что такая петля может навсегда его затянуть.
– Это немного мрачно, как думаешь?
Служанка резко кивнула в сторону хмурого хозяина таверны, протиравшего стаканы за стойкой:
– Спроси у хромого! Но предупреждаю, последнего, кто жаловался, он подвесил за ногу до самого рассвета.
Она пошла дальше, а Себастьян продолжил пить в тишине, пока пышногрудая рыжеволосая женщина, кажется, уставшая от малообещающих попыток своего восторженного ухажёра, не подошла и не села напротив него.
– Привет! – поздоровалась она с улыбкой. – Я Астрид. А ты?
– Себастьян.
– Я – шлюха. А ты?
– Пилот.
– Пилот? – переспросила она, наклонившись вперёд, возможно, чтобы он мог лучше рассмотреть её прекрасную грудь, а возможно, действительно заинтересовавшись. – Уверен, что ты пилот?
– Уверен.
– Испанец?
– «Наполовину» испанец, – улыбнулся он, понизив голос, будто рассказывая секрет. – Но давно от этой половины отказался.
– Ты учился в школе пилотов в Доме?
– Нет.
– Жаль! – вздохнула она. – Если бы ты учился в школе Дома, я могла бы предложить тебе лучшую работу в мире.
– У меня уже есть.
Астрид отклонилась назад и, посмотрев ему в глаза, уверенно сказала:
– Не такую, как эта! Знаю капитана, который готов заплатить пять тысяч фунтов за найм и пятую часть добычи хорошему пилоту-ренегату.
Себастьян удивлённо присвистнул.
– Пять тысяч? Это огромные деньги. Но, честно говоря, не думаю, что в мире найдётся капитан, готовый дать пилоту пятую часть добычи.
– Этот готов.
– Значит, у него нечего делить, – усмехнулся он. – А пятая часть ничего – это всё равно ничего.
Она снова наклонилась вперёд, и красота зрелища захватила мужчину, который долгое время был лишён подобных удовольствий.
– У него есть чем делиться, – прошептала она. – Больше, чем у кого-либо. Если ты действительно хороший пилот, тебе стоит подумать… Обсудим это в постели?
– Почему бы нет?
Рыжеволосая Астрид жила в уютной хижине почти за спиной таверны «Тысяча якобинцев», прямо напротив открытого моря и так близко к воде, что порой мягкие волны, преодолевшие рифовый барьер, лизали сваи, на которых стояло строение.
Будучи, без сомнения, великолепной «профессионалкой» – чистой, опытной и весьма веселой, она подарила маргаритинцу ночь, достойную зависти, вплоть до того момента, когда, подав ему щедрую порцию крепкого рома, обжигающего горло, любовница упрямо настояла:
– Ты действительно хороший пилот?
– Я же говорил, что да. Считаю себя хорошим пилотом, но меня совсем не интересует смена корабля. Мне и здесь платят очень хорошо.
Она внимательно посмотрела на него, провела тыльной стороной руки по носу и, наконец, с некоторой язвительностью пробормотала:
– Не знаю почему, но у меня есть ощущение, что ты действительно хорош. – Она подмигнула. – Хотя не лучше, чем в постели. И если бы ты встретился с Капитаном, я уверена, он смог бы удвоить твою премию за вступление.
– Послушай, малышка! – ответил он, проводя кончиком языка по ее розовым соскам. – Хочу надеяться, что твои намерения благие, но я в этом деле давно и знаю, что нет ни одного капитана настолько сумасшедшего или отчаявшегося, чтобы предложить десять тысяч фунтов премии и пятую
