— Прежде всего нужно найти способ умаслить Бертрама, — заявила миссис Годвин.
— Я не говорила мистеру Летчуизу, что порываю с ним. — Селина с вызовом в голосе выставила вперед подбородок. — Он был груб со мной, и…
— Хватит! — Отец опять вскочил с места. — Садись и молча слушай! — Он указал на кресло в дальнем углу гостиной. Селина подчинилась.
— Дариус, — сказала миссис Годвин, — я полагаю, надо по возможности ускорить свадьбу.
— Первое, чем следует заняться, — закончить дело с выплатой нам по договоренности денежной компенсации, — ответил любящий отец. — Я рассчитывал значительно повысить сумму, но, кажется, девица лишила нас последнего шанса на это.
Селина слушала молча. Родители толковали и толковали, все больше о деньгах, словно ее не было в комнате, а сама по себе она не имела ни малейшего значения. Прошло полчаса, минул час. У Селины даже спина заныла от напряженного ожидания. Она подумала, что судьба той бедняжки Мериголд не так уж разительно отличается от ее собственной. Ведь ни она, ни Мериголд не может самостоятельно распоряжаться собой.
— …Он утверждает, будто она — несвежий товар!
— Как бы не так! Он просто ищет способ подешевле приобрести невинную девушку.
Слышать такое было невыносимо, и Селина опять ушла в свои мысли. Для нее все было решено: наслаждаться она могла только с Джеймсом, и ни с каким другим мужчиной. В этом состояло ее отличие от Мериголд. Ведь все эти падшие женщины попали в западню именно из-за того, что их плоть жаждала наслаждения. А для Селины нет и не может быть наслаждения без ее Джеймса!..
— …Неотлагательно пригласим Бертрама отобедать с нами, — разрушил мечтания Селины голос матери. Селине надо уладить с ним отношения.
— Глупости! — сказал отец. — Ей и присутствовать не обязательно.
После тихого и осторожного стука — так стучат только слуги — дверь отворилась, и привратник Бейти кратко объявил:
— К вам с визитом!
На серебряном подносе в его руках лежала визитная карточка. Мистер Годвин с раздражением взял визитку.
— Иглтон? Не знаю никакого Иглтона. Отправь его восвояси.
Селина едва не подскочила в кресле. Усилием воли она постаралась заставить сердце не колотиться столь бешено и сохранить ясность мыслей.
— Джентльмен просил передать, что ему надо обсудить с вами дело, от которого вы можете ожидать выгоду, мистер Годвин.
Папенька хмыкнул:
— Позволь ему войти, но не слишком удаляйся на случай, если визит окажется нежелательным.
Сердце Селины трепетало, как крылья колибри. А когда Джеймс вошел в комнату, оно, казалось, и вовсе замерло.
Глаза Джеймса лишь на миг встретили ее взор, но этого было достаточно, чтобы она заметила: они были теперь стального цвета, а не радушно-серые, как обычно. Его грудь высоко вздымалась под тканью отлично сшитого плаща. Хотя папенька был высок ростом, он казался теперь значительно ниже и выглядел тщедушным в присутствии этого сильного мужчины.
— Вас зовут Иглтон, не так ли? — Годвин взглянул на визитную карточку, затем на лицо гостя. В его вопросе звучала надменность.
— Меня зовут Джеймс Иглтон. — От звука любимого голоса Селина почувствовала жар во всем теле. — Сегодня я хотел бы избавить вас от подробностей и деталей. Вы можете посетить моего стряпчего и проверить другие источники, которые я вам назову, чтобы убедиться, что я говорю правду.
— Правду о чем, сэр?
Миссис Годвин извлекла желто-зеленый веер и начала им обмахиваться весьма экстравагантным манером:
— Что все это значит, Дариус?
— Пожалуйста, миссис Годвин, не волнуйтесь, — улыбнулся Джеймс, но его улыбка явно не сулила ничего хорошего. — Буду краток, сэр, а затем удалюсь — на сегодня. Я единственный владелец острова в Южно-Китайском море, где сосредоточены мои значительные интересы в сфере торговли и судоходства. Кроме того, я владею весьма приличным состоянием в Лондоне, а также поместьями в графстве Дорсет — недалеко от вашей усадьбы, как я полагаю. — Маменька перестала размахивать веером. — Это только та собственность, что у всех на виду. Я, мистер Годвин, очень богат.
— А мне что за дело до этого? Дариус Годвин наблюдал за Джеймсом раздраженно, но с явным интересом.
— Вам, мистер Годвин? Думаю, самое непосредственное. Дело в том, что я намерен взять в жены вашу дочь.
