— Почему ты торчишь на этом старом складе, когда мог бы лежать на коврике у камина в Инглсайде и питаться яствами? Что это? Поза? Или навязчивая идея?
На что Понедельник отвечал лаконично:
— У меня здесь назначена встреча.
Когда поезд ушел, Рилла снова присоединилась к маленькой трепещущей от волнения Миранде.
— Ну вот, он уехал, — сказала Миранда, — и, возможно, никогда не вернется… но я его жена, и я постараюсь быть достойной его. Я иду домой.
— Ты не думаешь, что тебе лучше пока пойти к нам? — неуверенно спросила Рилла. Никто еще не знал ничего о том, как принял новость мистер Прайор.
— Нет. Если Джо может встретиться лицом к лицу с гуннами, думаю, я смогу встретиться лицом к лицу с отцом, — смело заявила Миранда. — Жена солдата не может быть малодушной. Идем, Уилфи. Я пойду прямо домой и вынесу худшее.
Однако ничего ужасного ее не ожидало. Возможно, мистер Прайор успел поразмыслить о том, что найти домоправительницу нелегко и что двери домов многочисленной родни Милгрейвов открыты для Миранды… а также, что есть такая вещь, как денежное пособие для жен военнослужащих. Во всяком случае, хотя он и сказал ей ворчливо, что она «сваляла дурака» и еще пожалеет об этом, никаких более суровых слов не прозвучало, и супруга Джо, надев передник, приступила к своей обычной работе, в то время как Сэр Уилфрид Лорье, у которого сложилось весьма отрицательное мнение о маяках как помещениях для зимнего проживания, уснул в своем любимом уголке за ящиком с дровами, радуясь, что больше ему не надо присутствовать ни на каких свадьбах.
Глава 19
«Они не пройдут»
В одно холодное, серое февральское утро Гертруда Оливер проснулась, чувствуя, что дрожит, вскочила с постели, пробежала в комнату Риллы и присела рядом с ней на кровать.
— Рилла… я испугана… испугана, как маленький ребенок… я снова видела странный сон. Нас ждет что-то страшное… я знаю.
— Что за сон? — спросила Рилла.
— Я снова стояла на ступенях веранды… так же, как в том сне накануне танцев на маяке, а по небу с востока надвигалась громадная черная грозовая туча. Я видела, как ее тень несется впереди нее, и, когда эта тень надвинулась на меня, я задрожала от ужасного холода. Потом разразилась буря… страшная буря… одна слепящая вспышка молнии за другой, один оглушительный раскат грома за другим, неистовые потоки дождя. В панике я обернулась и хотела бежать, чтобы где-нибудь спрятаться, и в этот миг мужчина в форме французского офицера взбежал по ступенькам и остановился рядом со мной на пороге дома. Его одежда была пропитана кровью, струившейся из раны в груди; он казался измученным, выбившимся из сил, но его бледное лицо выражало решимость, и глаза горели огнем над ввалившимися щеками. «Они не пройдут», — сказал он негромко и страстно. Я отчетливо услышала эти слова, несмотря на рев бури. И тут я проснулась. Рилла, мне страшно… Весна не принесет того Большого Наступления, на которое мы все так надеемся… вместо него она принесет какой-то ужасное несчастье Франции. Я в этом уверена. Немцы попытаются где-то нанести сокрушительный удар.
— Но он же сказал тебе, что они не пройдут, — серьезно возразила Рилла. Она, в отличие от доктора, никогда не смеялась над пророческими снами Гертруды.
— Я не знаю, Рилла, было ли это пророчество или слова отчаяния; этот сон все еще держит меня в ледяных тисках ужаса. Скоро нам потребуется все наше мужество…
Доктор Блайт действительно посмеялся за завтраком… но больше он никогда не смеялся над снами мисс Оливер, так как в тот же день пришли новости о начале наступления под Верденом[88], и после этого на протяжении всех прекрасных весенних месяцев обитатели Инглсайда жили в оцепенении смертельного страха. Это были дни, когда они в отчаянии ждали конца, пока шаг за шагом немцы продвигались все ближе и ближе к последнему оборонительному рубежу несчастной Франции.
— Если немцы захватят Верден, дух Франции будет сломлен, — с горечью сказала мисс Оливер.
— Но они его не захватят, — твердо заявила Сюзан, которая в тот день не могла даже есть за обедом от страха, что именно это немцы и сделают. — Во-первых, вы видели во сне, что у них ничего не выйдет… вам снилось именно то, что с самого начала говорили и говорят французы: «Они не пройдут». Уверяю вас, мисс Оливер, дорогая, когда я прочитала новости в газете и вспомнила ваш сон, я вся похолодела. Мне это показалось возвращением библейских времен, когда люди довольно часто видели вещие сны.
