Дама. Это я с мобильника своей племянницы звонила.
Лариса. Петруша, след! Искать, искать мобильник! Вперед, верный Джульбарс!
Петр послушно поднимается и, пошатываясь, бредет, глядя под ноги. Лариса ищет гораздо усерднее: наклоняясь, раздвигая траву. Ёжиков снимает, как Петр находит мобильник, отдает Даме-аниматору. Та вручает ему деньги, затем ходит по периметру сцены мужскими
шагами и бурно, безостановочно говорит по мобильнику, но зрителям не слышно.
Горячкина. Петенька, завтра на эти деньги что-то купите. Сейчас рассказывайте.
Петр. Соседи по площадке были звери ядовитые! Потом стали совсем невыносимы. Залезли ко мне, газ отрезали, будто бы по суду. Придумали, что чайник заливает газ. Опасно, опасно! Жить не давали! Только засну — пожарных вызывают. Не знаю, чему они завидуют? Денег у меня нет, квартира однокомнатная, хрущоба.
Лариса. Да уж скажи честно: заснул с сигаретой на диване и устроил пожар.
Петр. Ну и что — на диване? Мой диван! А зачем они приехали так поздно? Пожарная часть через три дома, а ехали полчаса. Керосинили, наверно. Вот все и выгорело у меня.
Горячкина. Петр, пожалуйста, сейчас вверх посмотрите. Так. Спасибо! Ну и что потом с квартирой случилось?
Петр. Коробку эту с углями у меня купили за три тысячи рублей. И жена тут меня в беде бросила.
Лариса. А я тебя не брошу! Поедем в Сочи к зиме, там скоро Олимпиада будет, все строят, мы еще заработаем, поднимемся. (Берет салфетку и вытирает ему лицо.)
Петр. Сначала супруга работала в казино “Самородок”. А я назвал пару раз это казино “Самовыродок”, и она ушла от меня.
Лариса. А мне ты говорил, что она в Америку уехала и на морской лайнер устроилась.
Петр. Это все одна и та же фигня. (Вдруг загорается.) Купите мне гобой. А? Я встану возле ресторана “Живаго”, сыграю им пьесу Квазимодо Сальваторе “Потонувший гобой”. Покажу такой класс игры! И меня пригласят внутрь. Там все мои знакомые из института лабают.
Лариса. Сейчас ресторан “Живаго” в городе называют знаете как? “Проживаго”.
Горячкина. Закусывайте, а то дикция теряется.
Лариса. Про доктора Живаго я читала совсем недавно. Там ведь есть тоже Лара, и я Лара. (Кашляет.)
Ёжиков (в сторону). Какая она Лара! Она уже до-жи-ва-го…
Слышатся позывные “Пусть бегут неуклюже…”.
Горячкина. Это сын. Светленький! Скучает без мамочки. (Читает SМS.) “Было 18 зайчиков, а я самый лучший”. Это вчера в детсаду у них выпускной прошел. Горю на работе! Поэтому он ходил с бабушкой.
Петр. Непрошеная слеза! (Падает плашмя.)
Лариса. Ваш тоже шутит иногда?
Горячкина. Все время. Я зубы чищу в ванной, а он подкрадется ползком и хвать меня за ногу.
Ёжиков. А что Горячкина делает со мной, белым и пушистым, я вам завтра расскажу.
Лариса склоняется над Петром — слышен его храп.
Горячкина. Думаю, на сегодня все.
Горячкина и Ёжиков укладываются.
Ёжиков. Тут такой проект можно замутить! Это же золотое дно!
Горячкина. Да, дно.
Ёжиков. Не надо — ты меня только расхолаживаешь таким тоном, ледяная Горячкина!
Горячкина. Молчу.
Ёжиков. Может, пойти на вокзале массовку поснимать? Я на днях там видел: идет пьяная девушка — наверное, легкого поведения — и старается идти соблазнительной походкой, но так слаба, что ноги подкашиваются. Эта смесь слабости и порочности такая жалкая — до слез!!!
Ранняя уральская осень. Желтые листья на кустарнике. Рядом — шиповник с красными ягодами. Видна половина мусорного бака, а возле него — две картонных коробки, на боку каждой — наклейка с крупно изображенным глазом. На самом краю сцены видна стена киоска. Стоит диван со сломанными двумя ножками. На нем лежит Лариса. Прохожий
выносит кресло на трех ножках. Петр подложил ящик, сел. На дереве висят несколько
полиэтиленовых пакетов разного цвета.
Лариса. У меня в лесничестве столько было шиповника! Я целыми подносами его сушила.
