– Это же надо! – пробормотала она, борясь с противным металлическим привкусом во рту. – Не поленились мне волосы выкрасить, гады!
Метнулась в ванную, встала под обжигающий душ, вылила на голову полфлакона шампуня и бесконечно долго оттирала ненавистную черноту. Даже кожу защипало. Потом так же долго сушила волосы полотенцем. Посмотрев в итоге на свое отражение, она расстроилась. Тот же черный цвет. Краска оказалась удивительно стойкой.
Подхватив зеркало, она вернулась на свой наблюдательный пункт. Внизу что-то изменилось. На обледенелой дорожке топталась молодая женщина в стильной короткой курточке.
Таня приникла к окну. Надо подать ей знак! Но как это сделать? Она попыталась открыть створку, но металлическая ручка и не подумала сдвинуться с места.
– Все предусмотрели, сволочи, – сквозь зубы прошептала Таня и со всей силы забарабанила по стеклу. Женщина задрала голову и с интересом посмотрела на источник шума.
И тут... Таня похолодела, зеркало выскользнуло из рук, треснуло и покатилось по полу. Но Таня этого даже не заметила. Она узнала молодую женщину! Господи! Она ее узнала. Слезы затуманили глаза, хлынули постыдным потоком. Женщина, стоявшая внизу, отчаянно замахала руками.
Но Таня, – вернее, она теперь точно знала, что она не Таня, – этого не видела.
Она вспомнила! Все вспомнила...
Глава 39
Утро началось с уборки. Катя любила чистоту, но в последнее время у нее совершенно не было возможности, да и, признаться, желания наводить порядок.
Наскоро позавтракав, она взялась за тряпку. С ожесточением терла, драила, полировала. Надеялась таким образом избавиться от какого-то неясного ощущения тревоги, предчувствия чего-то неотвратимого. Сердце то и дело без видимой на то причины сжималось, на глаза наворачивались слезы.
– Да что это со мной? – воскликнула Катя, и медный кувшин, привезенный когда-то из Средней Азии, вывалился из рук и с глухим стуком упал на пол. Катя опустилась на ковер, подняла кувшин и прижалась лбом к его гладкому, прохладному боку.
Неожиданно ужас ледяной змеей пробрался в душу. Катя вдруг вспомнила, как посреди ночи ее разбудил дразнящий запах роз. И Костин голос отчетливо произнес: «Я жду тебя, любимая...»
Катя замотала головой, отбросила тряпку и схватилась за пылесос. Она усердно водила щеткой по ковру, не давая дурным мыслям проникнуть глубоко в мозг и пустить корни. Когда в комнате не осталось ни пылинки, Катя решила, что неплохо бы вычистить и пространство под диваном. Поднатужившись, сдвинула его с места.
И застыла... На ковровом покрытии, среди осыпавшихся с каркаса дивана опилок, поблескивал какой-то предмет. Катя отбросила в сторону пылесосный шланг. Он, словно живой, возмущенно задергался и больно ударил Катю по колену.
– Черт! – пробормотала она и пнула шланг ногой. Затем подняла с пола загадочный предмет. Узкий, продолговатый, серебристого цвета. Похожий на мобильный телефон, только меньше размером. На стальном корпусе мигала крошечная красная точка. Что это такое, Катя не имела ни малейшего представления. Она всмотрелась в маленькое круглое окошко и увидела в недрах неведомого прибора микроскопическую кассету. Каким образом этот космический атрибут попал в ее квартиру? Да еще умудрился забраться под диван?
Продолжавший извиваться пылесосный шланг изловчился и вмазал пыльной щеткой прямо Кате в лоб.
– Ах ты, зараза! – с досадой вскричала она и выдернула шнур из розетки.
Стало непривычно тихо, даже уши заложило. Лишь мерный шелест крутящейся в приборе пленки нарушал тишину. Ш-шух-шух, ш-шух-шух...
Да еще стук Катиного сердца. Откуда ЭТО у нее дома?
Может, Антон Молчанов обронил? Потому что, кроме Антона, матери и Ник Ника, к ней никто не приходил. Последние несколько месяцев... Несколько лет... Тысячелетий...
«Надо бы позвонить Антону и выяснить», – подумала Катя и почувствовала, как краска горячей волной хлынула в лицо.
Она распласталась на вычищенном ковре, широко раскинув руки в стороны. В правой Катя сжимала телефонную трубку, так и не решившись набрать номер Молчанова. В левой – неведомый прибор. А вдруг это подслушивающее устройство? – осенило ее.
Зазвонил телефон. «Хоть бы это был Антон», – взмолилась Катя и рывком поднялась с пола. От резкого движения перед глазами замелькали мириады мушек. Она швырнула прибор на журнальный столик и ответила. Это был не Антон. Это была Фа-ечка.
– Катюша! Наконец-то я тебя застала! – вскричала она.
