в курсе событий металась вразнобой. Отряды сбивались в кучки на перекрестках, теряя дисциплину. Крики капитанов тонули в общем гуле.
— Что происходит?
— Что нам делать? — Вопрос висел в воздухе, густой, как предрассветный туман.
Один стражник, молодой еще, с лицом, застывшим между страхом и долгом, во время патруля незаметно свернул в переулок. Там уже ждали. Тень, отлитая в темный плащ.
— Что происходит? – выдохнул стражник, голос его казался сорванным.— Не знаю толком, – тень ответила шепотом, сливающимся со скрипом флюгера. — Патрули шепчут: дворец заблокирован изнутри. Оттуда… доносится звон стали и крики боя.
— Черт… – стражник сглотнул ком в горле. — Столичные бароны… Они опередили нас. Их собственный мятеж был назначен на сегодня.
А тут… чертово совпадение… местные шавки тоже взбрыкнули, но на пару часов раньше.
Он посмотрел на тень. — Что будем делать? Люди ждут команды… а стража и гарнизон уже прочесывают кварталы в поисках ответов. Найдут же…
Тень замерла. Рука в перчатке сжала виски. Идеальный план… Как паутина. Тонкий, невидимый распланированный заранее.
А теперь? Все это рвется на глазах. «Сделать все тихо в нашей ситуации – невозможно. Значит…»
— Отдавай команду, – голос тени стал резким, как удар ножом. — Пусть все наши двигаются к дворцу.— А стража? Гарнизон? – стражник ахнул.— Убить. Слово повисло в воздухе, тяжелое и окончательное. — Всякого, кто станет на пути. Я не отдам власть этим столичным шакалам… этим баронам, чья кровь жиже вороньего помета.
Стражник кивнул, коротко, как марионетка. И растворился в темноте переулка, будто его и не было.
Тень осталась одна рука извлекла из внутреннего кармана плаща длинную трубку.
Легкий щелчок кресала и огонек вспыхнул, осветив на миг жесткие скулы, и холодные раздраженные глаза.
Быстрая затяжка и дым заклубился в морозном воздухе. Сегодня ночью решается судьба. Не королевства – его судьба. И он не упустит свое. Пускай город утонет в крови. Хоть весь город сгорит до тла - цена уже не имела значения.
…
Тьма. Гул в висках. Боль – тупая, разлитая по затылку. И мешающее настойчивое трясение за плечо.— Проснись... проснись, пожалуйста...Голос, тонкий и дрожащий, пробивался сквозь вату сознания. Словно щебет испуганной птички прямо в ухо.
Гриша дернулся, резко открыл глаза. Мир плыл, двоился. Перед ним, на корточках, сидела та самая девчонка-лекарь. Та, что спасала его после стычки в лагере.
Ее лицо было бледным в полумраке кладовки, глаза – огромными от страха. Она вся дрожала – мелкой, частой дрожью. От холода? От ужаса происходящего? От его внезапного пробуждения? Скорее всего, от всего сразу.
— Что... случилось? – голос его хрипел, язык заплетался.— На нас... напали! – она выдохнула, словно прогоняя кошмар.— Это я... уже понял, – Гриша попытался пошевелиться. Острая боль пронзила шею. Веревки, туго впивающиеся в запястья за спиной. Привязан к тяжелому дубовому шкафу. — Кто?— Не знаю... – девушка сжалась. — Я возвращалась после ночного обхода... и из-за угла послышались – крики! Мне на встречу выкатились... гвардеец и... и кто-то в черных доспехах, страшный... Я хотела закричать, но гвардеец... Она сглотнула, глаза наполнились ужасом. — Получил удар ножа... прямо в глаз. Я побежала... и спряталась тут… Потом тебя затащили...
Гриша напряг мышцы спины и рук, попытался дернуть связки. Напрасный труд. Узел был крепким, профессиональным. В глазах снова поплыли темные пятна. — Сколько я был... в отключке?— Полчаса... Может, чуть больше, – прошептала она.— Плохо, – констатировал он, чувствуя, как время утекает сквозь пальцы. — Можешь меня развязать?
Его взгляд упал на нож в ее руке. Небольшой, кухонный, с тонким лезвием. Тот самый, что она, видимо, носила с собой для успокоения нервов.
Девушка нервно сжала рукоять, костяшки побелели. Она посмотрела на нож, потом на Гришу. В ее глазах читалось открытое, животное недоверие. Чужой. Опасный. В такой час она не могла дать себе ответ – кто в данный момент свой?
«Черт бы тебя побрал!» – мысленно взорвался Гриша. — Я тебе не враг, – сказал он вслух, максимально сдерживая раздражение. Голос звучал хрипло, но твердо. — Я пытаюсь помочь. — Молчание прервалось только ее прерывистым дыханием.
— Пожалуйста, – добавил он, глядя прямо в ее напуганные глаза. — У нас мало времени... Кайра... долго не продержится одна...
Имя королевы подействовало как удар хлыста. Что-то дрогнуло в лице девушки. Страх перед неизвестным солдатом столкнулся с преданностью и благоговейным трепетом.
Лезвие блеснуло в полутьме. Девушка сжала губы, поднесла нож к веревкам. Ее руки дрожали, но движение было решительным.
Ш-ш-шурх! – острый металл легко перерезал волокна. Веревка соскользнула на каменный пол.
Гриша втянул воздух, растирая ноющие, онемевшие запястья. Кровь хлынула в пальцы, заставив их гореть. — Спасибо, – кивнул он, поднимаясь. Голова закружилась. — Эм... Ты не знаешь, куда дели мое... добро?— Его, наверное, отнесли на склад... недалеко отсюда, – ответила она, быстро вставая.— Отлично. Идем за ним!
— Мы? – в ее голосе снова прозвучал испуг. Она отшатнулась на полшага.
Гриша устало провел рукой по лицу. — Я буду не против твоей компании. Сейчас любая помощь – в прок. И кто-то должен показать мне дорогу.
Он смотрел на нее, не отрываясь ожидая ответа. — Лона замерла, взвешивая все за и против. Доводы были убийственно просты: остаться одной в этом аду? Или идти с ним? Ее лицо, еще секунду назад растерянное, внезапно стало жестким. Она коротко кивнула.
Уже стоя у двери, Гриша резко обернулся: — Как тебя зовут? Ты не представилась.— Лона, – ответила она тихо, но четко.— А я – Гриша. Если помнишь. Уголки его губ дрогнули в подобии улыбки. — Будем знакомы. А сейчас – пошли.
…
Кайра шла по коридору смерти. Не бежала – шла. Каждый шаг отдавался гулко в опоясанном трупами проходе. За ней – горстка гвардейцев.
От двадцати их осталось шестеро. Их ряды редели не по дням, а по минутам. За каждым поворотом, из каждой ниши, из-за каждой колонны выскакивали тени в черных доспехах. Наемники? Фанатики? Сейчас это было неважно.
Они бросались в атаку с тупым, животным упорством, не жалея себя. И гвардейцы Кайры, израненные, уставшие, платили им той же монетой – жизнью за жизнь, ударом за удар.
Сталь звенела, крошилась, впивалась в плоть. Воздух стал густ от запаха крови, пота
