Несколько минут женщина копалась в своей огромной сумке, пока не выудила две двадцатидолларовые банкноты. Оливия протянула ей билеты и сдачу.
— Приятного просмотра!
Женщина что-то буркнула, перекинула сумку через плечо и направилась к кинозалу, детишки побежали за ней следом. Оливия вздохнула, выпрямила спину и потянулась, закинув руки за голову. Два минивэна один за другим припарковались на стоянке перед кинотеатром.
— И не говорите! — повторила я, вспомнив множество дверей и маму с блокнотом. — Моя мама тоже так говорила.
— Сочувствие срабатывает, — заметила Оливия. — Хотя она права, билеты действительно дорогие. Правда, основной доход мы получаем от продажи попкорна и сладостей, а она притащила полную сумку еды для своих спиногрызов. Так что все по-честному.
Я взглянула через плечо на мамашу, которая заводила свой выводок в зал.
— Что, правда?
— Конечно! Ты видела ее сумку? — Оливия вытащила кусочек попкорна из моего пакета и, заметив, что я к нему не прикоснулась, спросила: — Что-то не так? Слишком много масла?
Я покачала головой.
— Нет, все нормально.
— А то я уже хотела возмутиться.
Из минивэнов на парковке выходили люди, освобождали сиденья, хлопали дверьми. Оливия вздохнула и посмотрела на часы.
— Вообще-то я пришла не за попкорном, — призналась я. — Просто… просто хотела поблагодарить.
— Ты уже поблагодарила.
— Нет, — возразила я. — Я пыталась — дважды! — но ты так и не дала мне сказать. Честно говоря, я даже не поняла почему.
Оливия взяла еще горстку попкорна.
— Да ладно тебе, — сказала она, глядя, как к кассе подходит еще одна орава детей и родителей. — Все не так уж и сложно. Ты помогла мне, я помогла тебе. Теперь мы квиты, и хватит об этом.
Легче было сказать, чем сделать. Пока Оливия выдавала стопку билетов, выслушивала возмущенное брюзжание по поводу цен и провожала женщину с раскапризничавшимся малышом в туалет, я обдумывала вчерашнее. Прошло минут пятнадцать, и я успела съесть полпакета попкорна, прежде чем все снова успокоилось.
— Послушай, я… ну, я не из таких.
— Каких? — спросила Оливия, складывая чеки в ящичек кассового аппарата.
— Тех, кто прогуливает школу, чтобы напиться. Просто у меня был очень тяжелый день, и…
— Руби! — Она резко прервала мои излияния. — Тебе не нужно ничего объяснять. Я все понимаю.
— Правда?
— Я сама еле выдержала переход в «Перкинс-Дей», — пояснила она, сев на стул. — Страшно скучала по школе Джексона. До сих пор скучаю — прошел год, а я так и не привыкла к новой школе. У меня здесь даже друзей нет.
— И у меня нет.
— У тебя есть Нейт Кросс.
— Мы вовсе не друзья.
Оливия подняла брови.
— Парень проехал пятнадцать миль, чтобы вытащить тебя из леса.
— Только потому, что ты ему сказала.
— Нет, — решительно произнесла она. — Я только подсказала, где тебя искать.
— Это одно и то же.
— Вовсе нет, — возразила она, взяв еще немного попкорна. — Между информацией и действием огромная разница. Я сообщила Нейту, что оставила тебя с тем придурком, так как чувствовала свою ответственность. Но он сам решил туда поехать. Надеюсь, ты его поблагодарила.
— Нет, — прошептала я.
— Нет? — Похоже, Оливия здорово удивилась. — Ну, не знаю, — протянула она. — Почему?
Я опустила взгляд на пакет с попкорном, чувствуя, что меня уже подташнивает от масляно-соленого вкуса.
— Не умею принимать помощь. Это мое больное место.
— Понимаю, — кивнула Оливия.
— Да?
Она пожала плечами.
— Я тоже не люблю, когда мне помогают, особенно если считаю, что сама справлюсь.
— Вот именно.
— Тем не менее, — продолжила она, не давая мне сменить тему, — ты лежала без сознания в лесу, то есть нуждалась в помощи. К счастью, Нейт, в отличие от тебя, это понял.
К кинотеатру приближалась целая толпа родителей и детей. Они шли по парковке, напоминая большую, очень беспорядочную волну.
— Я хочу загладить свою вину перед ним, — сказала я Оливии. — Все изменить, понимаешь? Но это так сложно!
— Да, — согласилась она и, пока толпа не дошла до кассы, отправила в рот еще пригоршню попкорна. — И не говори.
У каждого человека есть слабое место. Нечто такое, что, как бы ты ни старался, подводит тебя в самый неподходящий момент. Для некоторых это любовь. Для других — деньги или алкоголь. Моим слабым местом был математический анализ.
