и знаешь своё место!
– Попадёшь ко мне под пресс, узнаешь и ты своё, – злобно ухмыльнулся Иван. – Хотя вы уже не попадёте. Вас везут на заклание, братки. Срок кончается, вояки скоро вами займутся.
– А ты такой храбрый, потому что думаешь, что они не займутся и тобой? Ты такой же, как и мы, только твоё место на ссученной зоне, понял, гнида?
Иван хотел было что-то ответить, но промолчал, яростно пережёвывая свою жвачку, от которой явно осталась одна безвкусная резина.
– Ты хотел знать, – произнёс Арон.
– Чего? – сердито откликнулся зек.
– Я проходил по обвинению в массовых убийствах. Там были дети и женщины. Но на меня повесили чужие преступления. Я их не совершал.
Несколько секунд все молчали, затем тишину разорвал раскат истерического хохота всех троих.
– Да и мы тоже ничего не совершали, пацанчик, – сказал пожилой зек, отдышавшись после этого приступа. – Ничего такого, за что бы нас следовало сюда сослать. Но жизнь – скверная штука. Для кого хороша, а кому и не очень. А вот у него, – он указал на тело, – всё уже в полном порядке, и жизнь не кажется слишком тяжела.
Неожиданно его сокамерник, что был помоложе, вскинул голову в направлении кабины и заорал во всю глотку:
– Суки, остановите машину! Выпустите на волю, падлы… – он не прекращал вопить, колотить свободной рукой об борт машины и перебирать большой запас отборной ругани, когда Иван, быстро скинув с груди ремень, прижимавший его к стенке, подскочил к нему, резво перепрыгнув через мёртвое тело, и с силой ткнул рукоятью биты в лицо.
Последовал короткий вопль, и зек затих, прикрыв раненое место на лице свободной рукой, из-под которой тут же просочилась струйка крови.
– Слышь, урод, – с издёвкой сказал фельдшер, возвращаясь на своё место, – это был твой последний зуб?
– У него, может, крыша поехала, а ты его мочишь, – угрюмо пробормотал пожилой.
– Тоже хочешь? – пригрозил Иван, угрожающе проведя в воздухе битой.
Неожиданно качка и тряска прекратились, грузовик остановился. Через минуту открылась дверь кузова, и в проём осторожно заглянул Сеня:
– Эй, что вы тут расшумелись? Стряслось чего?
Иван оскалился ему в ответ:
– Всё нормалёк, Сеня. У одного просто крыша малёхо поехала. Я его успокоил.
– Ну смотрите!
– Не дергайся, Семён. Жми на газ, не слушай ничего, чем быстрее доедем, тем лучше.
Шофер кивнул и скрылся, захлопнув дверь.
– Какой-то зека взбунтовался, – пояснил он доктору, забравшись обратно в кабину. – Не стоило и останавливаться.
– Больше не будем, – согласился Туров.
Спустя некоторое время они свернули на развилке влево, и Урал продолжил перепахивать колёсами ещё более труднопроходимую дорогу, чем прежде.
– Этот просёлок ведёт прямиком к военной базе, – пояснил Сеня. – Но места тут дикие, будем надеяться, что машина справится.
– Ты уверен? Мне кажется, по этой дороге не ездили по крайней мере лет пять.
– Да ездили! – махнул рукой шофёр. – Только скорее всего, на танках или БМП. Да и потом, у них там вертолёты, не забудьте. Начальство уж точно предпочитает перебираться по воздуху, – Сеня умолк, сосредоточившись на бездорожье, тем более что приближались сумерки, сгущая устрашающие тени в непроходимом буреломе, и сквозь ветви, пожелтевшую листву и хвою деревьев пробивались последние, радующие глаз, золотистые лучики солнца, играя на лобовом стекле.
***
В кузове становилось совсем темно.
– Эй, – окликнул Ивана пожилой зек. – Может, свет включить? Темно хоть глаз коли.
– Сиди и не рыпайся, – огрызнулся фельдшер. – Скоро приедем.
Арон тихо сидел, думая о том, с каким наслаждением избавился бы сейчас от наручника, натёршего ему запястье до крови. Он посмотрел на тело Артура. Через разорванный край мешка иногда было заметно, как на какой-нибудь особенно глубокой яме подскакивала голова покойного, и жутковато поблёскивал немного приоткрывшийся остекленевший глаз, на который падал лучик солнца из узкого окна. Иногда казалось, что мертвец ожил и заговорщицки смотрит на него, словно давая понять, что он только и ждёт удобного момента, чтобы вскочить, когда солнце окончательно скроется, и в кузове наступит кромешная тьма.
Иван крякнул, когда Урал резко свернул, немного накренившись вправо, сбросил страховочный ремень, затем, держась за стенку обеими руками, медленно прошёл к дальнему борту со стороны кабины и щёлкнул выключателем. Под крышей кузова зажглась электрическая лампа.
– Ну вот, давно бы так, – одобрительно сказал пожилой. – Самому ведь небось стрёмно в темноте, а?
– Только не думай, что тебя испугался, – бросил в ответ Иван, падая обратно в своё сиденье.
Видимо, чисто механически он пошарил по боковому карману своего плаща, и на его лице отразилось изумление:
– Чёрт, где ключи?
Он быстро посмотрел на пожилого зека и встретил хищный и злорадный взгляд. Тот осклабился, показав несколько золотых зубов. Связка ключей от наручников уже давно перекочевала из кармана фельдшера к нему в свободную руку, пока Иван разбирался с его расшумевшимся сокамерником и при этом совершенно ничего не почувствовал. Оба зека уже по-тихому сняли свои наручники и теперь лишь делали вид, что всё ещё надёжно прикованы к поручню. Этого не заметил даже Арон, хотя сидел рядом с ними – опытные воры продемонстрировали завидную ловкость, отточенную за многие годы практики.
На грубом щербатом лице Ивана отразились ярость и испуг. Казалось бы, у него ещё оставался единственный козырь – бейсбольная бита с опасным шурупом на конце, и он потянулся было к ней, но обнаружил, что она лежит у самой двери метрах в трёх от него, незаметно отброшенная ногой пожилого зека, пока фельдшер полз в полутьме к выключателю.
– Ну что, сука, иди сюда, – прошипел пожилой, вставая с места и явно готовясь к жестокой рукопашной, в которой его сокамерник с выбитым зубом был готов оказать самую незамедлительную помощь.
– Мочи его, Серый, – завизжал второй, быстро вращая в воздухе своими наручниками, будто каким-нибудь средневековым средством боя.
Пригнувшись, как дикий ощетинившийся кот, пожилой перешагнул через тело, как вдруг его лицо исказила гримаса удивления и боли, столь внезапно сменившая прежнюю гримасу ярости, что даже Иван опешил, затаившись в ожидании. Зек опустил глаза и уставился на свою ногу в старом драном ботинке, которую крепко держала рука мертвеца. Его молодой сокамерник тоже заметил эту удивительную странность, вжался спиной в стену и завизжал:
– Твою мать, что за!..
Пожилой завыл, как подраненный волк, пытаясь высвободить ногу, но рука мертвеца держала его, будто в капкане. В этот момент Урал снова накренился, и зек повалился на пол, потеряв равновесие, оказавшись совсем рядом с телом в мешке. Между тем мертвец второй рукой уже разрывал мешок, и медленно наваливался на Серого. Тот попытался вырваться из
