толпа хлынула во двор, и появилась еще одна черная каска полисмена.
У купца руки были короче, но он показывал подвижность и при этом успевал поглядывать на полицейского, чтобы тот следил и за бриллиантами, и получал в ответ одобрительные кивки. И тут же поплатился. Лысый джентльмен опять заехал ему в физиономию. Получив два ответных удара, высокий джентльмен упал навзничь и сказал спокойным голосом:
— Помогите!
Полисмен погасил на лице спортивный интерес и, предоставляя своему товарищу охранять законное имущество участника состязаний, кинулся к поверженному, подал руку и помог подняться.
— Что-нибудь еще?
— Благодарю вас. Больше ничего.
Полицейский, находившийся при исполнении обязанностей, поблагодарил и ушел со двора. Толпа разошлась. А полицейский, охранявший частную собственность, получил вознаграждение.
— Теперь вы понимаете, Алексей, с какой фирмой имеете дело? — спросил Мортон у Сибирцева, прикладывая мокрый платок к скуле.
Гости вернулись к столу.
Гордон говорил Алексею:
— Я старше вас. Помните: потрясение, вызванное оскорблением самолюбия или уязвленной честностью, дает себя знать потом, когда напряжение слабеет и все препятствия бывают уничтожены. Все выдержав, самый смелый человек потом, в спокойных условиях, может содрогаться и погибнуть от пустяка или сойти с ума от воспоминаний…
— За фирму Эванс! — закричали за столом. — Эвансы известны своими русскими угощениями и кутежами! Хур-ра!
Алексей почти не думал об Энн. Лондон не напоминал о ней. Это город, который никому и никого не напоминает, кроме себя и множества дел. Он неповторим, всегда властен, богат, всех втягивает в свою пучину, он сохраняет высокий тон и вкус салонов Вест Энда, всем дает заработок или гонит прочь. И у всех тут дел по горло. Лондон не Портсмут. Там, в прошлый приход в Англию, крепость, форты и флот, как это ни странно, напоминали об Энн. А в Лондоне конторы и фабрики, банки, ленты блестящих магазинов и нагромождение вывесок, составляющие улицу, подавляют чувства приезжего. Кроме дела, ни о чем думать не захочешь.
— Помните, потрясения страшны, когда испытание окончилось, — ласково говорил Гордон, глядя на Сибирцева своими чистыми, чуть соловыми глазами.
— Едемте, Алексей, к дамам. К лилипуткам.
— Я бы предпочел взрослых женщин, — не сразу ответил Сибирцев, чувствуя, что душа его холодеет от такого предложения, но он не желал бы уступать в цинизме.
— Они взрослые. Но лилипутки. Наши европейские пороки мизерны, чем занимаются в Азии… Лилипутками занимался король Георг и прецедент лег в основу невинных светских забав.
Колька опять хохотал и катался на диване, дрыгая в воздухе лакированными штиблетами, словно его щекотали. Видя затруднения Сибирцева, он вскочил и пришел на помощь.
— Француженки говорят нам, — продолжал Гордон, — «вы, англичане, — плохие любовники». — Гордон посмеялся. — Зачем же они тогда живут среди нас? Пользуясь нашим законом об убежище? Король Георг Четвертый, — продолжал он, — еще будучи принцем Уэльским и когда ему исполнилось четырнадцать лет, дал все основания заявить своему преосвященному воспитателю-епископу, что растет самый изысканный джентльмен и самый величайший негодяй за всю историю Англии. Его величество…
Все перепились, и многие стали подыматься.
Гордон ушел не прощаясь.
Гости вышли на улицу. Дождя нет. Трактир в извилистом переулке на косогоре. Тут домам тесно, улицы узки. Когда Сибирцев ехал сюда, возница повернул со Стрэнда к югу. Модная улица Стрэнд показалась похожей на Театральный проезд в Москве и начиналась от Трафальгарской площади с колоннадой Национальной галереи, как от Большого театра, только у нас нет памятника перед театром на площади. За Стрэндом оказались улочки и масса лавок, маленькие домишки, все похожие на Зарядье. Лачуги вперемежку с порядочными домами. Да, улицы неровны и кривы, как по Зарядью к Москве-реке, так и тут к Темзе, и все от блестящего Стрэнда, с дорогими магазинами в зеркальных стеклах, ведущего в денежное царство, в Сити. У них в Сити, а у нас на Лубянку. И Лубянским проездом к Сухаревой башне, на толчок. Но у нас в запасе есть еще и Петербург.
Неподалеку отсюда Вестминстерское аббатство и здание парламента, и все священно, как для нас Кремль и соборы. Шпили и башни, как Кремль у Зарядья.
Вон толпа собралась в скверике на траве, сейчас они митингуют, где только возможно, выражают протесты и требуют прав, возмущены выборами.
А роскошный Стрэнд ведет к Берингу, Ротшильду, к банку Ллойда, к страховым агентствам, к храму денег — Бирже, к Банку Англии.
Вестминстер с парламентом похож на Кремль: башни, часы, колокола, символы единства веры и народа. Вестминстер не окружен стенами, без крепостного охранения, с воротами. Стоит устремленный к небу.
Кремль поосанистей, поосторожней, проучены мы разбойниками и кочевниками со всех концов Азии, ограждаем себя стенами со всех сторон. Нас винят, что азиатская монархия. А как же иначе. Вестминстер не среди Азии, а на острове Буяне, у англичан море вместо стен. Далеко отсюда — в Портсмуте, флот и замки фортов, охрану вокруг всего государства несут корабли. Но тут своих забот хоть отбавляй, если влезть в их шкуру. На Москву валили орды на конях, сюда завоеватели приходили на судах, на лодках и на разных устройствах на такие же грабежи. Морские суда в мире год от году становятся все опаснее, островитянам приходится заглядывать в будущее, как и нам. В мире грабеж. Все обвиняют друг друга. Все это как по пословице: вор у вора дубинку украл. Или, вернее: паны дерутся, а у хлопцев чубы трещат. Благо бы одни чубы. У нас с Гордоном, может быть, слетят головы, а не чубы.
Пользуясь общепринятым английским правилом исчезать из компании без предупреждения, Алексей отстал от компании гуляк, у них на вечер есть свои замыслы, обид не будет.
Алексей подошел к митингующим. Подумал, откуда у них силы берутся после целого дня работы стоять и обсуждать что-то так обстоятельно. Он стал вслушиваться, понимал с трудом, говорили на каком-то особом английском языке. Поначалу разбирал лишь отдельные фразы. Тот же язык, но иной выговор. И платье иное на этих усталых людях. Перед ним стиснулись спины, его не хотели подпускать, принять в свою среду.
Налетел ветер с дождем, все стали открывать зонтики. Зонтик, а потом другой появились над головой оратора. Он стоял под ними на возвышении, как на шатровом крыльце.
Глава 15
МАСТЕРСКАЯ МИРА
Из-за нехватки гвоздя была утеряна подкова
Без подковы погиб конь
Из-за утери коня погиб всадник
Из-за гибели всадника была проиграна битва
Из-за проигрыша битвы погибло королевство
И все из-за подковного гвоздя.
Английская
