Были наказаны все без исключения. Только некоторые отделались выговором, а кое-каким родителям пришлось выложить кругленькую сумму за порчу мебели в кинотеатре. И только те, кто сбежал с мероприятия и не принимал участия в разгроме кинотеатра, были зачислены в ряды послушных учеников. После этого в кинотеатр «Родина» не допускались два года дети для коллективного просмотра кинофильмов.
Надеюсь, мой рассказ убедил тебя, что если Плохишей много, с ними нельзя справиться. И уж совсем плохо, если за ними никто не наблюдает. Пытаясь быть похожими на взрослых, они совершают совершенно бессмысленные по общепринятым понятиям поступки, которые надолго потом остаются в памяти добропорядочных граждан и будят их по ночам в кошмарных снах. Плохиш – он потому и Плохиш, что ведет себя в общественных местах вразрез с общепринятыми правилами. Любое культурное мероприятие тут же превращается в некультурное, если в нем принимает участие Плохиш.
А вот история о самостоятельном походе в театр.
Театральный дебют
Однажды в одну из школ пришла какая-то тетка и объявила, что бесплатно (!) раздает билеты в оперный театр на «Евгения Онегина». Большинство учащихся отреагировало весьма вяло, так как опера ни у кого особенного интереса не вызывала. Кто-то шутки ради сказал:
– Ну ладно, давайте!
И сразу же получил на руки билет с контрольной полосой и номерами, указывающими ряд и место. Тут до всех дошло, что билеты-то халявные (а на халяву и уксус сладкий), тетка – из благотворительной организации, а посещаемости никто не требует.
Сначала подходили по одному, потом сформировалась небольшая толпа, а впоследствии было настоящее сумасшествие, когда у тетки вырывали по два-три билета, а на вопросительный взгляд отвечали:
– Это для брата и сестры!
В общем, никто без билета не остался. Само собой разумеется, больше всего билетов урвали мальчишки, которые всегда умеют всех растолкать, и врут, не стесняясь. Учительница объявила:
– К сожалению, я не смогу с вами пойти, так что в оперу вам придется идти с родителями. Следующая тема для сочинения будет называться «Поход в театр».
Урок закончился. На перемене все побежали в буфет за булочками и обсуждать театральную тему было некогда, этим занялись во время урока. В дальнем углу класса собралась небольшая кучка отъявленных двоечников, которых можно распознать по «потрясающему» внешнему виду. Ребята явно не были знакомы с расческой и с утюгом, но зато никогда не расставались со жвачкой. У них шло совещание на тему посещения оперного театра.
И вот настал день, указанный в билетах. Перед входом в театр горели фонари, освещая запорошенные снегом ступени. У колонн тусовались джентельмены в ожидании своих дам. Некоторые пары приходили уже укомплектованными, некоторые подъезжали на автомобилях. Возле вечного огня, который располагался перед памятником «Борцам Революции», грелась кучка каких-то парней в валенках, фуфайках и шапках-ушанках.
Внимательный наблюдатель легко признал бы в них группу наших двоечников, вот только одеты они были не как в школе и вели себя так, будто в течение пяти лет полировали нары. Несмотря на внешний вид, они не привлекали к себе особого внимания, так как их можно было принять за местных бомжей.
До начала оперы оставалось около двадцати минут. Парни побросали в сугроб пустые бутылки из-под колы и направились ко входу в театр. Все они были с билетами в оперу, которые, как ты помнишь, достались на халяву. Именами в обычной жизни они не пользовались совершенно, зато каждый обладал красивой и всем известной кличкой. Эти клички вполне можно было вписывать на доску памяти: Хлыст, Панч, Кабан, Фрайер и Кирпич.
На входе их остановил вахтер: «Ваши билеты?» На его лице читалось: «Не пущу!» Однако ему было предъявлено шесть билетов. Так как законодательством не предусмотрена какая-либо определенная форма одежды для посещения оперного театра, вахтеру пришлось пропустить граждан в фойе, возможно, он совершил при этом самую серьезную ошибку в своей жизни.
Театр начинается с вешалки. Толпа из шести человек направилась в зал, но вдруг Панч, который был, наверное, самым культурным из всех, сказал: «По-моему, нам надо в гардероб!» И вправду, в театре было достаточно тепло и, если не скинуть фуфайку, можно было изойти потом от жары.
Очередь к гардеробщику была небольшая и наполовину состояла из дам, которые пахли духами и небрежно скидывали с себя дубленки и шубы. Появление ребят в костюмах колхозников произвело на толпу большое впечатление. Кто-то даже спросил: «Ребята, вы откуда?» На что получил обстоятельный ответ Кирпича: «Понимаете, мы из колонии для малолетних преступников. Весь год мы себя хорошо вели, и руководство исправительного учреждения в порядке эксперимента направило нас в оперный театр повышать свой культурный уровень…» Вопросов больше не возникало. Мало того, толпа у гардероба как-то сама собой немного раздвинулась и пропустила «шпану» вперед.
