– Слышь… в следующий раз сделай заявку заранее, – сказал Сэм. – Как все. Как обычные люди, не из полиции. Неохота мне в следующий раз, как вернусь в отделение, отвечать на вопросы насчет того, где я был. Ты бы должен лучше других знать, что здесь нет ничего хуже, чем необъяснимый визит полицейского!
Сэм по-прежнему стоял у зарешеченного окна, спиной к Бронксу.
– Я спросил, как твои дела.
– Мои дела?
– Да.
– С каких пор, черт побери, тебя это интересует? – Он повернулся, посмотрел на Бронкса. – А раз тебе нечего ответить, то какого черта ты вообще здесь делаешь?
Джон Бронкс отодвинул от стола второй стул. Все не так скверно, как он думал. Они разговаривают.
– Два крупных ограбления. Сведмюра. Фарста. Одни и те же парни.
Но старший брат предпочел остаться на ногах.
– Мама приходила на прошлой неделе.
– Вооруженные до зубов. Тщательно спланировано.
– Я угощал ее мраморным пирогом. Помнишь его вкус, Джон?
– Как по-твоему, это может быть кто-то из тех, с кем ты сидел? Наверняка ведь…
– А до того… маффинами.
– … здесь обсуждают такие вещи, верно?
Сэм рассвирепел:
– Ты не был здесь целых три года! А теперь явился и воображаешь, что я дам тебе информацию! Рассчитываешь использовать меня в своем хреновом дознании! – Дрожа от ярости, он прошел к металлическому диску возле двери и потянулся к красной кнопке. – Катись ты к чертовой матери, Джон!
– Сэм, ты же знаешь, я хотел повидаться с тобой. Ты мой брат.
– Даже если б я что-то знал, черта с два бы рассказал! Но я не знаю. И никто не знает! Никто здесь про них слыхом не слыхал! Догоняешь, братишка? Эти парни совершенно неизвестны. Никогда не мотали срок. И тем не менее отлично знают, что делают.
Сэм смотрел на Джона невидящим взглядом, палец его опять лег на красную кнопку. Он нажал на нее и наклонился к микрофону:
– Свидание окончено.
– У тебя еще больше получаса.
– Неужели непонятно? Я хочу назад в отделение.
Они избегали смотреть друг на друга, как бывало в детстве, когда после драки старались как можно дольше не смотреть один на другого.
– Значит, мама приезжала?
Мраморный пирог. Маффины. Заключенные, приговоренные к длительным срокам, особо опасные, перед свиданием всегда что-нибудь пекли. Бронкс тускло улыбнулся.
– Знаешь, Сэм, у тебя с ней больше контактов, чем у меня.
Шаги за дверью, вошли надзиратели, те же. Сэм пошел было к выходу – один надзиратель впереди, второй позади, – потом вдруг обернулся:
– Ты должен повидать ее. Она стареет.
Бронкс смотрел, как старший брат удаляется по тюремному коридору, широкая спина между тощими фигурами в форме, потом вернул бейджик, миновал караульное помещение, вышел через калитку в стене, сел в машину, но не двинулся с места.
Стена высотой в семь метров. Четыреста шестьдесят три самых опасных шведских преступника отсиживают здесь длительные сроки. Один избран представителем их всех, один из немногих, с кем говорили все.
Его родной брат.
И даже Сэм ничего не слыхал. Люди, которых разыскивал Бронкс, и в этих стенах оставались анонимами.
Он включил движок и тронул с места. Солнечный свет по-прежнему искрился на снегу.
40
Дороги, белые и чистые за стенами тюрьмы, стали грязными и слякотными, когда через 230 километров скоростное шоссе Е-4 превратилось в стокгольмскую улицу Эссингеледен, которая вывела его на Кунгсхольм, а там и к воротам подземного гаража под Главным полицейским управлением возле Крунубергс-парка.
Бронкс направлялся к лифту, когда услышал какой-то звук из гаража в гараже, где криминалисты держали машины, с которыми работали. Прошел туда, заглянул внутрь – Санна, как и прошлый раз. С инфракрасной лампой в руке она до половины влезла в фургон с надписями “Ремонт труб” по бокам.
– Первая машина отхода. Фургон “додж”.
Санна выбралась наружу, перешла к другой машине, взяла ультрафиолетовую лампу.
– Вторая машина отхода. Фургон “додж”.
Все тот же механический голос. Интересно, она это сознает или говорит таким голосом только с ним?
– Довольно старая модель. Угнан ночью накануне ограбления.
Она вооружилась продолговатым инструментом, металлической штуковиной на деревянной рукояти, поднесла его к маленькому черному квадратному стикеру на дверце фургона, прямо под боковым окном.
– Так же быстро, как ключом.
