Давенпорт подошел ближе и встал у меня за спиной.
— По-моему, это лишнее, — я подалась вперед, увеличивая расстояние между нами. — Я спокойно обойдусь без тюремного надзора.
— Почему тебе так нравится со мной спорить, Изабелла?
В голосе Давенпорта послышалась усталость.
— Может, потому, что я уже не ребенок, и мне не нужен постоянный контроль?
Я не поворачивалась к опекуну, но все равно могла представить, как он поморщился.
— Я всего лишь забочусь о твоем добром имени, — негромко сказал Давенпорт. — Не забывай, Изабелла, это Баркли. Старый провинциальный городок, в котором каждый житель на виду. И, в отличие от столицы, здесь не слишком прогрессивные нравы. Так что если не хочешь стать предметом для пересудов, лучше не нарушай правила приличия.
Давенпорт протянул руку поверх моего плеча и закрыл окно.
— Простудишься, — пояснил он и вернулся к прежней теме. — И потом, мы это уже обсуждали, и ты согласилась, что будешь прислушиваться к моим советам.
Было такое. Но чего не пообещаешь в надежде вырваться из дома? Вот и я кивала, пока опекун перечислял условия моего проживания в Баркли. Правда, думала в тот момент совсем о другом.
— Мне пора возвращаться, — в голосе Давенпорта послышались странные нотки. Мне показалось, что он в чем-то сомневается. — Вот, возьми.
Опекун достал из кармана кольцо и протянул его мне.
— Зачем?
— Если захочешь поговорить или тебе срочно понадобится помощь, просто поверни его.
Давенпорт, не дожидаясь ответа, взял мою руку и ловко надел кольцо на безымянный палец.
— Я буду тебя навещать, — все еще удерживая мою ладонь, тихо сказал он и посмотрел так, словно хотел что-то добавить.
Я прямо чувствовала готовые сорваться с его губ слова, но опекун остался верен себе. Он лишь молча кивнул, надел цилиндр, сделал пасс рукой, открывая портал, и исчез в серой дымке. А я посмотрела на схлопнувшееся пространство, широко распахнула окно и полной грудью вдохнула свежий морской воздух. Свобода…
***
Шла вторая неделя моего пребывания в Баркли. По сравнению с холодным и промозглым Бреголем побережье радовало теплой, по-настоящему весенней погодой, и ярким солнцем.
— Баркли славится тем, что большую часть года у нас солнечно, — просветила меня тера Холль во время нашего с ней первого совместного обеда.
Что ж, пока все подтверждало ее слова. Безоблачное небо сияло праздничной умытой синевой, море казалось ласковым, как веселый щенок, а на растущих вдоль набережной деревьях уже вовсю пробивались почки.
Жизнь в Баркли текла размеренно и неторопливо. Утром я подолгу тренировалась, потом завтракала и отправлялась гулять в коляске по набережной, иногда с Присси, иногда сама. На обратном пути заезжала в питьевой бювет, чтобы отведать местной целебной воды, а к обеду возвращалась в пансион и оставалась там до вечера. Я захватила с собой пару заготовок и инструмент, и посвящала все свободное время вырезанию фигурок. Как ни странно, с каждым днем я все увереннее овладевала новым для себя делом, интуитивно догадываясь, под каким углом держать резак, с какой силой нажимать на него, и как глубоко прокладывать борозду. Первая фигурка получилась довольно легко, всего за пару дней. А вот со второй я возилась до сих пор. Мне никак не удавалось передать выражение лица девушки-лисички. Перед глазами стояла хитрая, слегка заостренная мордашка, и я старалась повторить ее черты в деревянной скульптуре, но чего-то все равно не хватало. То ли мелких штрихов, то ли жизни, что была в моей самой первой поделке.
Каждый вечер я выбиралась на пляж рядом с домом и медленно бродила по берегу, а потом садилась в коляску и смотрела на воду. Море успокаивающе рокотало, набегая на песчаную отмель, солнце медленно опускалось за горизонт, и окна ближайших коттеджей загорались теплым желтым светом.