— Я знаю… знаю, — сказала Гертруда, беспокойно расхаживая по комнате. — Я тоже упорно стараюсь верить в свой сон… но каждый раз, когда приходят плохие новости, эта вера изменяет мне. Тогда я говорю себе о «простом совпадении»… о «подсознательной памяти» и прочем.
— Я не понимаю, как в какой бы то ни было памяти могут всплыть слова, которые еще даже не произносились, — упорствовала Сюзан, — хотя, разумеется, я не такая образованная, как вы с доктором. И я, пожалуй, предпочитаю не иметь образования, если с ним становится настолько трудно понять самые очевидные вещи. Но, в любом случае, нам ни к чему тревожиться из-за Вердена, даже если гунны его захватят. Жоффр говорит, что город не имеет никакого стратегического значения.
— Это знакомое утешение, которым нас уже потчевали слишком часто, когда наши войска терпели поражения, — возразила Гертруда. — Оно потеряло свою способность зачаровывать.
— Была ли когда-либо в истории человечества подобная битва? — задумчиво спросил мистер Мередит, когда в один из апрельских вечеров зашел в Инглсайд, чтобы обсудить новости.
— Масштабы происходящего колоссальны, — сказал доктор. — Описанные Гомером битвы в сравнении с нашими временами всего лишь мелкие стычки между несколькими горстками греческих воинов. Вся Троянская война могла быть боевым столкновением вокруг какого-нибудь форта Вердена, и военный корреспондент посвятил бы ей не более одного предложения в своем сообщении в газету. Я не верю в оккультные силы… — доктор бросил взгляд на Гертруду, — но у меня предчувствие, что исход всей войны зависит от результатов Верденской битвы. Как говорят Сюзан и Жоффр, город не имеет стратегического значения; но то, что происходит, имеет громадное значение, как битва за Идею. Если Германия победит, она выиграет всю войну. Если она потерпит поражение под Верденом, дальнейший ход событий станет неблагоприятным для нее.
— Она потерпит поражение, — сказал мистер Мередит с глубоким чувством. — Невозможно победить Идею. Франция совершает настоящие чудеса. Мне кажется, что в ней я вижу светлые силы цивилизации, оказывающие решительное сопротивление черным силам варварства. Я думаю, что весь наш мир сознает это и поэтому мы все, затаив дыхание, ждем исхода битвы. Речь идет не просто о том, в чьих руках окажутся несколько фортов или кто захватит несколько квадратных миль пропитанной кровью земли.
— Я все спрашиваю себя, — сказала Гертруда, словно во сне, — будет ли какое-то великое благо — настолько великое, чтобы стоить такой страшной цены — наградой за все наши страдания? Муки, в которых содрогается сейчас мир, — это муки рождения какой-то замечательной новой эры? Или это всего лишь никчемная возня каких-то жалких «муравьев в сияньи мириадов солнц»[89]? Мы очень легко относимся, мистер Мередит, к какому-нибудь бедствию, которое приводит к разрушению муравейника и гибели половины его обитателей. Неужели Сила, которая управляет вселенной, считает нас такими же незначительными, какими мы считаем муравьев?
— Вы забываете, — сказал мистер Мередит, и его темные глаза вспыхнули, — что бесконечная Сила потому и бесконечна, что проявляется как в бесконечно великом, так и в бесконечно малом. Мы же ни то, ни другое, а потому для нашего восприятия недоступно ни слишком великое, ни слишком малое. Для бесконечно малого муравей имеет такое же значение, как мастодонт. Мы свидетели мук, в которых рождается новая эпоха… но она появится на свет слабой, плачущей, как любой новорожденный. Я не принадлежу к числу тех, кто ожидает, что прямым результатом этой войны станет совершенно новый мир. Не так действует Бог. Но Он действует, мисс Оливер, и в конце концов Его замысел будет осуществлен.
— Здравый и традиционный взгляд… здравый и традиционный, — одобрительно пробормотала Сюзан, трудившаяся в кухне.
Ей было приятно, что мисс Оливер время от времени получает подобный нагоняй от священника. Сюзан очень любила мисс Оливер, но, на ее взгляд, та слишком уж часто позволяла себе еретические речи в присутствии священника и потому заслуживала периодических напоминаний о том, что подобные вопросы вне ее компетенции.
В мае Уолтер прислал письмо, в котором сообщил, что получил медаль «За безупречную службу». Он не сказал, за что его наградили, но другие позаботились о том, чтобы весь Глен узнал, какой подвиг совершил Уолтер. «На любой другой войне, — писал домой Джерри Мередит, — за это наградили бы Крестом Виктории. Однако командование не может сделать Крест Виктории таким же обычным делом, как те подвиги, которые совершаются здесь ежедневно».