Санна закончила свои манипуляции. Бронкс узнал ее манеру поворачиваться спиной, когда ей не хотелось разговаривать. Она открыла компьютер, стоявший на капоте автомобиля. Даже “до свидания” не сказала. Он-то попрощался, хотя она не слышала, зашагал прочь и был уже на полдороге к лифту, когда она окликнула его:
– Джон! Погоди. Я не закончила.
Он остановился, обернулся.
– Вот как?
– Есть кое-что еще.
Она повернула экран к нему, подождала, пока он подойдет ближе.
– Вот этот кадр. Взгляни-ка еще раз.
КАМЕРА 2. Двенадцать секунд. Сверху. Грабители в синих комбинезонах, черных ботинках, черных масках.
– Его микрофон. Я пыталась определить марку. Увеличила и сфокусировалась на воротнике, несколько секунд перед тем, как они вошли внутрь.
Она перемотала запись, остановила кадр.
– Четыре секунды – пятнадцать кадров в секунду. Я хочу, чтобы ты рассмотрел каждый.
Голос уже не был таким механическим. Она стояла ближе к нему. И он отчетливо чуял ее запах. Как странно. Словно время совсем другое. Словно они могли бы уйти отсюда вместе в общую квартиру. Будто этих десяти лет вообще не было.
– Вот.
Первый грабитель находился в шаге от двери.
И остановился.
– Его рука.
Она увеличила изображение.
– Видишь?
Джон кивнул. Он видел, совершенно отчетливо.
Тот, что шел впереди, остановился, оборачивается, опускает оружие и левой ладонью прикрывает воротник, вернее микрофон. Наклоняется, правой рукой сдвигает наушники второго грабителя.
– Это движение… вот оно.
Рука поверх микрофона. Рука на наушниках. А потом, Бронкс был совершенно уверен, он… что-то прошептал.
– Бессмыслица какая-то, – сказала Санна.
Она увеличила рот и тонкие губы, две светлые полоски в темной ткани, они формировали слова.
– Рука. Шепот. Что-то здесь не так.
Санна, стоя совсем рядом, смотрела на Джона – точь-в-точь как главарь на замершем кадре, совсем рядом с сообщником.
– Близость. Он кладет руку на микрофон и прямо-таки ласково берется за наушники. Видишь? А в следующий миг начнет стрелять.
После двух месяцев круглосуточного полицейского расследования у него так и не было зацепок, он ничего о них не знал. Но это. Джон Бронкс видел и чувствовал: теперь он кое-что знает. Не вполне знает, что именно, но за все время охоты за тенями он впервые увидел реальных людей. И стояли они вплотную друг к другу, причем так, как двое жестоких грабителей стоять не должны.
Пожалуй, он почти догадывался.
– Можешь вернуть кадр к нормальному размеру? И прокрутить всю последовательность еще раз? Первые четыре секунды?
Она выполнила просьбу.
– Стоп… та-ак. И увеличь… та-ак. Его лицо. Только лицо.
Трое грабителей цепью, на пути в банк, и указательный палец Бронкса на экране. Показывающий на того, что в середине.
– Видишь? Он закрывает глаза.
Курсор на хронометраже, Санна прокручивала кадры вручную, один за другим.
– Он медлит. Беспокоится.
Глаза в маске все еще закрыты.
– Он испуган, и все это похоже на… черт побери, на объятие! Главарь, прикрывающий микрофон, как бы защищает… они близкие люди.
41
Джон Бронкс на лифте не поехал, иной раз необходимо подвигаться, заставить сердце биться чаще, прогнать каждый вздох через грудь и в горло.
Он взбежал вверх по лестнице.
В кабинете настежь распахнул окно, пусть сырой холод со двора вытеснит сухую жару.
Они выглядели такими близкими. Грабители. Так не бывает. Главарь должен командовать, только вот промедление второго оказалось важнее.
Бронкс чувствовал здесь что-то знакомое.
Один повыше, другой чуть пониже. Один пошире в плечах, второй еще не вырос до конца. Один старше, другой моложе.
Близость. Доверие.
Вот что было Бронксу знакомо. Связь между ними. Тот, что всегда был рядом, вечером обнимал его, говорил, что все будет хорошо, а позднее той же ночью прокрался в спальню родителей и воткнул нож отцу под ребра. Старший брат, который шепотом успокаивал его, унимал, прямо перед актом насилия.
Несколько глубоких вдохов у открытого окна. Теперь Джон Бронкс знал.
Впервые с начала расследования он действительно кое-что знал, грабители уже не были совершенно безликими, появился контур.
Близость. Доверие.
Они братья.
42
Лео стоял у окна, старательно украшенного к Рождеству, и глядел на серый, туманный рассвет. За последние недели погода переменилась. В сочельник снег таял, а рождественским утром зарядил унылый дождь, земля превратилась в противную смесь льда, снега, гравия и грязи. Лео на это и надеялся, на серое Рождество и свободные от снега дороги. Надеялся, что так и будет, сухая поверхность упростит отход с места ограбления.