– Да я дома все время, – растерялась Катя.
– Ну, не знаю. Битый час звоню! И на домашний, и на мобильный.
– Ой, я, наверное, не слышала. Пылесосила... – Катя прошлепала на кухню, налила в стакан минеральной воды и приготовилась говорить слова благодарности за честно выполненную, но абсолютно бесполезную работу.
– Послушай, детка, что мне моя ассистентка накопала, всю документацию по городу подняла, прежде чем нашла то, что ты просила. Слава богу, архивы сохранились, – тараторила тем временем Фаина Ильинична. – Алло, ты здесь?
– Да, да, конечно. – Катя залпом выпила воду.
– Вот. Сейчас, подожди, очки надену... Старая стала, не вижу ни черта... Да, вот. Ребенок – девочка, вес новорожденной 3500, рост... Ну, это не важно. Родилась 29 ноября 1972 года... Так, так, так... Слушаешь?
– Да, внимательно слушаю, – обреченно вздохнула Катя.
– Мать ребенка – Дроздовская Наталья, в графе отец – прочерк.
– Что вы сказали? – еле слышно пробормотала Катя.
– Я говорю, мать – Наталья Дроздовская! – громко крикнула в трубку Фаечка. – А этой Наталье в тот момент самой только четырнадцать лет исполнилось, представляешь? Юная мамаша написала отказ, и девочку удочерили ее родители...
Это не укладывалось в голове. Катя пыталась переварить обрушившуюся на нее информацию, но мешал мерзкий, пиликающий звук.
Э-э, да она забыла трубку отключить! Катя поскорее нажала на клавишу с нарисованной на ней красной трубкой, и звук исчез.
Но в голове все равно не укладывалось.
Значит, Наталья, которую Юля всю свою сознательную жизнь считала сестрой, на самом деле была ее матерью? А мать – бабушкой? А отец, вернее, дед, кого-то там застрелил, а потом застрелился сам? И это вовсе не сценарий мыльной оперы, а реальность? Не может быть...
Надо срочно сообщить Богданову. Катя метнулась в коридор, потянула с вешалки сумку. Сумка зацепилась ремешком, перевернулась, и все содержимое вывалилось на пол. Косметичка, кошелек, пропуск в театр, месячный проездной, расческа, пачка анальгина... Мобильника не было. Где он? Черт побери! Где мобильный телефон?
И тут Катя вспомнила. Вчера, во время спектакля, она сунула сотовый в карман рабочего халата. И тут же благополучно о нем забыла.
В половине четвертого запыхавшаяся Катя вбежала в вестибюль служебного входа.
– Ты чего это, Королева, в такую рань? – поинтересовалась вахтерша и выплюнула в ладонь шелуху от семечек.
– Дела, – бросила Катя.
Влетев в гримерный цех, она первым делом схватила халат и вытащила из кармана телефон. Батарея в мобильном разрядилась. Оповестить Богданова о том, что Наталья на самом деле Юлина мать, не представлялось возможным. Его номер, затерянный в недрах мертвого мобильника, был по-прежнему недоступен.
Ну почему так? Почему Катя, обладавшая завидной памятью на цифры, никогда не имевшая записной книжки, не могла вспомнить столь нужный номер телефона?
На пороге гримерного цеха появилась Лариса Бондаренко. Выглядела она странно. Бледная, с блуждающим взглядом.
– Королева, можно тебя на секундочку?
– Конечно, – удивленно кивнула Катя и вышла следом за ней в коридор.
– Пойдем скорее, – прошептала Бондаренко, вцепилась в Катину ладонь влажными холодными пальцами и втолкнула в гримерку. Нервно огляделась, прикрыла дверь поплотнее и рухнула на стул.
– Что случилось? – тоже почему-то шепотом спросила Катя.
– Я только что Юльку видела, – выдохнула Лариса.
– К-какую Юльку? – заикаясь, пробормотала Катя.
– «Какую-какую»... Дроздовскую.
– Лара, ты в своем уме? – похолодела Катя. Очевидно, сеансы психотерапии не прошли для Бондаренко даром. Что-то у нее в голове сдвинулось, и совсем не в ту степь.
– Я приехала к Наталье Андреевне раньше назначенного времени. Матрешку свою припарковала, – «матрешкой» Лариса называла свою машину – крошечную «Дэу Матиз», – и решила по территории клиники пройтись. Сосны вековые, все в снегу. Красотища. Ну, я и обошла здание с другой стороны.
– И что?
– Ну, вот. Иду, значит. Народу вокруг – никого. Тишина полнейшая. И вдруг слышу стук... – Бондаренко достала из изящного кожаного портсигара тонкую сигарету и прикурила. Затянулась глубоко, прищурилась от попавшего в глаза табачного дыма. – Я голову на шум подняла и чуть в обморок не грохнулась. Там, за окном Юлька стояла... Это она стучала.
