пословица а переложении Б. Франклина
При язвительном упоминании оратора о Паме все засмеялись: видимо, сострил удачно. Алексей рассмеялся, поддаваясь общему настроению. Хотя на него по-прежнему никто не обращал внимания, но ближайшие зонтики поднялись, спины раздвинулись, и ему уступили место.
Окружавшие мрачные люди еще не вытравили в себе умения смеяться. Оратор продолжал поносить Пальмерстона. Все слушали с достоинством, некоторые скрестив руки на груди и с выражением подчеркнутой внимательности в лицах, походя на самого Пама, которого Алексей внимательно наблюдал в парламенте. Эти озабоченные, изнуренные трудом люди держались и слушали с такой же осанкой, как и те, которых они ненавидели. Один и тот же народ, но разделенный на два враждебных лагеря. У многих вид лордов, переодетых в опрятное, но поношенное платье. Они слушали в полном молчании и вдруг опять расхохотались громко, вольно выражая смехом злой протест, и сразу же опять смолкли, как по команде, точно в рот воды набрали.
Кажется, что, все еще так и не глядя на Алексея, ближние слушатели замечали, что он доволен, и перестали его теснить. Они отодвигались, уступая ему место за местом, и допустили поближе к оратору. Алексею стало легко, как в детстве, когда удавалось выскользнуть к уличным мальчишкам, росшим на голодном столе без мяса, но всегда злым, насмешливым и ловким по пословице, что голь на выдумку хитра. Так же жилось и в Гонконге среди своих пленных и разных людей со всего света до пьяного голландца, сидевшего у трапа корабля, служившего казармой.
— Я вижу, вам нравится? — спросил Алексея мужчина средних лет в усах, с дергающимся лицом, без пальто и в натянутой на уши шляпе, соприкасаясь зонтиком с зонтом Алексея.
— Я не все понимаю.
— Э-у! Так вы иностранец? Слушайте меня внимательно. Речь идет о праве честных людей, которые не грабят, выбирать наравне с теми, кто живет грабежом. Что вы думаете об этом?
Алексей молчал, не зная, что тут сказать. Ему бы хотелось послушать мнение трудящегося человека о том, что происходит.
— У нас выборы происходят в два круга. Сначала подают голоса все, открыто объявляя о своем мнении и не делая секретов из своих убеждений. Это открытые выборы, которые показывают общественное мнение, но ничего не решают. Все решается тайным голосованием во втором круге выборов. Большая хитрость! Считают каждый грош, определяя, кто достаточно богат, чтобы иметь право выбирать правительство. Кончается комедия всеобщего голосования, и голосуют только те, кто платит налог определенного размера, имеет дом или доход… — Собеседник стянул с ушей шляпу и улыбнулся, скаля зубы. — Из какой вы страны?
— Я русский.
— Вы русский? Зачем же вы были в обществе негодяев, которые затеяли против вас войну? Я видел, от какой компании вы отстали. Я знаю их, — он протянул руку и показал пальцем в направлении, по которому отправился Эванс с приятелями. — Проклятые богом грешники. У вас лицо не запятнанного пороками и страстью к наживе. Зачем же вы, русский, в обществе прихвостней Пама?
— У меня деловые отношения с их фирмами.
— В таком случае все понятно! Не тяжел ли вам наш климат?
Оратор закончил говорить, и слушатели обступили Алексея.
— Это русский, — передавалось по толпе.
— А вы слыхали, что произошло? Пам опять возвращается к власти.
— А вы голосовали за него? — спросил Алексей. Нет, сэр! Мы потерпели поражение. Таков закон, чтобы наше мнение выражалось на митингах, но чтобы оно не имело никакого значения.
— Мы голосовали против, — говорили из толпы, — против тех, кто был выборщиком, тянувшим за Пама. А ведь они кричали: «Только за Пама!», «Пам — барометр торговой Англии!».
Теперь Алексей разговаривал со многими одновременно. Ему стали объяснять подоплеку происшедших выборов.
— У вас деловые отношения?
— Да, я приехал делать покупки.
— О-о! Благодарим вас!
— Но помните мои слова, не верьте им ни в чем, кроме торговли. Все равно они вас обманут, у них злое сердце, они скрывают от нас правду, им выгодно держать нас в вечном напряжении. Рано или поздно они опять подведут и вас, сэр.
Неясно, про что говорили. Кажется, про политику, а не только про коммерцию. Попойка у Никки, может быть, также имела политическую подоплеку, там собрались победители на выборах, сторонники Пальмерстона — цвет нации и коммерции. Но не было истерики и хвастовства, тостов за Пама, и вообще про политику не поминали ни словом.
— Мы живем па острове и дышим воздухом, но не по их милости. Мы делаем товары и машины, которые идут по всему свету. А они не хотят ограничить себя ролью посредников. Конечно, это очень важная деятельность, мы уважаем торговцев и предпринимателей. Но мы поставим их на свое место. Мы работаем, совершенствуем инструменты, изобретаем, а они на выборах заявляют, что успехи промышленности — дело их рук. Все деньги идут им. Но мы тоже англичане, и мы докажем наши права.
Пожилой нервный рабочий отрекомендовал Алексея подошедшему сквозь толпу оратору.
— У вас рука не бездельника, а рабочего, — сказал вожак митинга. — И обветрено лицо. Вы русский? Как приятно…
Мастеровой-джентльмен, стиснув зубы, приподнял уголки рта.
— Вы из нигилистов?
— Нет… я моряк, приехал покупать пароходы для рек Сибири.
— Вот тогда понятно, почему вы с такой компанией. Вы через них получаете наши машины и пароходы. А мы получаем работу из их рук.
— Они же отгородили нас от наших морей своими барышами и кирпичными фабриками.
Стало совсем темно. На улице зажглись газовые фонари. Большинство митинговавших расходились. Дождь прошел. Зонтики сложили.
— Заказы вы им можете предоставить. Это будет сделано честно. Делают не они, а мы. А мы всегда и все делаем хорошо, на кого бы ни работали. Это делает Англия, и мы гордимся своей работой, куда бы она ни шла. Нас учат с детства в семьях: англичане лучше всех в мире умеют работать. Но вот они, видя, что мы умеем работать, взяли себе все привилегии. Кстати, они говорят, что русские не умеют работать, что делают-то кое-как вместо хороших товаров, со зла на своих рабовладельцев, чтобы привилегии пользоваться их трудом никому не доставались. Они работают ровно столько, чтобы не умереть с голода. Поэтому никто не хочет научиться работать хорошо.
— Поэтому произошло крепостное право, — добавили из толпы, — все началось с того же самого.
— Пьянство фабричных у вас вроде всенародного самоубийства, так как людям жить не для чего.
Сибирцев стал разуверять. Его охотно слушали. Он не первый раз замечал, что тут люди доверчивы.
— Агитаторы Пама уверяют, что все зло в России. Народ храбро сражается, когда