Петр (срывает несколько ягод и протягивает ей). Он полезный. Витамины.
Снова приходит Прохожий — выносит треснутое старинное зеркало. По залу бегают яр-
кие “зайчики”.
Лариса. Я в общежитии зеркало… расписывала зубной пастой — узоры, снежинки. Перед Новым годом.
Подходит Прохожая и смотрится в зеркало — поправляет волосы. Она немного уже потрепанная. Начинает вынимать из бака бутылки и складывать в сумку. Вдруг ей попался
красный клетчатый шарф, она быстро надевает его на шею.
Петр. Плыви отсюда, ты!
Прохожая. Шварценеггер, что ли? Лучше молчи, кишка сушеная.
Петр. А ты — сучара рваная! Это наши баки. Мы здесь все договорились и поделили. Ищи свои.
Прохожая. Где мне искать? Полрайона обошла — прогоняют.
Петр. У-би-рай-ся.
Прохожая. Я цветмет не беру, я только еду и бутылки.
Петр. Ах, ты еще не поняла?! Ну так я Ельцину скажу.
Прохожая. Ельцин умер.
Петр. Ельцин — это должность.
Прохожая. Мне что — сидеть и караулить, когда вы сдохнете?
Лариса. Тебе уже недолго ждать.
Прохожая (читает надпись от руки на стене киоска). Жи-ви бы-стро — ум-ри мо-ло-дым. Подпись: Пенсионный фонд России. (Уходит.)
Петр. Рассказывай дальше.
Лариса. Курсе на втором — в лесотехничке — стали гадать мы, девчонки, под Новый год. Ведра закрывали на замки. Кто приснится и попросит открыть крышку, чтобы напиться, тот и жених. У меня не было замка, я мыло в мыльницу закрыла — и под подушку. Приснился муж. Я такого не встречала в жизни. Он попросил умыться, я полила и полотенце подала. А потом его встретила.
Входят Ёжиков и Горячкина, отдают Петру пакет с выпечкой. Петр пытается кормить Ларису, она берет ватрушку и закашливается. Шарик ее лопается. Входит Пенсио-
нерка и дает ей новый. Журналисты все это снимают .
Горячкина. Слушай, давай купим Ларисе какие-нибудь антибиотики. Есть хорошие и дешевые. Доксициклин хотя бы.
Ёжиков. Вот что ты несешь? Какие антибиотики! А если у нее вообще туберкулез… Тогда нужен фтивазид. Но он на алкоголиков не действует.
Горячкина. Ну а пластырь-то от кашля есть — можем купить? От кашля.
Ёжиков. Какая ты подлая! Опять делаешь из меня чудовище! А зачем ты, добрая такая, пошла в документальное кино? Что сказал шеф? Фильм пойдет в лучшее время, если там будет настоящая смерть.
Горячкина. Настоящая смерть… Вы, мужчины, так легко это произносите…
Каркает ворона.
Ёжиков. Смотри, уже вороны кружатся тут… Но мы похороним ее — я тебе обещаю. Вороны, улетайте отсюда!
Горячкина. Все лето кормили Ларису выпечкой, а она худела и худела… Все равно бомжи — тоже люди.
Ёжиков. Люди, кто спорит, поэтому смерть — это их человеческий выбор. Гибельный выбор.
Горячкина. Ты сильно ошибаешься. Это не выбор, а судьба. Жить все хотят.
Ёжиков. Да, все хотят жить. Но работать бомжи уже не пойдут.
Лариса (Горячкиной). Недавно я закашлялась и даже стала мечтать о том, что жизнь когда-то закончится и страдания мои прекратятся. Но потом я подумала: ведь все равно ОТТУДА я буду видеть хозяина, который лес отобрал. Мой лес.
Горячкина. Да, мы уже поняли: всегда плохо. При социализме все запрещали. А сейчас все разворовали.
Лариса. А раз я буду видеть это и страдать, то… нечего ждать смерти — наоборот, нужно как можно дольше здесь побыть.
Горячкина. Бери крупно глаза. Иначе на эту худобу будет трудно смотреть.
Лариса. Я похудела на три килограмма, когда с лесом прощалась. Весь день ходила и навзрыд…
Петр. Говори, говори, моя лесничинка! (Отходит и выпивает из бутылки, которую достал из пакета.)
Лариса. Сегодня видела во сне мой огород: помидоры выросли такие… каждая с яблоко!
Горячкина. Простите — сын звонит. (В трубку.) Светленький, прости, я перезвоню тебе, сейчас очень занята!
