Викентьев заходил, капли от нервов прописал. Пью эти капли, знаете ли. И что удивительно, помогают. Я не особо врачам доверяюсь, а здесь вот доверился и не жалею. У вас, кстати, как с нервами? – Все это было сказано фальшиво-заботливым тоном.
– С нервами у меня все в порядке.
– Все в порядке? – И сразу крик: – Какой черт в порядке! При чем здесь моя жена?! Уж не думаете ли вы, что это она все организовала?
– Кто может знать…
– Объяснитесь! – Губернатор побагровел, оттянул ворот своего шитого золотом мундира. – И предупреждаю вас, полковник, если это шутка, то обещаю, вам не поздоровится! Я использую все свое влияние, чтобы…
– Да полно вам, Иван Аркадьевич, – довольно бесцеремонно прервал графа Фома Фомич, – до шуток ли нам теперь, вот взгляните! – Он поставил на колени принесенный портфель, открыл и вынул оттуда черную кружевную перчатку. – Узнаёте?
Дрожащей рукой губернатор потянулся через стол, взял перчатку; он даже не разглядывал, так она ему была знакома.
– Да, это перчатка Елены Павловны, но откуда она у вас? И запах ее духов…
– Перчатка пахнет духами Елены Павловны? – мягко перебил губернатора начальник сыскной.
– Да, это ее духи, – проговорил слабым голосом граф.
– А почему вы в этом так уверены?
– Я их сам ей подарил…
– А где вы их купили?
– В Санкт-Петербурге, в последнюю свою поездку. Полковник, достаточно о духах, скажите, откуда у вас эта перчатка?
– Если позволите, по порядку. На Торфяной улице есть несколько домов, принадлежащих, вы, наверное, знаете, купцу Пядникову. В одном из этих домов…
– Вы там ее нашли? – Губернатор расстегнул крючок и верхнюю пуговицу мундира, ему явно не хватало воздуха. – Отвечайте, полковник, вы там ее нашли?
– Минуточку терпения, ваше превосходительство, ведь я затем и пришел, чтобы все без утайки вам рассказать. Но если позволите, все по порядку.
– Хорошо, я слушаю.
– Так вот, в одном из этих домов несколько дней назад было совершенно убийство. Для подобных мест это, увы, не редкость. Убитый – некто Подкорытин…
– Подкорытин? Полковник, какой Подкорытин, какое отношение ко всему этому имеет моя жена?
– Темная личность, без определенных занятий. Квартирная хозяйка, тоже, надо заметить, штучка, уверяет, что нанимался на работу поденщиком. За квартиру в последнее время не вносил, из чего можно сделать вывод, что нуждался в деньгах…
– И что? – воскликнул снова начинающий терять терпение граф.
– Эта перчатка была обнаружена под его трупом! – быстро закончил фон Шпинне и, воспользовавшись тем, что губернатор находился в некотором оцепенении, добавил: – Жара, сами понимаете, вонь, но запах духов на удивление сохранился.
– Фу, какая гадость! – Граф бросил перчатку на пол, брезгливо посмотрел на свои раскрытые ладони и костяшкой указательного пальца нажал на вмонтированную в стол кнопку электрического звонка. Явился секретарь.
– Воды! – с истерическими нотками в голосе приказал граф.
– Простите, ваше превосходительство, какой воды?
– Руки вымыть! И еще, голубчик, заберите это и сожгите в печи! – Он указал в сторону лежащей на полу перчатки.
– Перчатку Елены Павловны?
– Вы откуда знаете, что это перчатка Елены Павловны? – оторопел граф.
– Видел у нее…
– Это хорошо, что у вас такая замечательная память… это хорошо, значит, вы не забудете ее сжечь.
– Э, нет, – вмешался Фома Фомич. – Это улика, ее уничтожать нельзя! – Он наклонился, подобрал перчатку и, не обращая внимания на перекошенное от омерзения лицо губернатора, спрятал в портфель.
– Несите, черт возьми, воду! – досадливо крикнул на своего застывшего в нерешительности секретаря граф.
Он мыл руки здесь, в кабинете, на глазах у фон Шпинне. Мыл с остервенением человека, одержимого модным, завезенным, как и все модное из Европы, гигиеническим бесом. Брызги мыльной воды летели повсюду, на паркет, на самого графа, на сливавшего ему из кувшина секретаря.
– Полотенце, где полотенце? – Губернатор держал руки над тазом, с пальцев стекала вода. – Все вот у вас так, живее несите полотенце!
Секретарь кинулся к двери, поскользнулся на мокром полу, упал на живот, издав при этом квакающий звук. Со стороны это выглядело очень смешно, но никто не смеялся.