Я не сомневалась, что не попаду в колледж именно из-за него. Не из-за моего неблагополучного прошлого, не из-за того, что я подала заявление намного позже чем остальные, и даже не из-за того, что до недавнего времени вообще не собиралась никуда поступать. Все трудности заключались в одном-единственном предмете с его правилами и теоремами, который неумолимо тянул вниз мой средний балл и меня вместе с ним.
Каждый раз я садилась заниматься с самыми лучшими намерениями, говоря себе, что сегодня наконец все пойму и моим трудностям придет конец. Увы, как правило, после пары страниц примеров я неизменно впадала в депрессию. В самых трудных случаях роняла голову на учебник и размышляла о том, что буду делать, если не поступлю. Так было и в тот день.
— Ого! — услышала я чей-то голос, несколько приглушенный: я плотно обхватила голову руками, чтобы не дать мозгам вытечь наружу. Мне казалось, что они вот-вот расплавятся. — Тебе плохо?
Я подняла голову, ожидая увидеть Джеми, но это был Нейт. Он стоял в дверях кухни, перекинув через плечо кипу одежды — привез из химчистки. У его ног, возбужденно принюхиваясь, крутился Роско.
— Нет, все в порядке, — ответила я. — Просто размышляю о своем будущем.
Нейт подошел к стенному шкафу, открыл дверь и загремел вешалками. Новая рекламная кампания отнимала у Джеми почти все время, а у Коры накопилось много работы, так что большую часть хозяйственных дел они поручили бюро добрых услуг «Будьте спокойны», хотя тем субботним утром Нейт впервые пришел, когда я была дома.
— Что, все так ужасно? — поинтересовался он, присаживаясь на корточки, чтобы погладить Роско.
Тот подпрыгнул и облизал Нейту лицо.
— Только если провалю математический анализ, — сказала я. — А это, похоже, неизбежно.
— Чепуха. — Нейт выпрямился, вытер руки о джинсы, подошел ко мне и встал рядом, облокотившись на кухонный стол. — Ты ведь знакома с лучшим репетитором во всем городе.
— Правда? Это ты о себе? — удивилась я.
— Конечно, нет! — Его передернуло. — Я во многом разбираюсь, но только не в математике. Сам еле сдал.
— Сдал же.
— Ага. Благодаря Жервезу.
Образ маленького вонючки немедленно всплыл в моей памяти.
— Нет уж, спасибо. Я еще не настолько безнадежна.
— Судя по твоему виду, к тому идет.
Он выдвинул стул и сел напротив. Повернул к себе учебник, перелистнул страницу и скривился.
— Господи, от одного вида этой дребедени мне уже плохо. Казалось бы, что сложного в правилах дифференцирования общих функций? И почему я до сих пор их толком не понимаю?
— В чем-чем?
Нейт бросил на меня многозначительный взгляд.
— Тебе нужен Жервез, — сказал он, пододвигая ко мне книгу. — И как можно скорее.
— Ни в коем случае, — возразила я, откинувшись на спинку стула и подтянув колено к груди. — Ты хоть представляешь, что значит просить Жервеза об одолжении? Тем более оказаться перед ним в долгу? Да моя жизнь станет сущим адом!
— Хорошо-хорошо, я совсем забыл. — Нейт кивнул головой. — У тебя пунктик.
— Какой еще пунктик?
— Насчет того, чтобы быть обязанной кому-то. Ты независимая и ненавидишь, когда тебе помогают. Правильно?
— Положим, — сказала я. Формулировка Нейта не вызывала желания немедленно с ней согласиться. — Если ты имеешь в виду, что мне не нравится зависеть от кого бы то ни было, тогда — да. Ты прав.
— И все-таки ты в долгу передо мной, — заметил он и наклонился, чтобы приласкать пса, устроившегося у его ног.
С этим утверждением мне тоже не хотелось соглашаться сразу.
— И что?
Он пожал плечами.
— Ничего. Просто у меня сегодня много поручений. Куча кексов, которые нужно покрыть глазурью.
— И?..
— Ну я бы не возражал, если бы ты мне помогла. Конечно, если хочешь, чтобы мы были квиты.
— А Жервез будет? — подозрительно спросила я.
— Нет.
Секунду подумав, я захлопнула учебник.
— Ладно, пошли.
— Приготовься, — сказал Нейт, когда я поднялась за ним на крыльцо маленького кирпичного дома, над которым развевался флаг с изображением арбуза. — Внутри сильно пахнет.
— Пахнет? — переспросила было я, но когда он отпер дверь и мы вошли в дом, вопрос стал восклицанием. — О господи!
Жуткий запах был всюду, куда ни ткнись.