Ребята уже достаточно хорошо сориентировались в обстановке и почувствовали себя непринужденно. Хлыст снял шапку-ушанку, обнажив свою лысую голову, фуфайку с бубновым тузом на спине и, задевая локтями благоухающих дам, протянул вещи гардеробщику: «Шеф, прими пожитки! Береги их, как родную маму, а не то…»
Его первал Фрайер: «Дурень ты необразованный, гардеробщик не шеф. Шеф – директор театра, а тут еще один главный есть – это режиссер. Эх, ты! Деревня!» Ребята направились в зал, причем публика от них шарахнулась в разные стороны.
Поднимаясь по лестнице, ребята обсуждали достоинства номерков:
– Слышь, Кабан, давай номерками махнемся?
– Отвянь, Фрайер, у тебя фуфайка без карманов.
– Господа! Никто не заметил, кто пришел под номером 66?
– А в чем дело?
– У меня 99-й номерок, если его перевернуть…
– Дурак ты, Хлыст. Если номерок перевернуть, у него дырочка внизу будет.
В фойе висели фотографии выдающихся артистов оперного театра. Обсуждали их громко, чтобы всем было слышно: у ребят ни от кого секретов нет.
– Смотри, смотри, а вот эта тетка, наверно, Дездемону по жизни играет…
– С чего ты взял?
– У нее такой вид, будто ее задушили, а потом жить заставили!
– А вот, посмотри на мужика, он, наверное, статист, участвует в сценах с застольем: такая будка!
– У-тю-тю-тю-тю, ты мой миленький, а почему такие глазки косенькие?!
Занимательная беседа была прервана звонком. Вообще-то, их должно быть три, но ребята об этом не знали, так как в школе дают только один, после которого ты считаешься опоздавшим. Вся толпа рванула занимать места, как в троллейбусе.
Первым по рядам шел Кабан, наступая на ноги и вежливо извиняясь: «Пардон, не сочтите за хамство…» Следом за ним шел Фрайер и наступал на те же ноги: «Ты че ласты выставил? Прибрать не можешь? Дома потренируйся!»
Кое-как добрались до своих мест. Через несколько минут, пока делили единственный бинокль, предусмотрительно захваченный из дома Хлыстом, погас свет, заиграла музыка, поднялся занавес. На сцене появились артисты, которые начали разыгрывать роли по всем правилам оперного искусства.
Через десять минут ребята почувствовали серьезную тоску. В зале тишина, зрители напряженно слушают. Панч попробовал приколоться: «Мужик! Мужи-ик!» Мужчина обернулся. «Убери голову, у тебя папа не стекольщик!» Мужчина отвернулся и что-то с возмущением пробормотал своей даме. На сцену выбежал персонаж со странным головным убором. Кирпич показал на него пальцем и расхохотался, как в цирке. Солидарности ради остальные тоже заржали на разные лады. С других мест донеслись негодующие шепотки: «Прекратите! Вы же в театре, а не на базаре!»
Одним словом, ребята заскучали. Кабан даже вздремнул. Фрайер выдвинул мысль:
– А не пойти ли нам отсюда?
– Пойти, а то грузит очень, смотри, как Кабан дрыхнет!
На сцене вовсю разворачивались события. Ребята повставали со своих мест. Кабан проснулся, тоже вскочил и зааплодировал. Вслед за ним зааплодировали Хлыст, Фрайер, Кирпич и Панч. Зрители дальних рядов начали оглядываться, услышав несвоевременную овацию. Причем на сцене в этот момент произошло небольшое замешательство, зрители подумали, что сцена закончена, и в результате зааплодировал весь зал. «Бис! Браво! Брависсимо!» – орал Хлыст, пробираясь между рядов…
В театре было еще одно место, где компания не успела побывать, – буфет. Так как до антракта было далеко, то за прилавком одиноко скучала буфетчица. Она, позевывая, обрабатывала ногти пилочкой, время от времени отводя руку в сторону, чтобы полюбоваться на них. Увидев толпу ребят, буфетчица встрепенулась и спросила, что они желают.
Хлыст, как самый опытный, взял каждому по бутылке лимонада и по пирожному. Буфетчица выбила чек, на что Хлыст великодушно заметил: «Да ладно, мать, мы тебя прощаем». Челюсть буфетчицы стала медленно отпадать. В конце концов у нее прорезался голос: «Милиция!!!» – пронзительно заверещала она. Кабан поспешно положил на прилавок купюру: «На, только не ори. Уши заложило!» Крик тут же прервался. Буфетчица, как ни в чем не бывало, отсчитала сдачу.
