утигурскую орду, идущую по направлению к Саркелу на четвертый день похода. Еще через два часа, поднявшись на ближайшую возвышенность, Сергей и Гинтовт в бинокли смогли сами осмотреть приближающееся в клубах пыли, плотной завесой висевшей над идущей конницей и обозами, войско. Оно было огромно. Численность определить было невозможно, но на глаз оно превосходило хазарский тумен в полтора-два раза. Их союзное войско тоже остановилось на командной высоте с пологим спуском в юго-западном направлении в часе езды северовосточнее и принялось готовиться к бою. Высота находилась как бы внутри почти прямого угла из созданных природой глубоких балок, в одной из которых били родники, поившие своей ледяной водой основательный ручей. Балки своим углом прикрывали фланги будущего построения их войска, позволяя атаковать его только в лоб. Кроме этого, к балкам с внешней стороны с соседних возвышенностей сходились частые разветвляющиеся овраги. Они были гораздо мельче, но их было много и они не позволяли действовать вражеской коннице на флангах и в тылу. Лучшего места и желать было нельзя.
Их заметили, и тотчас от авангарда орды отделилась группа численностью в несколько десятков всадников и понеслась в их сторону. Князья, неторопливо повернув коней, двинулись прочь, спускаясь по обратному склону. А на их место выдвинулась сотня легкой конницы и обрушила на атакующих шквал стрел. Уходя из-под плотного обстрела, степняки, теряя всадников и лошадей, приняли вправо, пытаясь при этом отстреливаться. Однако преимущество здесь было за теми, кто стрелял с места. Минуты спустя князей, уходящих на рысях в сторону войска, догнал сотник и доложил, что его люди взяли трех пленных. Один из них сотник. После чего вся группа ускорилась, уходя от возможной погони. Главное было сделано – орде указан путь, куда ей нужно прийти. И бонусом можно будет поинтересоваться у пленных, кто ведет орду и какова ее численность.
Через несколько часов орда и славянская объединенная дружина встали друг против друга. Дружина была построена в одну линию тяжелой конницы с разрывами, в которых стояли легкие повозки, запряженные четверками лошадей. Это для аборигенов они были повозками. Выходцы из двадцать первого столетия назвали бы их точнее – тачанками. Легкая конница, вооруженная короткими пиками, построилась в затылок тяжелой кавалерии. Орда… орда и выстроилась ордой. В центре был поднят бунчук великого хана утигуров. Слева и справа от него стояли орды крупнейших родов, и чем дальше от хана – все более мелкие. Как уже было точно установлено после допроса пленных, численность орды втрое превосходила союзную дружину. Но выбранное князьями поле сражения это преимущество фактически обнуляло. Это если не учитывать тачанки. Но Фомичев обоснованно считал, что их участие в сражении значительно снизит не только риск поражения, но и потери союзной дружины. Хан утигуров всего этого не знал и имел на ситуацию свой взгляд, противоположный мнению Фомичева.
Фомичев не изменил своей привычке дать противнику шанс, поэтому выдвинулся навстречу подходящей орде с белым флагом и незначительным сопровождением. Отъехав метров двести от дружины, князь остановился. Через некоторое время и от орды выдвинулась группа всадников. В центре ехал могучий воин в хорошем пластинчатом хазарском доспехе и открытом шлеме. Вооружение было типичным для степняка – круглый небольшой щит, сабля и лук в чехле. На остальных доспех был победнее, но тоже на уровне. На уровне этого времени. На их фоне Фомичев и его окружение смотрелись как марсиане. Делегация утигуров подъехала и молча остановилась, разглядывая противников. Молчание затянулось. Наконец хан прервал его, произнеся что-то на своем языке и ткнув пальцем в направлении Фомичева. Остальные заржали и дружно закивали головами, соглашаясь со своим ханом.
Фомичев, не отводя глаз от хана, склонил голову к переводчику. Тот, сбиваясь от волнения, оттараторил перевод.
– Он сказал, что ты, князь, останешься жив. Он прикажет своим воинам взять тебя живьем. Ты проживешь ровно до того момента, пока с тебя аккуратно не снимут доспех. Потом на твоей шее затянут аркан.
Фомичев вздохнул.
– Ничего нового! Какие все кровожадные! Это не переводи. Скажи ему следующее. Если он хочет служить хазарскому кагану, то должен покинуть эту землю и уйти в междуречье Итиля и Дона южнее волока. Если захочет остаться тут, то он должен принести клятву верности мне, и тогда мы обсудим условия его проживания на моей земле.
Он замолчал, снова вздохнул и добавил:
– Иначе они все погибнут.
Толмач перевел, и делегация соперников, показывая на них пальцами, зашлась в смехе, что-то выкрикивая. Толмач побледнел.
Фомичев не стал переспрашивать перевод. И так все было понятно.
– Передай им: «Я все сказал!»
Толмач перевел.
Хан снова ткнул пальцем в направлении князя и ребром ладони показал, как тому перережут горло. После чего произнес фразу и, повернув коня, направился к своему войску.
– Он сказал: «Готовься к смерти!» – перевел толмач.
– Вот не понять – то ли меня задушат, то ли зарежут. Но мне оба эти варианта не нравятся. – И в свою очередь повернув коня, продолжил: – Ладно, поехали! Нас, как всегда, не поняли. О времена! О нравы! Кто это сказал?
Уже подъезжая к строю своего войска, Фомичев приподнялся в стременах и, оглядев тачанки, выкрикнул:
– Как договаривались! Сначала нечетные.
Пока он и его сопровождение занимало места в строю, тачанки, развернувшись перед строем, заняли прежние места. Прошло несколько минут, и наконец, орда, стоявшая перед ними, качнулась в их сторону и начала разбег. Дружина стояла безмолвно и неподвижно. Лишь кони встряхивали головами и всхрапывали, ощущая напряжение, повисшее в воздухе.
Три пулемета «максим» застучали, словно швейные машинки, когда первая линия степняков достигла ориентира в четырехстах метрах от строя дружины. И наступил ад! Вал падающих, умирающих и мертвых коней и всадников, подталкиваемых напирающими задними рядами, продвинулся еще метров на сто и окончательно завяз. В этот момент закончились ленты первого, третьего и пятого пулеметов, и в дело вступили второй, четвертый и шестой. Когда стало понятно, что атака захлебнулась, а большинство еще оставшихся в живых степняков и не помышляет о ее продолжении, Фомичев подал команду прекратить стрельбу. И как только замолчали пулеметы, по ушам ударили крики умирающих людей и коней. Фомичев махнул рукой, и дружина шагом двинулась вперед.
Преследовать уходящих с поля боя выживших степняков никто не собирался. Объединенная орда всех родов утигуров северного Причерноморья была разгромлена и остатки ее опасности уже не представляли. А им предстояла страшная с точки зрения выходца из двадцать первого века работа – добивать умирающих. Добивать не в горячке боя, не на адреналине, а спокойно и сосредоточенно выполнять