Глава двадцать первая
— Почему он так поступает? — недоуменно подняла плечи Мери Годвин. — По какой такой причине подобный мужчина, — миссис Годвин представила себе Джеймса и тут же ощутила глубокое эротическое волнение, — мог заинтересоваться этим пресным бесцветным ничтожеством — нашей Селиной?
— Его мотивы меня нисколько не волнуют, меня интересуют его денежки. Может, небеса наконец снизошли к нашим молитвам? Ведь сумма, которую он предложил в качестве согласованного между нами откупного платежа при заключении брачного контракта…
— Бертрам уже сделал подобное предложение, — перебила мужа Мери Годвин.
— А мы его предложение еще не приняли. Окончательной договоренности у нас с ним не было.
— Если мы рассердим Бертрама, — она немало слышала о том, как Летчуиз расправляется со своими врагами, — он может сделать для нас невыносимой жизнь в приличном обществе.
— Нам нечего его опасаться. В этом положись на меня. — Жестокая усмешка скользнула по губам Дариуса Годвина.
— Вероятно, могут обнаружиться некоторые иные стороны дела, что причинит нам неприятности, — сказала миссис Годвин. — А вдруг Огастес пойдет против воли старого маркиза и выставит нас из Найтхеда? В конце концов, ведь усадьба-то принадлежит ему.
Дариус продолжал любоваться кончиками своих ногтей.
— Ты слышал, что я тебе сказала? — Она слишком долго над этим размышляла и слишком долго страдала в одиночку. — Отвечай на мой вопрос, Дариус!
— А может быть, все обернется совсем иначе! Селина была приглашена на празднество во дворец Кастербриджа. Столько лет он нас полностью игнорировал, и вдруг… Возможно, им двигало лишь праздное любопытство. Но не исключено, что он решил переосмыслить свое отношение к нам. Ведь он ничего не знает о действительных причинах того, почему его отец подверг Френсиса изгнанию, в этом мы можем быть уверены. Одним словом, в данный момент меня больше интересует Иглтон.
Мери чуть переваливаясь зашагала взад-вперед по будуару, где беседовала эта парочка. Ее мысли были далеко — в Найтхеде, перед самым отъездом из которого ей удалось завлечь в свою постель очаровательного молодого конюха с белокурыми волосами по имени Колин. О, поскорее бы вернуться в Найтхед!..
— Если мы выдадим Селину за Иглтона, наступит конец нашим денежным проблемам, — продолжал Дариус, не глядя на Мери. Нельзя сказать, чтобы он вообще часто на нее смотрел. — Я улажу все с Бертрамом, добьюсь, чтобы он утихомирился. А Найтхед… — Дариус рассмеялся. — Мы с тобой знаем: Кастербриджи слово свое держат. — Его смешок перешел в хохот. — Боже, у меня до сих пор все внутри поет от удовольствия при мысли, как мы ловко обставили старого дурня, вынудив его лишить Френсиса наследства. Огастес не нарушит воли отца, так что в усадьбе Найтхед мы останемся так долго, как нам потребуется — пока не доберемся до драгоценностей.
Мери воздела руки к небу:
— Уже двадцать лет как мы ищем! И ничего не нашли.
— Найдем, я это предчувствую.
— Но у нас ведь нет ключа, а без него мы никогда не обнаружим сокровища Сейнсбери.
— Будь проклят тот день, когда я решил все рассказать тебе! — зарычал Дариус, оскалившись. — А ты так ничего и не поняла! Мать сказала Френсису: «Вот ключ. Храни его надежно». А затем добавила: «Раскрой могущество глаза». Неужели непонятно, что не существует и никогда не было никакого ключа в физическом смысле? Глаз, мадам, является ключом. Мы ищем этот глаз и найдем его.
— Если бы у тебя тогда хватило храбрости и терпения выждать достаточно долго, ты бы дослушал, где точно находится этот твой знаменитый глаз!
— Сколько же я должен, черт побери, повторять! Тайник, где я прятался, был почти раскрыт! Я не мог рисковать, мне надо было уносить ноги.
— И из-за этой твоей осторожности, а вернее — трусости, я была вынуждена впустую тратить лучшие годы своей жизни.
— Ха-ха! — Он посмотрел на нее со своей отвратительной всезнающей ухмылкой, которая уже давно заставляла ее желать ему смерти. — Лучшие годы твоей жизни. Неужели ты хочешь заставить меня поверить, будто ты исчерпала запас этих слюнявых щенков, которые готовы снюхаться с тобой?
Кровь бросилась ей в голову.
— Не смей! Ты просто меня ревнуешь. И завидуешь, что я еще способна получать подлинное наслаждение, тогда как у тебя остались одни извращения.
Она замолчала и постаралась успокоиться. Она не должна терять самообладания, не должна давать ему ни малейшего шанса лишить ее того, что она считала своей долей добычи.
