– Джон?
Карлстрём положил руку на плечо Бронкса. И Бронксу это не понравилось.
– Ты каждый вечер засиживаешься допоздна.
– Верно.
– Ищешь, ищешь.
– Да.
– И все твои поиски сосредоточены вокруг избыточного насилия.
– Так устроен мир.
– Когда я заканчиваю свой день, я закрываю папки со всеми делами, над которыми работаю, и убираю их в ящик стола, а на следующий день решаю, хочу ли достать их снова. А ты открываешь их как раз, когда пора идти домой, выкладываешь на стол снимки переломанных костей и синяков. И читаешь. Часами.
– Так устроен мир.
Рука на плече словно бы придавливала его, пришпиливала к месту.
– Ты читаешь дела не затем, чтобы их раскрыть. Верно?
– Не понимаю, о чем ты.
– Ты хочешь подобраться ближе. К нему.
– Спасибо за обед. Было просто замечательно.
Бронкс повернул дверную ручку, на которой так и лежала его ладонь, открыл дверь. Но рука осталась на плече.
– Я не закончил.
Хватка у Карлстрёма крепкая.
– Джон, тебя не заботят люди из этих папок. Их имена, их цели. Ты просто стараешься… понять.
Открытая дверь между теплом и холодом. Тем холодом, что забирается под куртку и в семейное тепло.
– Но тебе это не удастся. Ты не сумеешь понять. Если не повидаешь его. Когда-нибудь. Верно, Джон? Пожалуй, надо сделать это сейчас, времени-то у тебя в обрез. Съезди туда.
Он стряхнул с плеча руку Карлстрёма. Зря, наверно. Карлстрём его босс, а не какой-нибудь там приятель.
– Вот теперь всё.
Бронкс открыл дверь и вышел на улицу. Снегопад усилился.
Съезди туда.
Он знал, что босс прав.
38
Наст хрустел под колесами, когда Лео заехал в глубь мрачного леса, то бишь национального парка Накка, и остановился в нескольких километрах от опушки, где широкая колея сузилась до тропинки. Расстегнул брезент в кузове и отнес пять тяжелых ящиков на скалистый холм, круто обрывавшийся вниз, к пустынному морю.
В тусклом свете фар он один за другим сбросил ящики на лед. И они исчезли в полыньях, которые скоро опять замерзнут – залечат ледяной покров над распиленным оружием, спрятанным в цементе. Весной поверхность ящиков обрастет водорослями, и они станут неотличимы от морского дна. Позеленеют, как стекло аквариума, который стоял между его и Феликсовой кроватями и который они никогда не чистили.
Потом он выкопал яму в глубоком снегу, складной лопатой разрыл землю и мох, сунул туда Ясперовы башмаки. Облил их горючей жидкостью и поджег. Блестящая кожа и толстые резиновые подметки плавились, черные струйки дыма били в нос и в глаза.
Даже Феликс и Винсент не знали, куда он денет эти вещи. Братьям не грозит риск, что их обзовут стукачами. Не то что ему, когда он сидел перед жирным полицейским, который снова и снова требовал ответа на свои вопросы.
Я тебя не выдал. И спасал не себя. Я спасал тебя.
Через парк и снова в город, окутанный морозной дымкой, вот и они, ждут посреди двора, меж тем как он въезжает в ворота. Он позвонил Феликсу и велел им приехать: надо поговорить.
– Черт побери, что за важное дело?
В голосе Феликса слышался алкоголь; Лео всегда знал, сколько выпито.
– Давай обсудим это в гараже.
Чуть поодаль стояло такси с работающим мотором.
– Ты платишь, братишка. И будет дороже, если мы зайдем внутрь. Мы собираемся вернуться в бар.
– Зайди внутрь.
Лео постучал в стекло водителя, дал ему две 500-кроновые купюры. Шофер даже стекло не поднял, включил сигнал “свободно” и уехал.
– Вызовешь другую машину, когда закончим.
В гараже было темно и холодно. Лео включил свет и обогреватель. Винсент вошел следом за ним, а Феликс нарочно остался на улице. Лео успел развернуть подробную карту Стокгольма и его южных предместий, и только тогда Феликс соблаговолил войти. Красным маркером Лео обвел участок в одном конце карты, неподалеку от шоссе и от моря.
– Здесь.
– Что – здесь?
– Эсму, примерно через двадцать дней.
– Ты серьезно?
– Никто до сих пор не грабил сразу два банка.
– Черт побери, это мы уже знаем! Из-за этого нам пришлось оставить столик у окна и сорок пять минут трястись в такси?
– Феликс, послушай меня.
– Это ты послушай меня! Нынче Люсия, мы сидели в баре, обедали, пили пиво… а теперь я тут, в холодном гараже? Блин, ведь Рождество на носу! Нам необходимо несколько дней отдыха!