Мне нравилось наблюдать, как незаметно исчезают в воде последние отблески заката, как по небу разливается густая синева, переходящая в чернильную темноту, и лишь дождавшись, пока над моей головой появится первая яркая звезда, я уходила в дом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Как ни странно, мне нравилось такое спокойное и размеренное существование. После всего, что со мной произошло, оно воспринималось, как передышка. Тера Холль поначалу пыталась навязаться мне в компаньонки, но я в первый же день дала ей понять, что в услугах сопровождающих не нуждаюсь, и оскорбленная в лучших чувствах «директриса» заявила, что снимает с себя всякую ответственность перед лордом Давенпортом. Она даже попыталась высказать свое негодование появившемуся в доме опекуну, но тот, как ни странно, встал на мою сторону. «Белла, я надеюсь на твое благоразумие», — сказал он мне. Правда, как выяснилось позже, надеялся опекун не столько на меня, сколько на двух соглядатаев, которых он приставил за мной следить.
Я заметила их не сразу, где-то на третий день. И теперь даже здоровалась по утрам, отчего охранники очень мило смущались. А на что они рассчитывали? Неужели надеялись, что я их не вычислю? Зря. Всегда отличалась хорошей памятью на лица.
Вот и сегодня я ехала вдоль парапета набережной, любовалась морем, слушала крики чаек, а люди Давенпорта упорно делали вид, будто просто прогуливаются тем же маршрутом, что и я, а вовсе не думают за мной следить. Выглядело это смешно. Не заметить среди отдыхающих двух высоких мужчин с хмурыми лицами и в темных пальто было просто невозможно.
Свежий бриз трепал ленты соломенной шляпки, пропитанный солью и йодом воздух приятно холодил лицо, с моря изредка долетали мелкие брызги, а я смотрела на уходящую до самого горизонта воду и чувствовала себя удивительно живой.
С каждым днем у меня получалось все больше времени проводить на ногах. И судороги мучили все реже. И мышцы, ослабевшие от долгой неподвижности, вновь наливались силой. И я тренировалась все упорнее, надеясь, что совсем скоро окончательно избавлюсь от инвалидного кресла и смогу ходить так долго, как захочу.
Шум, раздавшийся позади, заставил меня обернуться.
— Держите его! Он украл мой кошелек! — визгливо кричала какая-то женщина. — Да остановите же его!
Она указывала на бегущего по тротуару мальчишку в темной куртке и в замызганной шляпе, сползающей ему на нос. Не знаю, как малец умудрялся видеть дорогу, но несся он так быстро, что кинувшиеся следом двое парней никак не могли его догнать. В толпе, моментально собравшейся на набережной, мелькнуло и тут же исчезло смутно знакомое лицо.
— Стой! Держи вора! — разносилось по набережной.
Я так засмотрелась на погоню, что случайно задела рычажок, и кресло резко вильнуло влево, к ограждению. Я попыталась его остановить, и толком не успела понять, что произошло. По моей шляпке чиркнул мелкий камень, я невольно пригнулась, а в следующую секунду коляску развернуло и понесло прямо к широкой лестнице, спускающейся к морю, и никакие мои попытки остановить взбесившееся кресло не помогали. Где-то в стороне слышались крики, я пыталась выбраться из скачущей по ступеням коляски, но край рукава зацепился за рычажок, и у меня никак не получалось его оторвать.
— Ну давай же! — с отчаянием шептала я, изо всех сил стараясь выпутаться из неожиданной ловушки.
Кресло опасно накренилось, колеса натужно заскрипели, чиркая металлическим ободом по камням. И тут кто-то перехватил мою ладонь, резко дернул, вытаскивая меня из ловушки, и сжал так, что я едва не задохнулась.
— Пусти! — придушенно пискнула, пытаясь разглядеть лицо то ли спасителя, то ли похитителя.
И облегченно вздохнула, услышав знакомый голос.
— Да уймись ты! И голову пригни, хочешь пулю получить?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Лукас?
— Узнала? А теперь помолчи и не мешай. Нужно выбираться отсюда.
Хольм оскалился, ухватил меня крепче, одним прыжком преодолел ступени, и припустил в сторону аккуратных домиков, выстроившихся в ряд на противоположной стороне улицы. А я вцепилась в воротник его пальто, сжала стучащие зубы и попыталась сообразить, что произошло.
