Грета резко обернулась и прожгла меня убийственным взглядом.
— Я знаю, что тебя не было на репетиции в понедельник. Ты нас обманула, Джун! Наврала маме и мне! Думаешь, что никто никогда не узнает, куда ты ходишь? Ты правда считаешь, что твою страшную тайну никто никогда не раскроет?
Она буквально кричала на меня. Прямо на улице. Это было так неожиданно, так непонятно. Словно рядом взорвалась бомба. Я испуганно замерла. А потом Грета резко умолкла, повернулась ко мне спиной, отошла от меня и встала с другой стороны клена. Она прислонилась спиной к стволу, так что мне было ее не видно. Я видела только носок ее ботинка, раздраженно стучащий по земле. Мы прождали автобус еще минут пять, и все это время я смотрела, как Грета стучит ботинком по земле, словно передавая какое-то сообщение азбукой Морзе.
В тот вечер родители вернулись с работы пораньше. Грета сказала, что репетиции не будет, и мама с папой решили, что, раз такой случай, было бы здорово устроить настоящий семейный ужин. Хорошо, что в тот день я тоже была дома и не поехала в город. Я иногда забываю, как сильно скучаю по маме с папой в этот их затяжной период подачи налоговых деклараций. И только когда происходит «воссоединение семьи», я вспоминаю, как это здорово, когда родители дома и мы что-то делаем вместе. Если я ужинаю одна, то просто плюхаю в миску порцию мясного рагу из мультиварки, а когда мама дома, она жарит чесночный хлеб, делает салат и кладет каждому в тарелку сметану. И это уже больше похоже на настоящую еду, а не на тупую кормежку.
Когда родители пришли домой, мы с Гретой делали уроки на кухне, сидя на противоположных концах стола. Грета отгородилась стеной из учебников, чтобы вообще меня не видеть. Но когда вошел папа, она положила учебники на стол.
— Угадайте, что я принес, — сказал папа, радостно улыбаясь и поднимая над головой пакет из «Калдора».
— Что там? — спросила я.
— Угадай.
Грета прищурилась, глядя на пакет.
— «Тривиал Персьют», — сказала она.
— М-да… — протянул папа с разочарованным видом. — Ну, что же. Вы правильно угадали.
Он, похоже, и вправду слегка огорчился, что не получилось никакой интриги. Но как только открыл коробку, сразу повеселел. Я так думаю, мы оставались последним семейством во всей стране, у кого еще не было «Тривиал Персьют». Папа никогда не спешил покупать новинки. Он всегда говорил, что умные люди не хватают вещи сразу, а ждут, пока цены понизятся.
— Ну что, сыграем? — спросил он, высыпая на стол разноцветные дольки.
Хотя был будний день, и назавтра родителям нужно было идти на работу, а нам с Гретой — в школу, мы играли допоздна. Все вчетвером. Мама сделала попкорн и растворимый холодный чай — очень сладкий, с лимонным привкусом.
Мы уже очень давно не играли все вместе в настольные игры, и родители, кажется, по-настоящему увлеклись. И хотя за весь вечер Грета ни разу на меня не взглянула, мне все равно было весело.
— «Кто играл роль стареющего ковбоя родео Джуниора Боннера?» — прочла Грета вслух, и мама тут же ответила.
— Стив Маккуин, — сказала она, не задумавшись ни на секунду.
Я ответила на несколько вопросов по естественным наукам, типа «Какой химический элемент обозначается символом Fe?» или «Как по-научному называется Северное сияние?». Но в основном вопросы были действительно сложные. Самой забавной оказалась категория «Спорт», где на самом деле вопросы касались спиртных напитков. Грете достался вопрос «Что придает черноту „Черному русскому“»? Она ответила на него без труда. Ответ был: «Калуа» или «Тиа Мария», — и Грета знала названия обоих ликеров.
В итоге выиграл папа. На вопросе по истории.
— «В 1962 году Великобритания и Франция подписали соглашение о совместном строительстве чего?» — спросила Грета.
— Э… «Конкорда»? — сказал он.
Мы все застонали, а папа растерянно заморгал.
— Я что, выиграл? Я правда выиграл?
Мама пошла спать, Грета умчалась в гостиную — звонить подружке, а мы с папой остались сидеть на кухне. Зачитывали друг другу вопросы с игровых карточек и попивали холодный чай до тех пор, пока у обоих не начали слипаться глаза. Время от времени нам попадались вопросы типа «Кто такой престидижитатор», и я каждый раз вспоминала Тоби.
— Папа?
— Погоди, я возьму новую карточку.
— Нет. У меня настоящий вопрос. Не по игре.
Он кивнул.
— Ну, давай свой вопрос.
— А ты знал… близкого друга дяди Финна? — Я едва не поперхнулась на этом дурацком «близком друге», но все же сумела не выдать себя.
Папа оглянулся на дверь в коридор, словно чтобы удостовериться, что мама и в самом деле ушла спать. Потом повернулся обратно ко мне.
— Встречался с ним пару раз. Когда они только-только сюда переехали. Лет восемь назад, может, девять. А что ты хотела о нем узнать?
— Просто мама… Она, похоже, его ненавидит. А мне непонятно, как Финн мог быть с кем-то настолько плохим.