– Отпразднуешь в будущем году. – Лео расправил карту. – Никто пока что не грабил разом два банка. А мы ограбим три.
Он провел красную линию от городка Эсму на запад по магистральному шоссе 225 и очертил кружком еще меньший городок под названием Сурунда.
– По пути домой. Мы будем там мимоездом. Маленький банк, совершенно без защиты.
Феликс сперва взглянул на улыбающегося старшего брата, потом на карту, помеченную красным.
– Кто из нас пил – я или ты?
Он выхватил маркер из рук Лео и нарисовал новый, больший круг.
– Отсюда, блин, нет путей отхода. Верно? По-твоему, мы должны выдать им свое местоположение, опять? Позволить им нас окружить?
Лео отобрал у Феликса маркер, начертил крестик за пределами карты – прямо на деревянной поверхности верстака.
– Отнюдь, если у них не будет людей, чтобы взять нас в кольцо. – Он посмотрел на них и указал на крест за пределами карты. – Это… Центральный вокзал. В Стокгольме. В сорока девяти километрах. У них там будет полно работы… придется обезвреживать бомбу.
39
Плоский ландшафт. Белый как мел. Из Стокгольма он выехал затемно – до исправительного учреждения Кумла предстояло проехать двести тридцать километров, – а теперь было уже светло, солнце искрилось на снегу, слепило глаза.
Он до сих пор чувствовал на плече руку босса. Знал, что едет туда не из-за Карлстрёма, и все-таки ничуть не сомневался в его правоте.
Как и в правоте Санны.
Они использовали все свои контакты с криминальным миром. Безрезультатно. Остался один-единственный – его личный.
Вдали за полями виднелась серая стена, семь метров бетона и колючей проволоки. Последний раз он побывал здесь несколько лет назад, но, подъезжая, испытывал то же чувство, как тогда: вправду ли там внутри ходят люди, думают, спят, едят, коротая в тоске огромные куски своей жизни?
Оставив машину неподалеку от ворот, он вышел и позвонил.
– Джон Бронкс, городская полиция, Стокгольм.
Скрипучий динамик на двери не работал.
– Джон Бронкс, город…
– Я слышал вас с первого раза.
– Посетитель к Сэму Ларсену.
– Вы не подавали заявку на свидание.
– Подаю прямо сейчас.
– Шесть часов. В том числе и для офицеров полиции.
– Это не свидание. Я здесь в связи с уголовным расследованием.
Щелчок – дверь открылась, несколько шагов до караульного помещения, где охранник в форме сидел в окружении казенного рождественского декора – пластиковой звезды на окне и уродливого соломенного козла на одном из мониторов, транслировавших картинку с 58 камер наблюдения.
Бронкс предъявил удостоверение и получил бейджик посетителя, который надлежало прицепить на грудь, но он сунул его в карман. Охранник проводил его в комнату для свиданий и оставил одного в помещении с кроватью, накрытой защитным пластиком, простеньким столом и двумя столь же непритязательными стульями, раковиной с подтекающим краном и видом на стену сквозь зарешеченное окно. Здесь не было Рождества, не было времен года, ведь для здешних обитателей считать время – непозволительная роскошь.
Через пятнадцать минут дверь открылась, двое надзирателей ввели заключенного и опять вышли, закрыв за собой дверь. Заключенный остался. Он был на два года три месяца и пять дней старше Джона Бронкса. И на три сантиметра выше. А теперь еще и килограммов на тридцать тяжелее. Раньше они были примерно одной комплекции, но восемнадцать лет ежедневных силовых тренировок – при отсутствии иных занятий – изменили ситуацию.
– Привет, – сказал Бронкс.
Они посмотрели друг на друга. Один в джинсах, пиджаке и зимних ботинках. Второй в мешковатых штанах из грубой, но рыхлой ткани, в поношенной футболке с тюремным логотипом на груди и в шлепанцах на босу ногу.
– Я сказал… привет.
Бронкс сел возле шаткого стола. Сэм подошел к зарешеченному окну, выглянул наружу.
– Как ты? – еще раз попробовал Бронкс.
Поначалу он навещал его, в первые годы пожизненной отсидки, сперва в исправительном учреждении в Халле, потом в Тидахольме. Позднее он понял, что неспособность думать в терминах времени равнозначна неспособности надеяться, отсутствию будущего. А когда в конце концов понял, что такая жизнь изменяет личность, стал приезжать все реже, фактически совсем прекратил визиты. И в этой комнате для свиданий, пожалуй, не был ни разу.
– Слышь… в следующий раз сделай заявку заранее, – сказал Сэм. – Как все. Как обычные люди, не из полиции. Неохота мне в следующий раз, как вернусь в отделение, отвечать на вопросы насчет того, где я был. Ты бы должен лучше других знать, что здесь нет ничего хуже, чем необъяснимый визит полицейского!