– Не надо полотенца! – махнул рукой граф и принялся из кармана брюк двумя пальцами вытаскивать носовой платок. – Отчего вы не встаете? – спросил он у крестообразно лежащего на полу секретаря.
– Мне совестно, – пропищал Клюев.
– Ах, оставьте это, поднимайтесь. Уберите здесь все и на сегодня можете быть свободны…
Вытерев насухо руки, губернатор сел за стол. Пока сконфуженный секретарь убирал, и фон Шпинне, и граф молчали. Но лишь Клюев скрылся за дверью, граф, очевидно, уже давно душимый этим возражением, получил возможность выкрикнуть его:
– Это какая-то ошибка! Перчатка, я уверен в этом, оказалась там совершенно случайно! Как, вы говорите, фамилия убитого?
– Подкорытин.
– Боже мой, какая страшная фамилия…
– Вы знаете его?
– Помилуйте, полковник!
– Прошу прощения.
– Скажите, бога ради, что, – он встал из-за стола и принялся ходить по кабинету, – что Елена Павловна могла делать на Торфяной улице в комнате какого-то Подкорытина? – Он хлопнул себя руками по ляжкам.
– Не разумнее было бы спросить об этом саму Елену Павловну? – незаметно тянул одеяло на себя фон Шпинне.
– Ну, не знаю… что она на это может ответить, станет запираться…
Последние слова губернатора насторожили Фому Фомича. Он понял, есть еще что-то, о чем граф умалчивает, и полковник осторожно спросил:
– Значит, вы допускаете, что Елена Павловна могла посещать Торфяную улицу?
– Ни в коем случае я этого не допускаю! – отрезал граф.
– Но эти ваши слова «станет запираться». Зачем ей запираться?
– Ну, оговорился, полковник, оговорился! Меня удивляет ваша способность за все цепляться, просто репейник какой-то. Вас, кстати, никогда не называли репейником?
– Нет.
– Даже если предположить, что она там была, во что я не верю, доказательств нет. Перчатка, что перчатка – тьфу, и все. Мало ли, как она туда попала. Может быть, этот Подкорытин… Я правильно сказал? Может, этот Подкорытин просто украл перчатку или, еще проще, где-нибудь нашел…
– Однако перчатка, ваше превосходительство, это, к сожалению, еще не все.
– Еще не все? – Граф вздохнул и как-то обмяк. – Вы, кажется, намерены меня сегодня доконать. Что там у вас, «еще не все»?
Фома Фомич снова взял в руки портфель. Губернатор не сводил глаз с этого кожаного ящика Пандоры. Что еще хранится в его чреве? По взгляду, затравленному, с дрожащими зрачками, нетрудно было догадаться – его превосходительство боится.
– В комнате Подкорытина, там, где нами была обнаружена эта перчатка, – фон Шпинне, как бы в насмешку, вынул ее из портфеля и показал графу, – мы обнаружили еще один странный, очень странный предмет…
– Полковник, не тяните, вы разве не видите, в каком я, черт возьми, состоянии? Раньше я много слышал о так называемой полицейской безжалостности. Скажу честно, не верил этим россказням, не верил! А теперь начинаю понимать, что ошибался. Полицейские действительно безжалостны, маркиз де Сад просто гимназист в сравнении с вами. Вы когда-нибудь читали маркиза де Сада?
– Нет, ваше превосходительство, я стараюсь избегать такой литературы. Считаю, лучше прослыть безжалостным, чем извращенным. – Сказав это, Фома Фомич запустил руку в портфель и вынул оттуда «икону».
– Что это? – воскликнул губернатор.
– Если говорить откровенно, я не могу найти этому название. Возможно, это сможете вы, Иван Аркадьевич. – Фон Шпинне протянул графу кипарисовую доску.
– Похоже на икону. – Иван Аркадьевич взял доску обеими руками и, поскольку начальник сыскной подал ее изображением вниз, перевернул. – Ну, так и есть, икона! – Он поднял недоуменные глаза на фон Шпинне, всем своим видом показывая, что не понимает, при чем здесь образ.
– Это не икона. – отрицательно замотал головой Фома Фомич.
– А что?
– Вам нужно повнимательнее всмотреться.
– Что вы хотите, чтобы я здесь увидел?
– Самого себя.
– Полковник, вы все же издеваетесь надо мной! – Уже в который раз за время разговора губернатор был на краю нервного срыва; еще шаг – и он в дремучей чаще необдуманных слов, выходящих за рамки приличий поступков. Но шага этого он не делал, что-то мешало. Возможно, он чувствовал – самое интересное впереди и не стоит по пустякам растрачивать силы.
– Ничуть, – ответил фон Шпинне. – Вы посмотрите, посмотрите!
Губернатор, как бы делая одолжение начальнику сыскной, опустил
