торговой палаты. Их рука дотягивается до любой точки.
– До Ямайки – нет. Никто, связанный с Палатой, не осмелится ступить на Ямайку, потому что его сожгут на главной площади на следующий день. Твоя сестра будет в безопасности там, а заодно мы сможем связаться с другими кораблями, чтобы организовать совместную операцию. Через три месяца Флотилия выйдет из Картахены-де-Индиас в направлении Кубы, а оттуда продолжит путь к Азорам и Севилье. Это будет подходящий момент для нападения.
– В сотрудничестве с каперами? – удивился молодой капитан Жакаре Джек. – Ненавижу резню!
– Слушай… – ответил его помощник, стараясь говорить терпеливо. – В таких операциях главное – заранее знать, какое судно представляет интерес, воспользоваться хаосом сражения, оторвать его от остальных и быстро взять на абордаж. Для этого лучше всего отправить шпионов в порты отправления, чтобы точно выяснить, на каком корабле есть золото, а на каком нет. Часто самые внушительные корабли оказываются самыми бесполезными.
– Ты уже делал так раньше?
– Довольно часто, – признался его собеседник. – Старик был мастером умыкнуть ягнёнка, пока волки и собаки рвали друг друга на части под канонаду. – Он подмигнул. – Потом появился ты, и он решил сменить ягнят на вьючных ослов.
– И это тебя раздражает?
– Ну…! – прозвучал почти юмористический ответ. – Учти, что в последние годы почти единственные выстрелы, которые делал Жакаре, были предупредительными залпами. Чистый фейерверк, недостойный его репутации.
– Ладно! – признал юноша. – Я подумаю об этом.
– Советую тебе подумать поскорее, иначе нас может ждать сюрприз. – Он указал на него пальцем. – И с этой девчонкой на борту всё может закончиться трагедией.
Себастьян Эредиа окинул взглядом лица горстки мужчин, дежуривших в этот момент на палубе, и пришёл к горькому выводу, что верный панамец снова прав в своих суждениях. Пиратский корабль был далеко не самым подходящим местом для подростка, и не нужно было быть слишком наблюдательным, чтобы заметить обмены жестами и взглядами, которыми эта ободранная шайка похотливых людей сопровождала каждый выход Селесты “подышать свежим воздухом” из её каюты.
Жакаре с самого прибытия шотландца был чем-то вроде плавающей пороховой бочки, а провокационные формы и чувственные, всегда влажные губы девушки, унаследовавшей частично звериное обаяние своей матери, могли легко стать искрой, взорвавшей эту бочку.
После ужина Себастьян поговорил с ней и её отцом в каюте, которую теперь уступил им, чтобы без обиняков изложить свои опасения.
– Думаю, Лукас прав, и самое логичное – высадиться вам в Ямайке, – сказал он. – Там вы сможете жить без страха возмездия, а я смогу часто вас навещать.
– А почему ты не высадишься тоже? – спросила Селеста. – Продай корабль, купи хорошую плантацию сахарного тростника и живи спокойно.
– Я не рожден для того, чтобы стегать рабов, заставляя их рубить тростник, – сухо ответил он. – А без рабов никакая плантация не будет выгодной, даже на Ямайке.
– Предпочитаешь нападать на корабли?
– Если они принадлежат Компании, то да. И если ты спрашиваешь, предпочитаю ли я быть пиратом, а не работорговцем, то отвечу: да, предпочитаю.
– Владеть рабами не значит быть работорговцем, – заметил её отец. – Работорговец – это тот, кто занимается продажей рабов.
– Если бы не было покупателей, не было бы и торговцев, – резко ответил Себастьян. – Оправдывать это тем, что все пользуются рабами, не значит оправдывать их владение. Если бы вы видели их так, как видел их я, в грязных трюмах, где они не могли даже дышать, вы бы поняли мою позицию. Это самое бесчеловечное, зверское и унизительное, что может существовать на земле. На этом фоне нападение на корабль, чтобы отнять у него груз, кажется мне просто шалостью.
– В наше время большинство людей так не думает.
– Мало что значит, о чём думает большинство людей, – хрипло сказал его сын. – Важно только то, что думаю я, и я убеждён, что быть пиратом – это самый опасный способ быть свободным. А человек, который рискует своей жизнью ради свободы, не должен предавать себя, лишая свободы других, даже если они чернокожие.
– Никогда раньше я не слышал, чтобы ты так выражался! – заметил Мигель Эредиа.
– Возможно, потому, что ты редко меня слушал, – напомнил маргаритянин. – Или потому, что раньше я ещё не видел того корабля.
Селеста протянула руку, чтобы нежно погладить щеку своего брата, и тихо прошептала:
– Мне нравится, как ты думаешь.
Если бы я была мужчиной, я бы тоже так думала и стала бы пиратом, как ты, но понимаю, что мое присутствие на борту усложняет ситуацию, – добавила она с лукавой улыбкой.
– Эти бедные ребята выглядят так, будто им очень не хватает женского внимания.
Без сомнения, называть «бедными нуждающимися ребятами» мрачных матросов с корабля Жакаре было сущим абсурдом, свойственным
Селесте Эредиа. Можно было поду-мать, что она решила воспринимать жизнь как забавную шутку, несмотря на то что еще совсем недавно эта шутка казалась невыносимо тяжелой.
Далеко от дона Эрнандо Педрариаса и своей матери любые проблемы казались ей, очевидно, незначительными, до такой степени, что можно было сказать, будто она чувствует себя самой счастливой на свете, скитаясь без цели по жаркому
Карибскому морю на корабле, где полсотни мужчин, казалось, готовы были отдать все, чтобы ее изнасило-вать.
– Мы найдем милый домик на
Ямайке, – добавила она чуть позже с бодрым и почти восторженным тоном, который был ей привычен.
Папа и я будем выращивать кур, пока учим английский, а ты будешь навещать нас всякий раз, когда не будешь занят захватом кораблей или нападением на крепости.
Как ты можешь шутить об этом?
ужаснулся Мигель Эредиа. – Ты говоришь о пиратстве!
Насколько мне известно, – с уди-вительным спокойствием ответила его дочь, – почти все жители Ямайки
пираты или корсары, если не считать проституток, рабов и рабо-торговцев. Думаешь, мы будем чем-то выделяться, кроме акцента?
Ты невероятна!
Нет, папа! – возразила она. – Я не невероятна. Я просто соответствую месту и времени, в которых роди-лась. Сколько себя помню, я только и слышала о насилии, грабежах, абордажах или затонувших флотах, а в детстве я видела, как ты отправля-ешься в море, чтобы нырять в воды, полные акул, ради жемчуга, который покупали за смешные деньги. Разве это была более логичная профессия, чем пиратство?
По крайней мере, она была честной.
А кто решает, что честно, а что нет?
возмутилась Селеста. – Эрнандо хвастался своей честностью, хотя обирал бедняков и торговал черно-кожими… Боже! – внезапно воскликнула она. Почему я не родилась мужчиной? Мы бы стали отличной командой. – Она обратилась к своему брату: – Разве никогда не было женщин-пиратов?
Были, – признал он. – Но они всегда были любовницами грозных капитанов. Лукас утверждает, что