Папа взял свою круглую фишку и перевернул ее, стряхнув разноцветные дольки на стол. Потом подобрал их, снова поставил на фишку и тяжко вздохнул.
— Ну, хорошо. Я тебе кое-что расскажу, но ты, пожалуйста, не принимай это все близко к сердцу. И я тебя очень прошу, не пересказывай маме то, что сейчас от меня услышишь. Договорились? — Я кивнула, и он продолжал: — Я не хочу, чтобы ты думала, что твоя мама… Я хочу, чтобы ты поняла причины.
— Хорошо.
— Ты видела маму и Финна уже взрослыми, самостоятельными людьми. И они казались такими разными, что иногда даже не верилось, что они брат и сестра, так? Твоя мама — бухгалтер. А Финн — художник, богема и все такое. Но так было не всегда. В детстве и ранней юности они были практически неразлучны. Ты же знаешь, твой дед — военный. Они постоянно переезжали с базы на базу, и часто бывало, что там вообще не было других детей. Я не особенно разбираюсь в искусстве… Ну, ладно — я совершенно не разбираюсь в искусстве… но твоя мама здорово рисовала. У нее был настоящий талант. Она кое-что мне рассказывала. Как они с Финном уходили куда-нибудь на природу и весь день рисовали. Ты знала об этом? Она тебе говорила?
Я покачала головой.
— Я вообще первый раз слышу, что мама умеет рисовать.
— Вот именно.
Мне вспомнился альбом для набросков, который Финн подарил маме на день рождения. И какое у мамы было лицо, когда она развернула подарок.
— Знаешь, у нее до сих пор сохранилась жестяная коробка с акварельными красками. Еще с тех времен, когда они с Финном вместе рисовали. Она говорила, что у них были большие планы. Они собирались вместе уехать в Нью-Йорк и стать настоящими художниками. Они постоянно это обсуждали, как будто все это было по-настоящему. Как будто однажды это и вправду произойдет. Ты знаешь Финна. Когда он о чем-то говорил, ты просто не мог в это не верить. И твоя мама тоже поверила, что он обязательно придумает, как воплотить их мечты в жизнь. А потом он просто взял и уехал. Один. Да, он был очень молод… всего семнадцать… но маму это убило. Финн оставил записку, в которой писал, что вернется. Что обустроится в Нью-Йорке и сразу же выпишет туда маму. Но этого было мало. Мама никак не могла свыкнуться с мыслью, что Финн ее бросил. Он путешествовал по всему миру. Париж, Лондон, Берлин. Слал маме открытки, в которых рассказывал о своих выставках. Она говорила, что лучше бы он не писал ей вообще. А потом он вернулся. И действительно поселился в Нью-Йорке. Но к тому времени мы уже были женаты. У нас уже появились вы с Гретой, а твоя мама давно забросила рисование. Много лет не брала в руки кисти и карандаши. На первую встречу с Финном мы поехали вместе, и мама, я помню, была вся в таком радостном предвкушении… Я могу ошибаться, но мне кажется, втайне она надеялась, что теперь у нее наконец будет шанс по-настоящему заняться искусством. И мы переедем в Нью-Йорк, и они с Финном снова начнут рисовать. Вместе, как раньше.
Я могу ошибаться, но мне показалось, что папе больно об этом говорить. Он снова перевернул свою фишку, стряхнул дольки на стол, но на этот раз не стал их собирать.
— В тот день мы поехали в город и встретились с Финном в кафе. Но он был не один. С ним был Тоби. И как только Данни увидела их вдвоем, вся ее радость мигом сошла на нет. Тогда я не понял, в чем дело. Тоби казался вполне нормальным. Может быть, чуточку странным, но вполне милым. Но твоей маме он сразу не понравился. Потом она говорила мне, что Финн писал ей о Тоби. Рассказывал о его прошлом. Я не знаю подробностей, но, похоже, у Тоби были какие-то крупные неприятности. Она постоянно об этом твердила. Что Тоби — никчемный человек, совершенно не пара Финну. Что он использует Финна. А когда Финн заболел… Она сразу решила, что во всем виноват Тоби. Из-за него Финн стал ленивым, перестал рисовать и отдалился от своей семьи. И вдобавок ко всему Тоби заразил Финна СПИДом. Мне кажется, Данни вбила себе в голову, что, если бы не Тоби, у них с Финном все было бы по-другому. Она всегда говорила, что Финн заслуживает лучшего. Но я, честно говоря, не думаю, что ее неприязнь как-то связана с прошлым Тоби. Он мог бы быть лауреатом Нобелевской премии и все равно не понравился бы твоей маме. Я думаю… — Папа опустил голову и принялся передвигать по столу разноцветные пластмассовые треугольники. — Я думаю, ей было неловко и стыдно за то, как все обернулось. Что она стала бухгалтером, вышла замуж за скучного счетовода и живет в тихом унылом предместье. Вот Финн: яркая личность, именитый нью-йоркский художник, со своим шикарным английским бойфрендом. И она: скромный бухгалтер из пригорода, мать двоих детей со своим совершенно обыкновенным и отнюдь не шикарным мужем.
