Я так глубоко задумалась, что даже не заметила очередного появления Присси.
— Миледи, к вам пришли, — комариным писком пробился в сознание знакомый голос, и я подняла глаза на горничную. — Какая-то леди, — без слов понимая мой вопрос, пояснила Присси. — Она сейчас в гостиной, вместе с лордом Хольмом. Красивая, глаз не оторвать, — сыпала подробностями служанка, а я только головой покачала, удивляясь необычной разговорчивости Присси.
— Сейчас спущусь.
Я бросила взгляд в зеркало и поправила выбившуюся из прически прядь. Удивительно, но за последнее время я потихоньку привыкла к новой внешности, и даже получала удовольствие, разглядывая лицо Беллы. Мое лицо. Благодаря регулярным прогулкам на свежем воздухе и упражнениям, которые стали частью моего распорядка, болезненная бледность постепенно исчезла, уступив место нежному румянцу, в глазах появился блеск, губы алели сочной вишней, и даже волосы немного изменились. Вместо безжизненной платины они теперь отливали живым золотом. И мне нравились эти перемены. А если еще и ходить смогу…
Я придирчиво оглядела голубое платье и поправила кружевной воротничок. Как сказала бы тетя Фима — скромненько и со вкусом. Сюда бы еще какое-нибудь украшение добавить, но в комнате Беллы я не нашла ничего подходящего. Похоже, леди Летиция не баловала племянницу подарками.
— Что ж, Присси, идем посмотрим, что там за красивая леди.
Я нажала на рычажок, и кресло выехало из комнаты.
***
Из распахнутых дверей гостиной доносился тихий разговор. Нежный женский голос и низкий мужской звучали удивительно красивым дуэтом. И эта слаженность и какая-то особая интимность беседы наводили на мысль о том, что Хольм и моя гостья давно и близко знакомы. А когда я въехала внутрь и увидела беседующую с Лукасом женщину, эта мысль только окрепла.
Взгляд пробежался по сдержанному жемчужно-серому платью, тонкой цепочке с подвеской на высокой груди, и остановился на лице незнакомки. Красивая. Действительно красивая. Такую, если увидишь, то точно не забудешь. Особенно хороши глаза — большие, лучистые, удивительно синие, похожие на весеннее небо. А взгляд внимательный и доброжелательный. И такой… Мудрый, что ли. По виду этой женщине не дашь и тридцати, но глаза выдают опыт. Похоже, леди Горн успела многое повидать в своей жизни.
— А вот и вы, — Лукас, заметив меня, поднялся и сделал пару шагов навстречу, а потом обернулся к гостье. — Кейт, это та самая леди Изабелла Бернстоф, о которой я тебе говорил. Леди Бернстоф — леди Кейт Горн, — быстро представил он нас друг другу, и я заверила гостью, что рада знакомству.
— Ну что, я вас оставлю?
Хольм взглянул на Кейт так, словно за его словами скрывался двойной смысл.
— Иди, Лукас, — просто ответила леди Горн. — А мы с леди Бернстоф немного пообщаемся.
Она улыбнулась, и я вдруг поймала себя на мысли, что в обществе этой женщины мне комфортно. Казалось бы, знаю ее всего пару минут, а ощущение, что мы с ней чуть ли не всю жизнь знакомы. Чудеса…
— Расскажете немного о себе? — дождавшись, пока за Лукасом закроются двери, спросила Кейт.
Спокойная доброжелательность, с которой она на меня смотрела, действовала удивительно успокаивающе. Такому врачу хотелось рассказать если не все, то многое. Жаль, что я не могла себе этого позволить. Какой бы доброй и приятной ни была леди Горн, вряд ли она будет так же душевно улыбаться, когда поймет, что я вовсе не Изабелла Бернстоф, а самозванка, занявшая ее тело.
— Что вы хотите знать?
Я сложила руки на коленях и посмотрела на Кейт.
— Вы ведь живете здесь одна?
— Да, тетя умерла два месяца назад.
— И вам не страшно в таком большом доме?
Голос Кейт звучал ровно, но я уловила в нем сочувствие. Оно не было обидным, вот только мне не хотелось, чтобы леди Горн воспринимала меня беспомощной калекой.
— Тут полно слуг, так что я редко остаюсь в одиночестве, — немного жестче, чем хотелось бы, ответила собеседнице.
— Лукас сказал, ваша травма связана с падением с лестницы.
Кейт, словно не заметив моего тона, глядела спокойно и внимательно, а я пыталась понять, что она думает. Какие мысли скрываются за яркой внешностью сидящей напротив блондинки? И кто она такая на самом деле? Сомневаюсь, что местные врачи могут позволить себе столь дорогие украшения. Бриллиантовый кулон, поблескивающий на груди у Кейт, один стоил целое состояние, а к нему в пару шли еще и сережки. Да и колечко на среднем пальце левой руки, хоть и скромное на вид, но бриллиант в нем удивительно чистый. И огранка тонкая. Моя бывшая начальница любила бриллианты и носила их «и в пир, и в мир», поэтому я хорошо знала, как они блестят.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Мысли о работе заставили поморщиться. Никак не привыкну, что та жизнь осталась позади, и думать нужно не о прошлом, а о новом будущем. Мне вдруг вспомнилась фраза Давенпорта о винных пробках и блондинках, которых коллекционирует Лукас, и в душе шевельнулось неприятное чувство. Интересно, Кейт тоже побывала в его коллекции?
«Что ты зациклилась на всякой ерунде? — проснулся внутренний голос. — Лучше соображай, что ответить на вопрос».
Я молчала, обдумывая, что сказать. Кейт меня не торопила.
— К сожалению, сам момент падения я не помню, — решив придерживаться прежней версии, объяснила собеседнице. — Как и все, что было до него.
— А людей? Родителей, тетю, опекуна?
— Нет. Ничего. Чистый лист.
— А помните, что было за Гранью?
— Смутно. Какой-то тоннель. Я долго шла по нему, а потом появился свет, и я очнулась.
— Свет в конце тоннеля, — тихо повторила Кейт, и посмотрела на меня чуть внимательнее. — Значит, вы очнулись и… Что было дальше?
— Сначала не поняла, где я.
— Испугались?
— Нет. Просто решила, что это сон.
— Почему? Обстановка показалась незнакомой?
— Да.
— А потом?
— Потом пришел доктор. Он и рассказал мне, что я не приходила в себя почти две недели.
— И что вы ощутили? Страх? Неверие? Отчаяние?
— Да нет. Ничего такого. Скорее, неудобство. И раздражение, — я заметила вопросительный взгляд Кейт и пояснила: — Из-за собственной слабости.
— Ног не чувствовали совсем?
— Почти.
— А подробнее?
— Иногда мне кажется, что я ощущаю боль в ступне, а вчера у меня получилось немного подвинуться на сиденье.
— Интересно. Вы позволите?
Леди Горн подошла ко мне и приподняла мое платье, открывая ноги.
Сначала она просто смотрела, потом принялась ощупывать их, но делала это не так, как Штерн. Ее движения были уверенными и сильными. Она поворачивала мои ступни, разгибала и сгибала ноги, к чему-то прислушивалась и снова принималась крутить мои конечности так и эдак.
— Сможете расстегнуть платье и перебраться на диван?
Я молча кивнула. Кейт помогла мне, и вскоре я уже лежала на животе, а леди Горн ощупывала мою спину, проходясь по позвоночнику чуткими пальцами, в каких-то местах ненадолго замирая, в каких-то — надавливая или постукивая. Время шло, а осмотр все длился. Казалось, в моем теле не осталось ни одной неучтенной косточки, но леди Горн не торопилась.
— Больно? — изредка спрашивала она. — А так? — уточняла, сгибая то правую, то левую ногу. — Потерпите еще немного, — проминая поясницу, подбадривала доктор и снова принималась мять и ощупывать.
— Ну что? — спросила я, когда Кейт наконец завершила свой осмотр.
— У меня для вас две новости, — вытирая руки платком, чем-то напоминающим влажные салфетки моего мира, ответила леди Горн.
— Хорошая и плохая?
Я нервничала в ожидании вердикта, и как всегда, когда волновалась, не могла удержаться от иронии.
— Это зависит от того, как вы их воспримете, — после едва заметной паузы, ответила Кейт. В ее глазах мелькнула эмоция, которую я, как ни старалась, понять не смогла. — Все основные функции сохранены, и это хорошая новость. Правда, придется очень сильно постараться, чтобы вы смогли встать на ноги. Это вторая новость. И тут все будет зависеть от того, готовы ли вы вытерпеть боль.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
